— Разве я не в Англии? — удивился Фома. — Святой Георгий, что же я пил всю дорогу, если ничего не помню!

— Сдается мне, господин мой, вас следует отвести в замок, — сказал Эсперанс, — и хорошенько накормить, чтобы вы могли выспаться в нормальной человеческой постели. А на следующий день вы расскажете нам свои приключения.

— Может быть, лучше стоило бы пустить мне кровь, — сказал Фома. — Говорят, если человека околдовали, это может помочь. А если пустить кровь колдунье, то она потеряет свою силу.

— В замке нет никакого лекаря, кроме меня, — ответил Эсперанс. — А я могу лечить только в самых крайних случаях. И никогда еще я не пускал никому кровь, разве только моим врагам, но это было давно.

— Я вспомнил! — вдруг сказал Фома. — Ваш господин, сир Ив де Керморван, был ко мне добр, как я сейчас понимаю, хотя и говорил странные, а порой и обидные для меня вещи. И еще там был мальчик, который рисовал на табличках.

— Это Ян, — сказал Эсперанс. — С тех пор, как вы у нас побывали, он нарисовал сира Ива еще сорок один раз, и из них двадцать два раза вполне удачно, а девятнадцать раз — не вполне удачно, но сир Ив на него не в обиде.

— Вот поистине добрый нрав у вашего господина! — сказал Фома. — Я бы не позволил себя нарисовать ни единого разочка.

— По крайней мере, ущерба от этого нет, — сказал Эсперанс. — Ведь рисунок на восковой дощечке всегда можно затереть, чего нельзя сделать с дурным поступком.

— Кстати, о дурных поступках, — сказал Фома, вздыхая. — Мне надлежит поговорить с вашим господином, коль скоро я очутился здесь, а не в Англии.

— Но как такое вышло, сэр, что вы очутились здесь, а не в Англии? — спросил Эсперанс на чистейшем английском языке.

Фома ответил:

— Должно быть, тут замешано колдовство.

— Но я все равно кровь вам пускать не стану, — сказал Эсперанс. — Не хватало еще, чтобы вы у нас в замке от эдаких дел померли!

Сир Ив де Керморван принял Фому Мэлори вежливо, но не сердечно. Фома тоже держался настороженно: он понимал, что с ним произошло нечто странное, и понятия не имел, как сказать об этом незнакомому человеку, сеньору и владельцу замка.

Для начала Фома рассказал об осаде Кале, о том, как герцог Хамфри Глостер явился с подкреплением, когда все уже было кончено, и как он преследовал фламандцев на их земле и дошел до Сент-Омера, но ни Брюгге, ни Аррас штурмовать не стал, за что многие его втихомолку осуждали.

— Однако армия герцога была предназначена лишь для обороны Кале и не смогла бы, без специальных орудий, штурмовать Аррас, — заключил Фома.

— Разумно, — сказал Ив де Керморван. Он посмотрел прямо на Фому: — Мой человек Эсперанс говорит, вы спали на берегу.

— Видит Бог, никого я не хотел оскорбить этим поступком, — ответил Фома, — но с Божьей помощью да, сир, я спал на берегу.

— Как же вы очутились в этом месте? — спросил Ив де Керморван.

— Меня доставил корабль, который я считал английским, хотя на самом деле он был фламандским, — сказал Фома. — Капитан назвался Евстафием Алербахом, и у него были красные волосы. Помню, в первую минуту мне это показалось странным, но затем я заснул мертвым сном и очнулся здесь, в Керморване.

А сказав все это, он понял, что опять наговорил лишнего.

Однако взгляд Ива смягчился, как будто у него появился наконец повод увидеть в Фоме Мэлори человека, достойного доверия.

— В Бретани происходит больше странных вещей, чем во всем остальном христианском мире, — сказал сир Ив, — но не стоит этому удивляться, потому что то дерево, внутри которого спит Мерлин, пустило корни под этой землей.

— Но что же мне теперь делать? — спросил Фома.

— А какой была ваша изначальная цель? — поинтересовался сир Ив.

Фома опустил глаза:

— Граф Уорвик велел мне спрятаться. По правде сказать, я направлялся в Англию, хоть и не верил, что сумею скрыться там достаточно хорошо, чтобы меня не нашли.

