Блинков-младший, конечно, проголодался, но еще не настолько, чтобы есть пиявок живьем. Да это и довольно трудно, когда они висят у тебя на мягком месте. Для этого надо в цирке работать.

Итак, что мы знаем о пиявках? От их укусов не больно, потому что они пускают в ранку обезболивающую слюну. (Нет, права мама: действительно противно.) Оторвать пиявку можно только с куском кожи, это папа тоже рассказывал, только Блинков-младший сгоряча забыл. Нужно прижечь ее огнем или ждать, пока пиявка насосется крови и сама отвалится. А огня нет. Будущий огонь, то есть весь собранный пух, в воде плавает.

Единственным полезным результатом похода в камыши была спутанная леска с крючком. Кстати, очень длинная леска, от донки, а не от поплавочной удочки. Но грузила не было, наживки тоже. И вообще, заниматься рыбалкой с тремя пиявками на пятой точке удовольствие довольно сомнительное. Блинков-младший бросил леску и снова полез в камыши.

Уже через десять минут его судьба волшебным образом переменилась. Он сидел у костерка, согревшийся и благостный. Рядом на бревне для ускорения сушки лежали джинсы. От под-ворота штанины Блинков-младший отрезал тряпочку и сунул ее прямо в огонь, так что зашипела испаряющаяся вода. Потом эту стерильную тряпочку он примотал обрывком лески к раненой ноге.

Пиявки были наказаны. Аппетитно шкворча, они жарились в консервной банке. Блинков-младший посмотрел на них, поколебался и выбросил. Все-таки до папы ему еще расти и расти.

Потом он спохватился и разыскал в траве одну жареную пиявку, насадил ее на крючок и забросил в воду. Вместо грузила он привязал гильзу от выстреленного патрона, вместо удилища использовал короткий прутик, а поплавка или колокольчика не было совсем. Блинков-младший использовал один папин секрет. Когда леска натянулась по течению, он воткнул прутик в песок и повесил на леску каплю воды.

Рыба клюнула очень быстро. Все-таки не каждый день ее балуют жареными пиявками. Капля сорвалась, предупреждая о поклевке, но и без нее было видно, что взяла крупная рыбина. Леска сразу же пошла в сторону, разрезая воду. Блинков-младший подсек. Есть!

Чахлый сырой прутик согнулся пополам. Его так и рвало из рук. Вот-вот он сломается, как макаронина. Блинков-младший намотал леску на палец и чуть не остался без этого пальца. Рыба рванула, леска заскользила, палец посинел, кровь брызнула, как сок из раздавленной вишни. Он перехватил леску в другую руку, сделал два витка вокруг ладони и, терпя боль, стал ждать, когда рыба выдохнется.

Такую крупную рыбу нельзя тупо тянуть к берегу, это не перетягивание каната. Рыба порвет себе губу и уйдет. Нужно вываживать ее постеенно, немного уступая, когда рыба ломанется в глубину, и выбирая каждую слабинку, когда она пойдет в твою сторону. А как подтянешь к берегу, дать ей глотнуть воздуха и тогда вытаскивать рывком, пока не опомнилась. Пожилой рыболов в тарахтящей моторке во все глаза пялился на Блинкова-младшего. Конечно, сообразил, что парень вываживает не просто рыбу, а огромную рыбу, царь-рыбу! А может, подумал: что это за голый придурок скачет по берегу?

– Стойте! – заорал Блинков-младший.

Это было какое-то наваждение. Рыболов проплыл метрах в двадцати от острова! Можно было докричаться и все объяснить. Но Блинков-младший так увлекся своей рыбой, что ни о чем другом не думал. А сейчас моторка удалялась.

– Стойте! Подождите!! Вернитесь!!! – вопил Блинков-младший в спину рыболову.

Тот оглянулся, покрутил пальцем у виска и прибавил газу.

Он был уже так далеко, что не расслышал слово, которое Митьке надо было кричать с самого начала:

– Помогите-е!!!

Рыбу он упустил. Вместе с крючком и большей частью лески. Остался обрывок метра в два и – на память – порезанный палец и сизые рубцы на ладони. Блинков-младший привязал к этому обрывку блесну, насадил на крючок вторую жареную пиявку и забросил снасть в воду. Удилище-прутик он воткнул поглубже в песок и ушел к костру. Если кто-нибудь поймается, то хорошо, но надежды на это было мало.

