— Эй! Стойте! — шикнула я на них, опасаясь, что сумасшедшая старуха что-то сделает малышу, если своевольничать.

Он пока доверчиво спал на руках у бабки, которая помогла ему появиться на свет, но уже ворочался и начинал кряхтеть. Он даже не подозревал, что смерть зависла над ним остро заточенным лезвием.

— Ай-яй! — взвизгнула старуха и чуть не подпрыгнула. Судя по всему, пониже поясницы ей весьма ощутимо приземлился меч из палки. — Убери сейчас же этих гадких сопляков, или я за себя не отвечаю! Вот же, везучие, черти… ничем их не возьмёшь…

— Это вы так сделали, что мальчики оказались во дворе и играли там, когда должен был появиться бешеный барс… — проговорила я в полном шоке.

В слегка безумных глазах повитухи отразилось удовлетворение.

— И у меня почти получилось от них избавиться. Эти двое достают меня который день! Они мне даже лягушку в постель подложили, фу! Это плохие, очень плохие дети!.. ой!

«Очень плохие дети» тут же бросились доказывать ей, насколько они плохие.

Малыш закряхтел сильнее, водя кулачками в пространстве и пытаясь вытащить пухлые ручонки из пелёнок.

— Бьёрн, Мэлвин, хватит, а то она уронит вашего брата! — попросила я отчаянно, и пустота сердито засопела, но послушалась. Я же обратилась к повитухе самым убедительным тоном, на какой только была способна. — А давайте вы мне сейчас отдадите моего племянника, и мы поговорим?

Старуха осклабилась.

— Я дура по-твоему, что ли? Этот пищащий комок — моя единственная гарантия того, что когда твой брат вернётся, не прикажет спустить с меня шкуру. Так что давай-ка, проваливай! Я запру дверь и посижу тут, пока Завесу не снимут с дома.

Она явно что-то знает, поняла я. Куда отправился мой брат, какие ответы он найдёт, и почему после этого и ей тоже не поздоровится. Вот и готовится заранее…

Малыш скорчил недовольную рожицу и издал первый пробный писк, намекающий, что ему не нравится всё, что происходит, и если ему не дадут вкусную маму, то мало никому не покажется.

Я дёрнулась вперёд.

Старуха нахмурилась и придвинула нож ближе к крохотному тельцу.

У меня внутри вскипела такая волна гнева, что этого я уже стерпеть не могла. За минувшие часы и правда будто что-то перевернулось во мне. Я впервые так полно и явно ощутила, что я больше не маленькая девочка по имени Ив, которая боится всего на свете. Я — друид Таарна, которому подчиняется даже сила земли.

Очень ярко вспомнилось, как мой кот колдовал, поднимая ножи в воздух. Когда чуть не пришил того рыжего придурка Торна и его дружка, что вздумали заявиться ко мне в хижину и приставать.

Это он показал мне, что для того, чтобы колдовать, не обязательны эликсиры.

Сила уже живёт во мне.

От моего гнева уплотняется, кажется, даже воздух вокруг.

— Эй, ты! Друидка! Не смотри так на меня своими глазищами! Или ты знаешь, что будет! Поди-ка прочь, не то…

Я её уже не слушаю.

Всем своим существом тянусь через разделяющее нас пространство. Ощупываю форму предмета, пытаюсь представить его твёрдость, прохладу и вес. Чувствую металл, проникаю в суть, осознаю, из-под корней каких именно гор извлекли породу, что под мудрыми и умелыми руками кузнецов Таарна обрела свой окончательный вид.

А теперь… иди ко мне!

Нож вырывается из пальцев старухи и под её возмущённый вопль несётся в мою сторону.

Правда, я все-таки не совсем опытная ещё волшебница, а тем более заклинательница ножей. Едва успеваю уклониться, потому что нож послушно понёсся прямо ко мне. А точнее, в меня.

Но я успеваю в последний момент отпрыгнуть, и с бешено колотящимся сердцем увидеть, как врезается в стену позади меня, мелко колеблясь.

Решаю, что в следующий раз так колдовать буду только после парочки уроков от своего кота. Не то хорош был бы ему подарочек по возвращении! Моё проткнутое посерединочке бездыханное тельце.

— Ах ты гадина! — взвыла старуха…

И у меня сердце уходит в пятки, когда понимаю, что это чудовище в человеческом обличье подносит моего младшего племянника к раскрытому окну.

