Слышу обречённых вздох.

А потом на коврик на полу плюхается тетрадь. Моё запястье бесцеремонно хватают железным обручьем, тянут вниз. Вынуждают сесть рядом.

Я механически повинуюсь. Что ему ещё от меня надо?

Перо чертит летящие строки по бумаге.

«Господи, Ив! Ты и камень разжалобишь. Сил моих никаких больше нету»

«Спрашивай»

«Но предупреждаю, отвечу не на все вопросы»

Я сижу на коврике, подогнув под себя ноги, а в голове — полная каша. Столько всего о нём хотела узнать, но вот теперь, когда мой котик наконец-то готов ответить, не представляю, с чего начать. И честно говоря, даже как-то не верится. Неужели и правда расскажет, без подвоха? Не похоже на него.

Подпираю ладонью щёку и смотрю как дура на чистый лист и застывшее в ожидании перо. Ну и какой же из сотен вертевшихся в голове все эти дни вопросы задать? Вот же вредный кот! И стоило сначала онеметь, чтоб решить наконец-то начать разговаривать⁈

Ну ладно, начнём с главного.

— Как тебя зовут?

«Следующий вопрос».

Ах, вот значит, как! Злюсь и отворачиваюсь. Невидимка терпеливо ждёт, ничего не пишет больше, но и не уходит. Зараза.

Вот ведь…. И не стыдно же ни капельки! Я ему жизнь спасла! Дважды, между прочим! А он…

И что такого в его имени? Почему мне нельзя его слышать?

Я что, его… узнаю, если услышу? И что будет, если узнаю?

Отчаянно злюсь, но пытаюсь выровнять дыхание и успокоиться. Так, что там ещё у меня было… И клянусь, пусть только попробует ещё раз не ответить!

— Сколько тебе лет?

«Двадцать восемь».

В этот раз хотя бы ответ быстрый. И наверное, надо было мне вдохновиться и продолжить спрашивать что-то такое же нейтральное, чтоб побольше разузнать хоть по мелочам, ну там, любимый цвет, любимая еда на завтрак… но с губ срывается совершенно другое.

— У тебя есть семья?

«Следующий вопрос».

Вот и поговорили. Семья, значит, у него есть, да⁈

Мои уши немедленно начинают гореть.

Вскакиваю и пытаюсь уйти.

Тихий смех, цепкие пальцы хватают меня за локоть, силой усаживают обратно. Всё ещё сержусь, мне хочется схватить веник и прибить наглого котяру к чёртовой матери, чтоб не шлялся где попало, а отправлялся обратно к этой своей… семье… но краем глаза не могу не следить, как размашистый почерк выводит летящие строки:

«Жены нет, не волнуйся».

Потом, посмеиваясь, добавляет:

«Детей тоже».

Перо застывает в воздухе еще на мгновение, и дописывает:

«Насколько мне известно».

Нет, мне однозначно нужен веник! Желательно, из крапивы. Как удачно, что кое-кто любит ходить без штанов!

Сердито выдираю локоть из цепкой лапы. Лапа перехватывает меня за талию и подтягивает ближе. Кончиком носа меня примирительно бодают в висок. Я отпихиваю от себя наглую морду и по-прежнему дико злюсь.

Надо бы, конечно, перевести разговор на что-то чуть более насущное, типа того, почему ты хочешь загрызть моего брата, но ничего не могу с собой поделать, меня уже несёт.

— А эти, как их… — Вспоминаю, о чем он спрашивал меня в нашу первую встречу. Я-то на все вопросы отвечала честно, без утайки! Дура набитая, что ещё сказать. — … Невеста? Возлюбленная, «по которой сохнешь с детства»?

«Вот такой ерундой никогда не страдал» — пишет подрагивающее от смеха перо.

Пару минут просто сижу и пыхчу в пустоту, как закипающий чайник.

Пустота терпеливо ждёт, пока я остыну.

Так, ладно! А то передумает ещё отвечать.

Что б такое ещё спросить-то… пока у него настроение хорошее… Даже слишком, подозрительно хорошее у него настроение! Наверное, оно у него прямо пропорционально ухудшению моего.

Ну всё, держись! Сам напросился. Нечего было меня злить.

— Зачем ты здесь? — спрашиваю обвиняющим тоном. Пытаюсь сурово упереть взор в то место, где у пустоты, предположительно, должны быть бесстыжие серебряные глаза.

«Следующий вопрос. Вот ведь любопытная!»

