Последние слова Томоко истолковала как призыв и бросилась ко мне на шею. Я не успел испугаться, как огромная девушка повисла на мне и принялась поглаживать меня по спине, мурлыча непристойности: «Я не пьяна, я полностью понимаю, что я делаю, поэтому давайте, давайте, давайте, милый Рюичи!». Мне стоило гигантского труда вырваться из её объятий, взять мягкую ладонь Томоко в свои руки и, глядя ей в глаза, сообщить, что любое продолжение, пока мы связаны рабочими отношениями, невозможно:

— Дело не в том, что я хочу вас оскорбить, Томоко-сан, — заявил я. — Мне очень нелегко сдерживаться. Но у меня есть принципы и профессиональная гордость, и я ими не торгую.

Разумеется, про принципы я соврал. Намного сильнее меня смущала перспектива того, что в комнату девушки заглянет её отец-якудза, прикажет охране меня связать, после чего сядет в автомобиль и отправится на гору Фудзи. Или в Антарктиду, кто этих якудза разберёт.

— Вы правы, профессионализм, — сказала заплаканная Томоко, отстраняясь от меня. — Простите, пожалуйста. Вы правы. Правы, как никто, и я не чувствую в ваших словах никакого дьявольского искуса или обмана, Хошино-сан. Скажите, вы же не против, если я вернусь на работу завтра? Я буду делать всё, что вы говорите, но сегодня позвольте мне прийти в себя. Нервы у меня ни к чёрту.

Я убедил Томоко в том, что её отсутствия никто не хватится, и сказал, что буду ждать её завтра, в восемь утра. Довольный собой, я направился к выходу. Проходя мимо стола Томокоо, я заметил на полке маленькую фигурку чёрной кошки с белым пятном на спине:

— Скажите, Томоко-сан, а где вы взяли эту игрушку?

— Не помню, — ответила она. — Вы хотите её взять? Забирайте, я не против.

Я спрятал кошку в карман и отправился назад в офис Shining Star. Всю дорогу я изучал статьи на сайтах музыкальных журналов о том, как эволюционировал концепт айдору, начиная с восьмидесятых: я решил, что где-нибудь в прошлом прячется ответ на загадку, какой образ подойдёт Томоко. «Нужно искать что-то вроде грустной принцессы», — подумал я, но грустных принцесс в интернете не находилось, а вот весёлых — хоть завались. Ближе всего к ответу подобрались исполнительницы «городской поп-музыки» — грустных синтетических аккордов, навевавших ностальгию по никогда не прожитым временам. Я послушал стародавние хиты вроде «Оставайся со мной», и с сожалением заключил, что делать из Томоко поп-певичку в стиле, популярном двадцать лет назад, не нужно ни мне, ни Намии, ни самой Томоко. Тем не менее, сити-поп мне вполне зашёл: я подписался на парочку плейлистов и принялся расширять своё музыкальное образование.

Гурудзи встретил меня у входа в офис. Прогнивший монах светился от радости, будто его поцеловала Звёздная Принцесса:

— Я нашёл кошку! — сообщил он и достал из кармана маленькую фигурку, напоминавшую ту, что я стянул у Томоко, с той лишь разницей, что его кошка была рыжей, а моя — чёрной с белым пятном. — Продам её тебе за пятьсот йен.

Я послал прогнившего монаха к чёрту и спросил, узнал ли он детали обряда.

— А то, — ответил он, надувшись от гордости. — С тебя пятьсот йен за кошку и ещё пятьсот — за детали. Итого тысяча.

Я пообещал заплатить с зарплаты в следующем месяце и пихнул монаха вперёд — мол, показывай. Ю-тян за стойкой не оказалось, и пока Гурудзи бегал по кабинетам в поисках сумасшедшей гяру, я осмотрел её стол. Из верхнего ящика я выудил тот самый канцелярский нож и спрятал его в карман, в ящике пониже обнаружилась упаковка металлических шпилек, а под ним — набор инструментов. Я покрутил в руках отвёртки, плоскогубцы и молоток, на головке которого запеклась красноватая ржавчина, будто от крови, и подумал, что сбежать из Shining Star без зарплаты, пока шкура цела — не самый плохой вариант, но Гурудзи высунулся из зала и поманил меня рукой:

— Сюда, быстрее!

