Если спать внутри виртуальной реальности, то это ничем особенно не отличалось от реального мира. Разве что на нормальный отдых обычно хватало меньше времени. Вместо восьми или девяти часов достаточно пяти-шести. Но в остальном всё так же, они во время тестирования проверяли не раз. Человек засыпает не резко, а постепенно. Понемногу ослабляются функции обработки информации через внешние каналы восприятия и органы чувств – то есть всё вокруг как бы понемногу гаснет. Ты всё больше сосредоточен на внутренних ощущениях. И вот уже всё вокруг пропало, а ты погрузился в бархатную темноту. И такой она останется, пока не проснёшься – разве что сменится ненадолго яркими снами, которые ты по большей части и не вспомнишь потом.

Сейчас переход случился практически мгновенно. Артём стоял на одной из клеток шахматной доски, которая не имела конца и тянулась до самого горизонта. Соседние клетки пустовали, дальние заполняли полупрозрачные шахматные фигуры в рост человека. Всё казалось каким-то призрачным и неестественным. Стоит сосредоточиться на любой фигуре – и разберёшь до последней чёрточки и заусеницы, повернёшься – и по краю взгляда всё начинает расплываться. Даже купол неба казался то белым, то чёрным, то серым. И ещё с чего-то вокруг царил острый медицинский запах, такой бывает в реанимации, когда решается вопрос – жить тебе или всё-таки умереть. Артём его запомнил слишком хорошо.

– Ты их бросил, – раздался за спиной голос.

Причём голос подозрительно знакомый… Артём резко обернулся. На соседней клетке стоял он сам!.. Нет. Хуже. Там стоял настоящий Артём Дымов, потому-то голос и показался знакомым.

– Сгинь! Нет тебя. Ты давно мёртв. Ты цифровой призрак.

– Ты так уверен? Что я призрак?

– Ты результат цифрового психоза, который у меня всё-таки начался. Из-за перегрузки нервной системы. Ты приступ моей шизофрении с временным раздвоением личности.

– Уверенно говоришь. Со знанием дела. Хотя – да, не спорю. Я отныне гораздо лучше тебя знаю. Тебя настоящего, а не того добродушного недотёпу, с которым я познакомился в Риме и которому решил стать другом. Хотя и не спорю, ты профессионал и в этом. Никто не заподозрил.

– Да плевать. Мне плевать, кто ты. Реальный призрак, а Идзуми и остальные со своими безумными идеями правы – или моя шизофрения. Нет тебя. Ты мёртв и похоронен. Да, на плите моё имя, но могила – твоя. И памятник, и цветы, которые туда носят мальчики и девочки, восхищённые твоим подвигом. И золотая надпись, что Артём Журавлёв в память о своём подвиге зачислен в состав батальона «Енисей» навечно.

– Я бы мог поспорить, что имя у нас общее, а вот фамилия там твоя. Но ты прав, мёртвым всё равно. Тем более – там, под мраморной плитой твоя жизнь, а моя – у тебя. Ты их бросил. Юлю и Вадима. И побежал спасать свою шкуру.

– А мне плевать, кто и что ты! – заорал Артём. – Изыди! Хватит с меня. Я уже отдал одну жизнь на общее благо. Хватит. Дальше я собираюсь думать о себе и о своих интересах, а не про общечеловеческую пользу. Ты прав, всё это осталось там, в другой жизни. Похоронено под мраморной плитой вместе с моим старым именем. И клятва Птиц – тоже там.

– Твоя жизнь. А живёшь сейчас ты – мою. Да, ты с самого начала так и планировал. В том числе и то, что именно я буду лежать под плитой с твоим именем. Кстати, если не секрет, а какой был изначально сценарий? Нас обоих похитят, вернётся только один? Или автокатастрофа гуманитарной машины? Или меня просто убили бы в городе, а ты вернулся бы по моим документам?

– Да какая тебе разница? Отвали и сгинь!

– Впрочем, действительно, какая теперь уже разница? Пускай в итоге случилось всё совсем не так, как ты рассчитывал, организовывая наше «случайное» знакомство, а наш обмен всё-таки случился, но произошёл честно – я имею право сказать тебе то, чего думаю. Ты предал Юлю и бросил. Но смотрю, ты всё ещё не согласен? Тогда, пожалуй, я должен буду напомнить тебе, как ты распорядился своей жизнью. Не отрицаю, что если до этого насчёт тебя и твоих поступков можно спорить, то вот этим финалом именно твоей жизни ты искупил все свои прошлые грехи, вольные или невольные. Давай, вспомним вместе.