— Стой, нет! — кричу я.

Но тут происходит что-то очень странное.

Младенец затихает на минуту.

А потом… очертания его тельца как-то незаметно плывут и меняются.

И он обращается в серебристого котёнка с мелкими тёмными пятнышками.

Который впивается остренькими маленькими зубками прямо в руку держащей его старухи.

Взвыв, она выпускает малыша из рук… но того уже подхватывают невидимые ручонки старших братьев. И тащат ко мне.

Повитуха смотрит растерянно, прижимая прокушенную руку к груди.

— Да вы… да я вас…

— Что здесь за шум?

Я оборачиваюсь и вижу на пороге Мэй. Она в чистой белой рубахе и домашней тёмно-зелёной юбке. У неё длинный мокрые тёмные волосы, которые она промокает полотенцем. Я догадываюсь теперь, как старуха всё провернула — якобы «отпустила» молодую мать помыться и предложила посидеть с младенцем. А какая мамочка откажется хотя бы на пять минут побаловать себя горячей водой, пока с ребёнком сидит надёжный человек?

Завидев маму, котёнок тут же превращается обратно в малыша. Возмущённый писк превращается в недовольный вопль.

Бьёрн и Мэлвин суют брата матери в руки и наперебой принимаются тарахтеть и рассказывать, что случилось.

По мере того, как они рассказывают, зелёные глаза Мэй темнеют. А на лице старухи появляется затравленное выражение, как у крысы, которую загнали в угол.

— Та-ак… Ива! А подержи-ка Терри.

Я послушно принимаю на руки сладко пахнущего молоком младенца. Он тут же цепляется ручонками мне за платье и принимается вертеть зажмуренным личиком в поисках того, что я не могу ему дать. На секунду залипаю на это зрелище, в сердце бьёт тёплая волна чего-то странного, чему у меня пока нет времени искать объяснения.

Потому что вокруг творится что-то невообразимое.

— Значит, малыша моего хотела… — говорит Мэй очень и очень ровным и спокойным тоном. Одной рукой гладит по голове Мэлвина, вцепившегося ей в юбку, успокаивает. Другой опирается на плечо старшего сына, который закрывает маму с отчаянным видом.

Старуха ответить не успевает.

Под зелёным взглядом хозяйки дома одна за другой взрываются половицы. От её ног — к повитухе, всё ближе и ближе. Та отскакивает во всю прыть, какую и не ожидаешь от человека её возраста. Вжимается в стену с побелевшим лицом и разинутым ртом.

Зажжённые на столе свечи вспыхивают высоким столбом пламени, а потом чернеют, оплавляются и гаснут.

Истлевают шторы на окнах, осыпаются на пол горстками пепла.

Мэй аккуратно отодвигает сыновей и делает шаг вперёд.

— Не подходи!!! — верещит старуха.

— Тихо. Ребёнка мне напугаешь, — всё так же предельно спокойно говорит Мэй. А потом вскидывает правую руку, и одеяло с постели взмывает ввысь. Бросается на повитуху, подобно живому существу, оплетает змеёй, свивает в кокон.

Да-а-а уж…

А ведь я как-то и подзабыла, почему Мэй у себя на родине скрывалась от Ордена Безликих. И кто именно помог Арну и Гордевиду победить Архимага Империи. Сила этой хрупкой миниатюрной женщины — сила страшная и разрушительная, которую как-то и не подозреваешь, зная её милый и добрый характер. Она никогда ею не пользуется. В Таарне никто даже и не знает, какое грозное оружие на самом деле привёз себе Арн из Империи в качестве жены.

— А вот теперь поговорим, — добавляет Мэй.

Отправляет старших детей спать. Будничным жестом забирает у меня из рук младшенького, присаживается на краю постели и начинает его укачивать. Пока смертельно напуганная повитуха взирает на неё, как на чудовище из преисподней, из своего кокона. Рот ей Мэй предусмотрительно спелёнывать не стала.

Я выдёргиваю из стены ножик, аккуратно кладу его на стол у окна и напускаю на себя вид отъявленной злодейки.

— Да, точно, поговорим!

Старуха совсем сникает.

Мы с невесткой переглядываемся. Ну а что! Не всё же мальчикам нас спасать. В кои-то веки тоже сделаем что-то полезное, пока они шатаются там не пойми где по своим опасным делам, в которые нас не посвящают.