Ю-тян обнаружилась лежащей на импровизированной кровати из сдвинутых стульев. Она запихала под голову сложенные сценические костюмы Мориямы и ворочалась, немилосердно их сминая. В руках Ю-тян держала телефон и, судя по вскрикам «Да есть же!» и «Покажи что-нибудь ещё!» то ли вела, то ли смотрела трансляцию в смол-токе. Я шепнул Гурудзи, что он выбрал не лучший момент, но он решительно подошёл к гяру и плюхнулся на стул, едва не завалившись на неё саму. Делать было нечего; я обошёл Ю-тян с другой стороны и сел рядом, держась от неё подальше и сжимая в руках кошку. Увидев меня, девица скорчила яростную рожу и дёрнулась подняться, но монах прижал её рукой:

— Мы пришли с миром, Няндору-сама.

— Чего? — изумилась Ю-тян. — Откуда ты знаешь моё им…

— Это неважно, — сделал Гурудзи гипнотический пасс, достал из кармана кошку и показал мне, чтобы я сделал то же самое. — У меня есть много друзей среди духов. Важно лишь, Няндору-сама, чтобы вы вырастили Лунный Сад.

— Я ненавижу вас обоих, — прошипела Ю-тян. — Но правила есть правила. Сегодня. В зале звукозаписи. У вас будет только один шанс. Не пропустите его.

Когда мы выбрались из комнаты, Гурудзи объяснил, что обряд называется «Переход через лунный мост», его проводят исключительно в полночь в присутствии высокопоставленных жрецов Нэки (я хихикнул, представив Ю-тян в костюме жрицы), и это означает, что ночевать нам сегодня придётся в офисе.

— А пока нужно ограбить склад, — сказал прогнивший монах, ничуть не смущаясь своих криминальных наклонностей. — Ищи любые краски. Нам нужен жёлтый пастельный цвет.

Краски (грязноватая и засохшая гуашь) обнаружились в дальнем углу склада с костюмами аккурат между декорациями в виде персиковых деревьев. Я спросил Гурудзи, на кой чёрт нам вообще пришлось дышать пылью и рыться в древнем мусоре, и он объяснил: фигурку кошки нужно покрасить вручную, причём в цвета, которые не имеют ни единого металлического оттенка. Мы провозились несколько часов, мазюкая кошек кисточками, пока я наконец не психанул, развёл краску в одноразовой жестяной ванночке для соевого соуса и опустил туда кошку, покрыв её пастельным цветом с ног до головы. Гурудзи последовал моему примеру, оставил фигурку сушиться и сбежал в соседний магазин за едой:

— Нужно быть готовым ко всему. Вдруг мы здесь заночуем?

Я снабдил его тысячной купюрой и подчеркнул, что больше ему ничего не должен. Пока прогнивший монах бегал по вечернему Токио, я прогулялся по офису и с удивлением обнаружил, что в комнате для звукозаписи творилось что-то мистическое: из-за запертой двери доносились звуки, будто кто-то двигал мебель, причём внутри явно было больше одного человека. На всякий случай я решил проверить, не потерялся ли тот канцелярский нож, который я стянул днём у Ю-тян.

Гурудзи принёс суши, которые мы тут же принялись жадно уплетать. Я поделился с ним проблемой Томоко: мол, образ есть, а исполнительнице он не подходит, но прогнивший монах только отмахнулся и притворился дураком: мол, сценические вопросы — это не по его части. Намёк я понял и более его не тревожил.

В полночь он ткнул меня в бок: оказалось, что я заснул на столе, просматривая клипы айдору из нулевых.

— Пора, — сказал Гурудзи. — Кошку не забудь. Кажется, нас ждут.

За дверью нас ждала жрица — точнее, девчонка, наряженная в украденный со склада костюм жрицы, кошачьей маске и амулетом в виде кошачьей лапки. Приглядевшись в полумраке к её фигуре, я понял, что это Дзюнко. Она церемонно поклонилась и приложила палец к тому месту, где на маске был рот — мол, молчите, и следуйте за мной.

Зал для прослушиваний был залит тусклым светом от новогодней гирлянды, которую протянули вдоль стены. Посреди зала стояли три водружённых друг на друга стула, и сверху на них блестела фигура кошки размером с настоящую. Я едва подавил смешок, когда увидел за стульями Ю-тян, обряженную в платье жрицы, которую, впрочем, выдавали торчащие из-за маски пергидрольные волосы.

— Призываю дух Нэки в присутствии свидетельницы, — проскрипела Ю-тян и трижды позвонила в маленький колокольчик. — Свидетельница перехода: миссис Коготок.