— А я действительно находился тогда в часовне? — спросил Рено. Он совершенно не помнил этого эпизода.

Старик хмыкнул.

— Маленький вонючий коротышка лекарь отвел тебя туда и запер. Он сказал тебе, что если ты не будешь сидеть тихо, к тебе сойдет с картины Страшного Суда самый страшный из дьяволов и вонзит тебе в голову свои раскаленные вилы. И скоро уже ты визжал и ревел, потому что самый страшный из дьяволов начал шевелиться на картине и бросать в твою сторону алчные взгляды…

— А вам-то откуда это все известно? — спросил Рено. Он был сейчас на диво спокоен, как будто ему рассказывали увлекательную историю о ком-то другом, а не о нем самом и его отце.

— Мне передал все подробности тот, кто все устроил, — спокойно ответил старик. — Он и сейчас поблизости, не сомневаюсь, и слышит каждое наше слово. Я не расставался с ним все эти годы, Рено де Керморван.

— С кем? — не понял Рено.

— С тем самым коротышкой… Я познакомился с ним очень давно. Очень давно… И он обещал мне вечную жизнь и вечные скитания после смерти — на целых четыреста тридцать лет, пока я не увижу, как исполнится моя месть.

— Вы желали отомстить моему отцу? — уточнил Рено.

— Ты ясно соображаешь, — сказал старик из Рюстефана. — И это весьма странно, ибо я прежде считал, будто у толстяков мысли ходят медленно, поскольку их продвижению мешают толщи жира… Однако я желал отомстить не только твоему отцу, Рено, но и твоему деду, и тебе самому, и твоим детям — до тех пор, пока не настанет 1445-й год и мое проклятие не перестанет тяготеть над родом Керморванов.

— Но что же такого сделали вам мои предки, если вы прокляли нас? — опять спросил Рено.

— Твой дед погубил мою жену, — сказал старик. — И теперь все вы обречены на несчастливые браки: ранние смерти добрых жен и долголетие злых — вот что ждет каждого из твоего рода, Рено де Керморван. Но ты умен и добр, и ради тебя я хотел бы немного смягчить наказание.

— Дьявол не отменяет своих приговоров, — задумчиво произнес Рено. — Вряд ли вам удастся договориться с ним. А я с ним уж тем более договариваться не буду. Может быть, мне и вовсе не жениться?

— Исключено, — скрипнул зубами старик. — Ваш род не должен прерваться, иначе проклятье перейдет на кого-нибудь другого…

— Ладно, — сказал Рено и махнул рукой, — я подумаю, что тут можно предпринять. Для начала я запишу все в особую книгу, чтобы мои потомки хотя бы знали, с чем им предстоит иметь дело…

Он шагнул к выходу, желая поскорее расстаться с этим странным человеком, который — прямо скажем — нагонял на него жуть.

Старик на кровати шевельнул рукой, словно желая задержать Рено, но не имея уже сил, чтобы окликнуть его. Рено и впрямь остановился возле двери и успел еще расслышать:

— Говорят, в тот день шел безумный дождь…

Рено быстро обернулся, но старик закрыл глаза, сомкнул губы и не проронил больше ни слова.

Молодой человек, который привез Рено в Рюстефан, ждал его во дворе, перед полуразрушенной башней. Заслышав шаги, он быстро обернулся и спросил:

— Поговорили вы с ним?

Рено поразила сердечность его тона. Он помялся немного, а затем решился:

— Могу я узнать, кем вы ему приходитесь?

— Дальняя родня, — ответил молодой человек кратко. И улыбнулся Рено: — Не удивляйтесь. Когда я к нему приехал, то никак не ожидал увидеть здесь такие развалины. А теперь… наверное, я привык.

— Для чего же вы к нему приехали? — осмелился Рено на второй вопрос.

— Я должен унаследовать Рюстефан, — молодой человек вздохнул. — Кроме того, мой дядя — на самом деле, двоюродный дед, — боится умереть в одиночестве.

— А, — сказал Рено, — понятно. — И, смущаясь, попросил: — Помогите мне сесть на коня.

Спустя месяц незнакомый слуга, молчаливый и хмурый мужчина лет сорока — сорока пяти — привел в Керморван гнедую лошадку со звездочкой на лбу, сказал, что зовут ее Стелла, то есть «Звезда», и что лошадка эта предназначается в дар сиру Керморвану.

