— Потому что я не желаю больше это продолжать! Так что уходи уже поскорее… Что тебя тут держит? Я же все равно для тебя пустое место. Вот ты для меня — нет, хоть даже и невидимый. Иронично как, да? А ты мне даже имени своего, и то не сказал, — мой голос дрогнул. Что я такое говорю? Совсем не то же собиралась. Но почему-то прорвались мои истинные мысли и самая глубокая, больше всего ранившая обида.

Нет! Так дело не пойдет. Я должна во что бы то ни стало добиться, чтобы он ушёл до того, как станет поздно.

— Поэтому хватит. На этом — всё. Я решила, что наши пути разойдутся здесь.

Я закончила твёрдо, как должна была. Выпрямилась, глядя в окно невидящим взглядом, на тёмную гряду далёких гор над лесом. Всё-таки я молодец. Наверное, учитель бы сейчас мною гордился. Я наконец-то приняла свою судьбу, как должна была. И пусть они с Арном даже не заговаривают со мной никогда ни про какие замужества. Моя жизнь будет посвящена Таарну. Так, как велит друидам древний обычай, всецело и полностью. Да и не может быть счастливо никогда простым земным счастьем тело, из которого вынули сердце и унесли.

Тишина замирает на одно бесконечно долгое мгновение.

А потом я наконец-то слышу, как ходит кот.

Потому что эти тяжёлые удаляющиеся шаги для меня каждый, как удар.

Обхватываю себя за плечи. Трясёт. Холодно.

Скрип двери. Значит, уходит. В этот раз на самом деле, по-настоящему.

И чего ты ревёшь тогда, идиотка? Ты же этого хотела.

— Зо́ртаг.

Вскидываю голову. Я так давно не слышала этот голос, что успела забыть.

Оборачиваюсь и застываю.

Медленно-медленно проявляется высокая массивная фигура на пороге. Стоит спиной ко мне. Полностью обнажённый, и темный силуэт его очерчен лунным светом, падающим из-за открытой двери.

Взгляд мой цепляет жадно каждую черту — и разворот широких плеч, и гордую линию спины… не могу отвести глаз, не могу насытиться.

Мой чужак скоро уйдет, это мгновение не повторится никогда. Какой же он… красивый, как мой самый грешный сон. Который теперь развеялся, и пора просыпаться.

— Зо́ртаг, — повторяет он, и я вздрагиваю. — Моё имя. Сбереги его… Ив.

И всё-таки уходит — прежде, чем я соображаю, что ответить.

Чем я вообще оказываюсь способна включить голову и понять, что сейчас только что было.

А он мне имя своё назвал.

И вернул обратно магию невидимости — мой дар.

Но даже не обернулся напоследок.

Зортаг…

Зортаг…

Зор.

Шепчу это имя беззвучно — и улыбаюсь в темноте сквозь слёзы, застилающие взгляд.

Спасибо! Я буду беречь твоё имя, как самый драгоценный прощальный подарок.

На следующий день я снова пытаюсь научиться жить.

Готовлю завтрак.

Долго сижу за полной тарелкой, забывая есть. Потому что пялюсь в пустоту перед собой. Срываюсь с места и уношу пустой стул в кладовку, чтобы его больше не видеть.

Возвращаюсь, сажусь обратно.

В моей маленькой кухне очень тихо. Раньше тишина была другой — наполненной, живой, тёплой. Сейчас по-другому, и эта разница ощущается кожей. Сейчас я по-настоящему одна.

Так и не съев ни куска, решаю занять мозг чем-то, чтобы не сойти с ума от мыслей, которые кружатся в голове безостановочно.

Отправляюсь в подвал, в лабораторию. Зажигаю свечи.

Растерянно смотрю на стеллажи с результатами моих экспериментов, на стол в центре комнаты — и понимаю, что мне не хочется продолжать. Ведь всё, что я могу, это вспоминать. Вот здесь, на лестнице, я отвлекала его поцелуем. Вот здесь мы вместе готовили зелье. Где-то посреди реторт до сих пор валяется шерстинка барса, которую я собиралась исследовать.

Какая же я жалкая.