Мгновение – и вот уже вокруг не серая равнина бесконечных шахмат, а до боли знакомые подвалы усадьбы на via Tiberina. Ещё до Рождества Христова эта дорога была северным путём и северным ключом Вечного города. И как и тысячи лет назад именно здесь орду наступающих варваров должны остановить… Нет, не римские легионы, а батальон «Енисей» в составе Российского корпуса миротворцев. Но какая разница? Подвалы старинной усадьбы отлично подошли для пункта размещения батальонного поста управления БПЛА. Когда-то здесь хранились и вызревали марочные коллекционные вина, сейчас пахло пеплом и табаком, стоял густой дым от сигарет. Времени имелось в обрез, потому штатные дронщики и те из добровольцев Российской гражданской миссии, кто хоть чего-то смыслил в электронике и управлении беспилотниками, работали как бешеные, разворачивая аппаратуру. И курили соответственно.

Сегодняшний Артём присутствовал бесплотной тенью, мог наблюдать – но не вмешиваться. Дым то густел, то рассеивался, в его просветах всё казалось изменчивым, предметы временами теряли форму, текли, сжимались, словно этот мир больше не подчинялся законам Евклидовой геометрии. Люди тоже время от времени хаотично менялись местами, могли переменить цвет волос или знаки различия на форме. Точно так же мелькали изображения на мониторах. Увы, человеческая память при всём своём совершенстве не в состоянии сохранить абсолютно все детали идеально точно.

Не менялся лишь комбат, подполковник Мамаев. Так и остался в памяти Артёма крепко сбитым и вечно недовольным сибиряком. Конкретно сейчас он уговаривал старика-владельца усадьбы:

– Сеньор Караччоло, я настаиваю, я прошу, потому что приказать вам не могу. Уезжайте в город, пока можете.

– Хватит, сеньор командир. Вы не имеете права. И нет, не потому, что я вам не подчиняюсь по штату и формально тут хозяин. Пять столетий усадьба Караччоло стоит на защите Святого города. Бывало, что мы отбивали атаки, бывало – усадьбу брали штурмом, когда падут защитники. Но всегда, знайте – всегда здесь был хотя бы один из рода Караччоло. Хватит и того, что все три моих сына ушли в Рим в городскую милицию. Там они нужнее, да. Но именно поэтому моё место – здесь. Мы благодарны за помощь, но это наша земля. Нам её защищать и на ней умирать.

Старик развернулся и вышел из помещения. Мамаев попробовал обратиться к супруге владельца:

– Сеньора, ну может, вы уговорите мужа?

– Увы, не могу, пусть вы и правы, сеньор подполковник. Его место в городе, а здесь должна остаться я. Есть долги, которые пришла пора платить. А у меня к тем, кто рвётся сюда, длинный список к оплате. Это наша земля, потому именно нам её защищать и за неё умирать. С вашей помощью.

И вышла следом.

Оба, и старый дворянин, и его супруга погибнут в самом начале боя. Молодёжь ушла в город, прикрывать отход оставались такие же, как сеньор Караччоло, старики. В нарушение приказа Мамаева, который раз не мог выгнать, поставил их на самую дальнюю тыловую линию, ополченцы заняли ложные позиции батальона. Нормально оборудовать фальшивку, включая установку имитаторов, не успевали. Наступавшие с севера фанатики это отлично знали, поэтому, когда на ложных позициях были замечены настоящие, живые люди – поверили и нанесли удар именно туда. Они были уверены, что поразили центральный пост БПЛА и штаб батальона… В результате засевшие в засаде русские миротворцы не просто сожгли разом два звена вертолётов, сбили один и повредили второй самолёт-штурмовик. Мало того что в ловушку попались какие-то местные асы – подбили зарвавшихся от безнаказанности фанатиков даже не из ПЗРК, а с мобильных противодроновых платформ. Для остальных пилотов стало шоком. Старики могли собой гордиться, своей смертью они купили остальным чистое небо до самого конца боя. В зону ПВО «Енисея» вражеские пилоты просто отказались заходить.