Где-то в стороне раздался мягкий шорох кошачьих лап. Бросив туда взгляд, я увидел бегающую по паркету полосатую кошку и понял, что стоящая за нами Дзюнко умудрилась притащить в офис свою любимицу, пока мы красили фигурки.

Гурудзи подошёл к стульям, встал на колено и принялся читать:

— Я, монах Икэясу, отрекаюсь от стальных шестерёнок, металлического света и холодных роботов. Прошу принять меня в мир тепла, лунного сияния и кошачьих лап. Я признаю госпожу Нэки, чья душа свободна, как ветер. Более никогда я не буду почитать Токи, и да вернётся она в холодный мир проводов, незваная, как пришла сюда.

Мне стоило огромного труда сдержать смех, пока монах читал неизвестно кем и как выдуманную инкантацию, но когда он поставил покрашенную кошку на алтарь и посмотрел на меня, я понял, что пришла моя очередь позориться. Я повторил заклинание и, как мне показалось, даже не перепутал слова, затем поставил свою фигурку рядом с принесённой Гурудзи и вопросительно посмотрел на него — мол, а дальше-то что?

— Теперь разбей своего прошлого идола, — прошипела Ю-тян и поставила перед нами две фигурки пластиковых роботов. — Разбей и выбрось их в чашу с водой, чтобы очиститься от прошлого.

Мне безумно хотелось закричать «да что за цирк вы здесь устроили?», впрочем, люди вокруг были серьёзны, словно на работе. Я разломил робота на две части и бросил его в воду. Ю-тян трижды позвонила в колокольчик. Дзюнко в маске подошла к нам, вооружилась кисточкой и принялась малевать пастельной краской кошачий глаз на лбу у Гурудзи, затем повернулась ко мне.

— У меня костюм, — попытался возразить я, но непреклонная девчонка заставила меня согнуться и подставить лоб.

— Лунное касание должно снизойти на тебя, — пропела Дзюнко. — Не беспокойтесь, продюсер-сан. Теперь всё будет хорошо.

Мой лоб украсился кошачьим глазом, и в воздух запахло химическим запахом краски.

— Вы свободны, — прошипела Ю-тян. — Теперь вы оба — наши кошачьи братья.

— Значит, мир? — спросил я, облегчённо выдохнул и вышел из роли. — Больше никаких покушений на убийство?

— Можешь жить, додстер, — согласилась гяру из-под маски. — Я разрешаю. Но если ты ещё хоть раз обидишь Томоччи…

Дослушивать, что там грозит, если я обижу свою подопечную, я не стал и выбежал из зала, радуясь, что фарс наконец-то закончился.

Пятно от золотой краски никак не желало сходить со лба, и примерно в два часа ночи я смирился с тем, что завтра буду выглядеть как полный дурак. В офисе никого не осталось; куда убежал Гурудзи, я так и не понял, а девочки убрали импровизированный алтарь и замели все следы церемонии, пока я пытался смыть с себя краску. Я замотал себе лоб повязкой, отчего стал похож на пилота-камикадзе, взглянул на часы и понял, что домой сегодня не попаду. Я выключил свет, аккуратно повесил костюм на спинку дивана и улёгся спать. Заснуть, разумеется, мне удалось вовсе не сразу: в стенах кто-то копошился, а за окном стрекотали сверчки. Я спрятал голову под подушкой и чуть не обмер от страха, когда мне кто-то вскочил на грудь.

— Что за!.. — вскрикнул я и вскочил с дивана.

В темноте блеснули глаза, и с громким топотом животное метнулось в сторону. Дрожа от страха — не каждый день тебя будит невесть откуда взявшееся животное, я дополз до выключателя, включил свет и принялся искать виновницу кошмара. Кошка нашлась под шкафом: я узнал в ней миссис Коготок, любимицу Дзюнко и главную героиню её социальных сетей.

— Значит, если ты здесь, то и хозяйка где-то рядом? — спросил я кошку.

Мурчащее животное отвечать отказалось. Я накинул пиджак, прошёлся по офису, но девчонки нигде не было, и я решил разобраться с этой проблемой наутро, клятвенно пообещав себе, что в следующий раз не испугаюсь, если на меня прыгнет животное.

Снилась мне, как ни странно, не миссис Коготок, а Томоко, причём в купальнике с распущенными волосами, сжимая в руках стойку микрофона. Она стояла посреди зала, и призывно звала меня:

— Хошино-сан! Хошино-сан!