— Сам разрешил. Теперь не жалуйся. И учти, это только начало! Ты у меня до утра будешь на допросе, а если продолжишь в том же духе уворачиваться от ответов — ночевать точно отправишься на коврик у двери! — немножко выплеснув злость, привожу мысли в порядок. Раздражённо дёргаю плечом, которое кое-кто успокаивающе целует. — Не отвлекать! У тебя этот номер больше не пройдет, учти! Так, что там у меня дальше по списку… Хм. Вот. Ты… пришёл сюда надолго?

С замиранием сердца жду ответа.

Перо зависает, кот думает, моё сердце пытается через пень-колоду хоть как-то справляться с прямыми обязанностями.

«Не знаю. Зависит от того, добьюсь ли целей своего путешествия».

Перо останавливается. Он хочет ещё что-то добавить? По бумаге расплывается клякса… я жду, всё сильнее утопая в своей тревоге, как муха в паутине.

«И не поменяются ли они в процессе».

— Я могу тебе чем-то помочь?

«Вот глупышка. Если бы ты их знала, не предлагала бы».

Сжимаю руки в кулаки. Что-то мне подсказывает, что в общих чертах я догадываюсь.

— Тогда… Я могу сделать что-то, чтобы ты все-таки изменил свои цели? Чтобы… твоё присутствие здесь не причинило никому вреда? Не заставляй меня становиться предательницей своего народа! Я не хочу, чтобы оказалось, что я… спасла врага.

Молчит. Медлит.

Горячая рука ложится мне на запястье, туда, где пульс. А он у меня частит, как у зайца.

«Это что-то изменит? Если я окажусь врагом?»

Теперь с ответом медлю я. Мне вдруг становится страшно.

А по бумаге уже летит следующая строчка.

«Что ты сделаешь, малышка Ив, если так? Сдашь меня?»

Это слишком пугающий для меня вопрос. В какой момент я стала тем, кого допрашивают?

Время утекает, а я по-прежнему не понимаю, как выпутаться из этого ужасного положения. Мне одинаково невыносимы обе мысли — что мой чужак может причинить вред кому-то из людей, которых я люблю — да и просто кому-то из народа, который вверен моему попечению как друиду… и мысль о том, чтобы кому-то его «сдать».

Выдираю руку из его пальцев. Он послушно отпускает. А мне так хотелось, чтоб не пустил.

Закипают непрошенные слёзы. Отираю их зло кулаком, подтягиваю колени к груди. Запрокидываю лицо, чтобы загнать дурацкую жидкость обратно.

Слышу вздох.

«Прости. Успокойся, не реви только. Я и так знаю ответ на этот вопрос. Ты уже меня не выдала»

И слово «уже» — подчёркнуто жирной чертой.

Я всхлипываю.

Он комкает бумагу, сжигает прямо в воздухе. Снова уничтожает следы своего присутствия здесь.

А потом… откладывает перо в сторону и обнимает меня.

Утыкаюсь лицом в невидимку. Кажется, куда-то в шею. Чувствую рядом, под кожей, пульс. И его, в отличие от моего — ровный, гулкий, размеренный.

Гладит меня по волосам.

Дрожащим, прерывающимся голосом пытаюсь объяснить. Достучаться. Чтобы понял.

— Не хочу, чтобы из-за моей доброты случилось что-то ужасное. Если так… если ты и правда враг… если соберёшься сделать что-то недоброе… убей меня первой, чтоб мне не пережить этого позора. Обещаешь?

Обеими ладонями стискивает мою голову, путаясь в волосах. Зло, почти до боли. Жалит поцелуями. Скулу, щёку, губы… солёные от моих слёз, и теперь он знает, каковы на вкус мои слёзы.

Я без слов понимаю, что хочет сказать.

Что я дура.

Чтоб даже не думала о таком.

Но как я могу не думать?

Если он сам признался, что может быть врагом.

Я же узнала его акцент.

Маг.

Из Империи.

Это не означает ничего хорошего.

Кажется, я совсем-совсем запуталась, и уже не понимаю, где белое, а где чёрное. Кажется, что отныне любой мой поступок будет так или иначе неправильным, что бы я ни выбрала.

Знаю только, что когда снова безошибочно нахожу его пульс и, уткнувшись туда, в шею, губами, замираю в нашем неподвижном объятии — этот пульс больше не так спокоен, как раньше. Значит, ему всё-таки не всё равно? Его ладонь на моей спине лежит тяжело и властно, а потом движется вверх, зарывается в волосы на моём затылке, прижимает тесней.