Так старалась уверить себя в том, что древние были правы, и друидам нельзя любить и заводить привязанности, потому что это отвлекает от работы. Что одинокий человек будет тратить все силы и всю энергию на дело. А теперь вдруг оказалось, что радость от присутствия рядом кого-то другого, кого-то близкого, наполняла бьющей через край энергией и рождала во мне такой неукротимый творческий огонь, что я, наверное, горы бы свернула, будь мой чужак сейчас рядом. Просто рядом — и всё.

А вот теперь этот огонь погас, и я ничего не хочу.

Это снежные барсы живут в горах в одиночку и встречаются только, чтобы спариться. Но люди — не снежные барсы. Когда мне было лень готовить для себя одной, я вспомнила, с какой радостью готовила, когда он был рядом и поняла, что потребность заботиться в человеке, наверное, ещё сильнее, чем потребность, чтобы заботились о тебе. Может, какой-то древний инстинкт. Может, только поэтому и выжили мы когда-то — слабые существа без когтей и зубов, любой дикой кошке на один укус.

И вот теперь мы научились строить дома и закалять мечи. Изобрели деньги и торговлю. Мы стали в состоянии прожить одни.

Но древний зов крови никуда не делся.

Мы так и не превратились в снежных барсов. Мы остались людьми.

И вот теперь меня всю ломает изнутри от того, что любимого человека нет рядом. Даже если я не видела его без флёра невидимости так давно, что почти забыла выражение глаз.

Как сомнамбула выхожу во двор. Огород весь зарос.

Новое осознание — моим растениям без меня лучше. Я постоянно вмешивалась, выпалывала, подстригала что-то, рвала для собственного удовольствия и потому, что мне так казалось красивее… но вот всего несколько дней как я забросила все домашние дела, и оказалось, что природа заполнила эту пустоту и создала нечто, намного красивее в моём одичавшем саду.

Поэтому я стою посреди грядок, опустив бессильно руки, и снова не знаю, что мне делать и чем заняться. В голове абсолютная пустота. Кажется, я потерялась и не знаю, как найти себя заново.

Вздрагиваю, когда скрипит калитка.

Резко оборачиваюсь… и когда вижу входящего за ограду брата разочарование так велико, что слёзы, которым я запрещала появляться, градом катятся из глаз.

— Иви! Ив! Сестрёнка, ты чего?..

Арн подходит ко мне в несколько широких шагов, сгребает в охапку и прижимает к себе до хруста костей.

— Я… всё хорошо. Я просто… забери меня домой. Больше не хочу быть одна.

Пока идём, Арн убалтывает меня рассказами о том, как там его Мэй, как её самочувствие, что из-за живота ей совсем трудно стало ходить, а значит родов ждут со дня на день, как там двое его старших малышей, а ещё что он построил новое деревянное здание для того, чтобы с удобствами расположить всех барсов, которые живут с ним и его работниками.

Мой брат с семьёй живут чуть поодаль от деревни в большом доме, который он построил, когда его семейство и ближайшие соратники перестали помещаться в отцовском. Барсы у них особые, ездовые, да ещё и на охоте помогают, такие выкармливаются с детства охотником, живут с ним и чуть ли не спят рядом, поэтому становятся почти что членом семьи.

Я знаю, у меня самой когда-то была такая. Я отпустила её, когда она встретила свою пару и завела котят. Живёт теперь в усадьбе Арна, и теперь я смогу видеть чаще старую подругу. Это должно меня порадовать, но радоваться почему-то не выходит. Как будто у меня сломалось что-то в душе, что-то важное. И пока я не пойму, как починить, ничего не будет получаться.

Когда Арн замолкает, видимо устав от односторонней беседы, я решаю из вежливости всё же отозваться.

— Неужели это все новости? Так быстро закончились?

Это моя неловкая попытка пошутить. Арн на неё не ведётся, продолжает смотреть на меня хмурым взглядом. Осторожно убирает ветку с моего пути, потому что я чуть не выколола себе об неё глаз. Потом в последний момент успевает схватить за локоть, когда я не замечаю древесного корня под ногами.

— Вообще-то есть ещё одна. Я долго думал, говорить тебе или нет… Но ты же всё равно узнаешь рано или поздно. В горах нашли тело.

У меня куда-то обрывается и падает сердце. Во всяком случае в груди его больше нет. Ни единого стука. Мёртвая пустота.