Я пошёл на её голос, но Томоко словно уплывала от меня вдаль, растворяясь в темноте. Сверху девушку осветил луч прожектора. Она потянулась ко мне руками и закричала:

— Вы обещали, что сделаете меня звездой, Хошино-сан! Самой популярной айдору Японии! Но вы… вы…

Голос Томоко дрожал, будто она рыдала. Откуда-то из-за сцены к ней потянулись тёмные щупальца, обвили её и потащили в темноту.

— Вы обещали, что сделаете меня звездой, Хошино-сан, — повторялся Томоко. — Но вы нарушили своё обещание. И теперь я пропаду. Моя мечта пропадёт. Так пропали миллионы девичьих мечтаний. А вы будете жить с этим позором всегда, до конца своих дней…

— Нет! — закричал я и побежал вперёд, но щупальца в темноте ухватили и меня за ноги. — Я всё сделаю, любезная Томоко! Я непременно помогу вам!

— Поздно, — прошептала она, растворяясь во тьме. — Мне уже никто не… поможет…

— И во всём этом виноват ты, ты, ты, лишь только ты, — засмеялся из тьмы нескладный хор голосов. Я узнал в них голос Намии, Джеймса, Гурудзи, девушек из Мориямы, среди которых фальшивой скрипкой выделялся писклявый голос Токиминэ. — Ты, ты, ты!

Я вздрогнул и проснулся. Из окна светило утреннее солнце. Я протёр глаза и понял, что в комнате не один. Возле обеденного стола стоял Токиминэ, чьи очки съехали на самый кончик носа, и менеджер пищащим голосом выговаривал девчонке:

— Ты! — кричал Токиминэ. — Ты же знаешь, что у меня аллергия, чёрт побери, на кошек! Ты принесла её сюда, чтобы что?

— Простите, продюсер-сан, — почти плача, оправдывалась Дзюнко. — Простите. Но мне нужно было вернуться к тёте, и я не могла увезти её домой. Я сегодня же уйду пораньше и увезу миссис Коготок. Простите меня, пожалуйста, продюсер-сан…

Я почувствовал жёсткую необходимость помочь девочке, которая принесла кошку в офис ради меня:

— Это, конечно, большая проблема. Дзюнко, ты поступила неосмотрительно, поэтому за миссис Коготок сегодня отвечаю я. Токиминэ, ты ведь сегодня в офисе не на целый день?

— Мне нужно везти Аянэ на съемки для открыток, — пропищал продюсер, — и я надеялся отдохнуть, прежде чем отправлюсь смотреть на самодовольные лица этого сброда фотографов. Но, видимо, не судьба. Кажется, я умру от аллергии, и в моей смерти виноваты будете…

Я предложил Токиминэ выбор: либо я запру кошку в туалете до его отъезда, либо дам ему пятьсот йен, и пока Аянэ собирает вещи, он ждёт её в кафе напротив, попивая кофе. Наглый продюсер потребовал у меня и то, и то. Баловать его мне не хотелось, поэтому я вытащил миссис Коготок из-под дивана (животное оказалось на удивление милым и даже ни разу не попыталось меня исцарапать), вынес в коридор и принялся искать какую-нибудь пустую комнату, где кошка ничего не перевернёт.

— Можно оставить её ненадолго в старой костюмной, — догнала меня Дзюнко и принялась гладить мурчащего у меня на руках зверя. — Я так делала уже. Только ненадолго, а то миссис Коготок начнёт скучать. Хотя, — задумалась девочка, — пока у меня нет дел, то пойду-ка я и пофоткаю её в разных нарядах. Давно я её не фотосессировала.

Я оставил молодую айдору вместе с кошкой миссис Коготок и отправился встречать Томоко. Моя депрессивная подопечная появилась вовремя; гудение чёрного автомобиля я услышал сквозь несколько стен, несмотря на тщательные попытки миссис Коготок проскрести запертую дверь.

— Что с вами? — всплеснула руками Томоко. — Вы где-то поранились?

Я решил, что знать Томоко о моих ночных приключениях не стоит, и отшутился: мол, испортил новомодную причёску и не хочу, чтобы рваные волосы кто-то видел. Томоко удовлетворилась моим объяснением, и когда я проводил её в комнату для прослушиваний, вела себя подозрительно позитивно. Когда я спросил, готова ли она работать над тем, чтобы реализовать свою мечту, она рассказала мне, что ночью ей приснился приятный сон о том, как она стоит на сцене, на неё смотрят миллионы людей и скандируют имя Принцессы Июнь, а впереди стою я в костюме, поддерживаю её выступление и размахиваю цветными палочками.