Подойдя к бревну, на котором сидел раньше, Блинков-младший обнаружил, что все оно испятнано кровью. Ощупал себя – так и есть: места, где присосались пиявки, продолжали потихоньку кровоточить. Потому что слюна у пиявок не только обезболивающая. От нее еще и кровь перестает сворачиваться.

Зато джинсы высохли. Блинков-младший надел их – и бинты, и одежда, и его единственное имущество, не считая револьвера.

После борьбы с рыбиной и непростительно глупой сцены с рыболовом в груди была такая пустота, как будто из него вынули сердце. Двигаясь, как автомат, Блинков-младший нарезал обломком ножовочного полотна веток и до темноты плел из них щит. Когда совсем стемнеет, можно этим щитом перекрывать свет костра и сигналить на виллу. Три длинных, три коротких: «SOS», «Сейв ауэ шип» – спасите наш корабль. Хотя моряки наполовину в шутку, наполовину всерьез переводят этот сигнал как «сейв ауэ соулз» – спасите наши души.

Затея казалась пустой. Капусто будет сидеть у себя в «Контроле за периметром» и вряд ли посмотрит на далекий остров. У него есть телекамера на берегу, но она и контролирует берег и узкую прибрежную полосу воды. Надеяться можно только на случайность. Вдруг Капусто захочется подышать свежим воздухом, вдруг на какой-нибудь даче засидятся гости…

Кроме банкирской, на берегу еще всего четыре виллы – поселок рос вдаль от озера, так уж ему отмерили землю… Что за люди там живут? Какое им дело до мелькающего вдали огонька?! Разумеется, в поселке уже знают, что Блинков-младший исчез. Но кому в голову придет искать Блинкова на озере, если в противоположной стороне, на шоссе, нашли его искореженный велосипед?

Когда совсем стемнело, Блинков-младший подбросил в костер дровишек и начал поднимать и опускать свой щит. Три длинных, три коротких, три длинных, три коротких. Спасите мою душу!

На башенке особняка всю ночь горел дежурный прожектор. Под утро его скрыл туман.

Полуголый на необитаемом острове… Друзья думают, что тебя скорее всего нет в живых. А враги могут приплыть с утра пораньше. И еще неизвестно, так ли уж пусты были угрозы Маркиза. Камень на шею! Блинкова-младшего утешало только то, что на острове не было ни одного камня. Впрочем, будет нужно – привезут с собой.

К рассвету он решился. Никто тебя не спасет, если ты сам как следует не постараешься спастись. В конце концов, до берега не больше десяти километров, а в мире полно людей, которые переплывали Ла-Манш. Блинков-младший не помнил, какая ширина Ла-Манша, но точно знал, что больше.

Средняя скорость пешехода пять километров в час. Пловец движется раза в два медленнее. Значит, плыть ему часа четыре. Пускаться на такое дело без плавсредства и на голодный желудок – безумие.

Проблемы с желудком Блинков-младший надеялся уладить с помощью лягушек. Ему не было противно. В животе пели фанфары и время от времени тоненько вступал рожок. Такая музыка лишает человека привередливости в еде. Французы – тонкий народ, законодатели европейской моды, а за милую душу трескают и лягушек, и улиток. Чем он лучше француза?

Теперь надо решить, на чем поплывем.

Ответ лежал на поверхности, точнее, Блинков-младший на нем сидел. Он довольно легко подкатил бревно от костра к берегу. Оторвал от балагана подходящую доску, чтобы грести, столкнул бревно в воду, оседлал… и опрокинулся.

Потратив с полчаса, Блинков-младший понял, что бревно и байдарка – разные вещи. Он мог лежать, обхватив бревно руками и ногами и с трудом сохраняя равновесие. Но сидеть и грести не получалось.

Был еще один способ, в надежность которого Блинков-младший не очень-то верил. В войну солдаты форсировали даже крупные реки на плащ-палатках, набитых соломой, ветками и вообще чем придется. У него была пленка, которой обтянут балаган, и сухой камыш. Но пленка вся издырявлена гвоздями. Камыш в ней намокнет. Так что предстоит миленькое соревнование: что произойдет быстрее – он доплывет или поплавки с камышом утонут?