— От кого? — спросил Рено, ничуть не удивляясь: ему показалось, что он видал эту лошадку и прежде, и он даже как будто припоминал, где.

— Ее присылает вам сир Рюстефан, — ответил слуга безразлично.

— Почему? — опять спросил Рено.

— Потому что сир Рюстефан скончался.

— Умер, — проговорил Рено протяжно. — Это жаль…

— Кому как, — сказал слуга. — Так берете вы свою лошадь?

— Разумеется, — кивнул Рено. — Сир Рюстефан был со мной весьма обходителен, так что, полагаю, я возьму его подарок в память о его доброте.

— А, — сказал слуга, — ну, это мне все равно.

Он хотел уж было уйти, но Рено задержал его.

— Как он умер?

— Закрыл глаза и больше не открыл их, — ответил слуга сердито. Он вовсе не видел, как скончался старый сеньор, и говорил собственные предположения.

— А тот родственник, что должен был унаследовать Рюстефан, — он сейчас в замке? — продолжал спрашивать Рено.

— Для чего вам это знать? — довольно дерзко осведомился слуга.

Рено нахмурился, что далось ему не без труда, и впервые в жизни заставил себя рассердиться:

— Отвечай, когда спрашивают, не то отведаешь палки!

Слуга поглядел на широкие плечи Рено, на его массивные кулаки, и счел за лучшее струсить.

— Ну, мой господин, сейчас в замке Рюстефан, кажется, никого нет, хотя люди порой и видят в башне какие-то огни… А насчет родственника, который должен был что-то там унаследовать, мне ничего не известно.

— Ладно, — Рено махнул рукой, — ступай.

Он взял лошадку Стеллу за узду и увел ее в конюшню, препоручив там заботам конюха.

А дама Мари была уже тут как тут.

— Кто приезжал к вам, милый сын? — осведомилась она.

Рено с глубоким вздохом, совершенно не соответствующим сцене, поцеловал ей руку и ответил:

— Да так, из Рюстефана.

— Опять из Рюстефана? — удивилась мадам Мари. — Подайте мне воды… Какие-то у вас таинственные дела с Рюстефаном, сын мой.

— Ничего таинственного, моя госпожа. Старый рыцарь из Рюстефана наконец скончался и прислал мне лошадь в подарок.

— Вам? Лошадь?

— Не понимаю, почему вас это так сильно занимает… Наследников у него не осталось, если не считать какого-то дальнего родственника, который вовсе не желает жить в этих развалинах. Кто-то ведь должен позаботиться о бедной скотине, пока она не околела от дурного обхождения.

— Что ж, ступайте, — обиженно сказала Мари. — Вы, я вижу, не желаете быть откровенным с собственной матерью, а ведь я родила и вырастила вас…

Рено засопел, опять поцеловал ей руку и вышел.

А Мари принялась размышлять обо всем, что услышала. Ей хотелось понять, почему на душе у нее остался такой неприятный осадок, и в конце концов она решила, что причина в той злополучной лошади.

У Рено появились какие-то таинственные дела с людьми, о которых мадам Мари ничего толком не знала. Она решительно поднялась и отправилась в конюшню.

Лошадка сразу глянулась мадам Мари. Такая это была ладная и славная лошадка, и такая забавная звездочка у нее на лбу! Даже досада берет: как это толстый, неуклюжий Рено будет на ней ездить? Да он сломает ей спину своей тяжеленной задницей!

Мадам Мари позвала конюха:

— Эта лошадь будет моей. Ты понял?

— Да, мадам.

— И если мессир Рено захочет ее оседлать, скажешь ему: мол, госпожа запрещает вам ездить на этой лошади.

— Да, мадам.

— «Вы, мессир Рено, чересчур для нее громоздки». Так скажешь ему, понял? Это лошадь для женщины. Позднее, когда у мессира Рено появится жена, пусть ездит она. Ясно тебе? Так ему и передашь.

— Да, мадам.

— А теперь оседлай-ка ты мне эту лошадь.

И конюх стал выполнять приказание, а мадам Мари отправилась переодеваться. Впервые за долгие годы она сняла траурный наряд и облачилась в зеленые одежды, в каких когда-то, ужасно давно, ездила верхом в компании молодых людей и девиц. С той поры она ничуть не располнела, даже наоборот, сделалась еще стройнее, так что пришлось затянуть потуже пояс.