— Кто не должен вас найти? — настаивал сир Ив.

— Никто…

— Вам следует мне открыться, — сказал Ив. — Потому что только я могу спрятать вас так, что ни одна живая душа не догадается, где вас искать.

— Корабль, каким бы он ни был, доставил меня сюда, — сказал Фома. — Стало быть, рано или поздно мой след приведет в ваши владения, сир.

— Ни следа не будет ни здесь, ни где-либо еще, — обещал Ив. — Но я должен узнать больше: что вы совершили, если хотите спрятаться?

Фома Мэлори молчал и не произносил ни слова.

А сир Ив вдруг протянул руку и коснулся его плеча:

— Прошу меня простить, сир. Какое мне дело до того, что вы совершили или до того, в чем вас обвиняют? Вы пришли в мой замок, не беспокоясь о том, что я могу поступить с вами как угодно. А я еще заставляю вас оправдываться!

Фома сказал:

— Это самая странная и самая благородная речь из всех, что я когда-либо слышал. Но вот что я вам скажу, сир: я натворил много разных глупых дел, хотя ни одно из них не было по-настоящему подлым; наверное, многих я ухитрился обидеть, сам того не желая; а теперь мои дела восстали на меня, да еще к ним присовокупили чужие деяния, раз уж я Фома Мэлори и мне все равно терять нечего! Вот так и получилось, что мне нужно скрыться от людей, которые могут меня узнать.

Сир Ив взял его руки в свои, словно Фома приносил ему присягу, и сжал его ладони.

— Там, куда мы пойдем, опасно. Не так опасно, как на войне, но гораздо хуже. Вам придется довериться мне до конца, до последнего вздоха, сир, а это очень нелегко.

— Я согласен, — сказал Фома. — Что мне сделать?

— Вам придется умереть, — сказал сир Ив.

Озеро Туманов поблескивало в лунном луче: в отличие от сира Солнце демуазель Луна обладает лишь одним лучом, зато широким и отчетливо зримым. Листья шуршали в полумраке, и деревья с угрозой обступали людей, а вода плескала, запутавшись в осоке, то глухо, то звонко.

Фома смотрел на озеро и на Ива.

— Помните, — сказал Ив, — их королеву зовут Алиса де Керморван, она мне родня, так что вам незачем ее опасаться. И в замке Карминаль, где правит дева-рыцарь Левенез, вас примут ради меня весьма охотно.

Фома молчал. Остренькое беспокойство ворочалось у него в груди, там, где расходятся ребра, оно то щекотало, то покалывало.

А Ив продолжал спокойно:

— Когда вы войдете в озеро, и вода закроет вас с головой, не бойтесь дышать. Не бойтесь также есть и пить в подводном мире — это не заколдует вас, по крайней мере, не навсегда. Не избегайте ни пиров, ни песен, ни приключений.

— Никогда Мэлори не испытывал страха, — сказал Фома.

— Я говорю не о том страхе, которого следует стыдиться, но о прочих его разновидностях, — возразил сир Ив. — Когда же настанет вам пора возвращаться, просто поймите, что умираете, — тонете в озере. Вот тогда и следует позвать меня по моему озерному имени — «Ивейн» — и… — Он сделал короткую паузу. — И ничего не бояться. Вы не умрете, сир, обещаю. Я приду за вами.

— Хорошо, — сказал Фома. Он замерз, и ему вдруг стало скучно.

— Готовы?

— Да, — сказал Фома.

Тогда сир Ив поднял голову и трижды позвал:

— Ллаухир! Ллаухир! Ллаухир!

А затем толкнул Фому в спину:

— Идите!

Фома бросился в озеро и увидел, как смыкается над ним водный свод, над которым вдруг тревожно заметался разбитый вдребезги единственный луч демуазель Луны. А Ив размахнулся и швырнул в воду свое рубиновое ожерелье, которое закачалось на волнах.

— Вы готовы? — прозвучал тихий голос, и стройный человек с белыми волосами взял Фому под локоть. — Дышите, ради ваших злых святых, сир, дышите…

Фома сделал глубокий вдох, и Ллаухир увел его на темную глубину.

Антигона де Керморван, белобрысая англичанка с крупными чертами лица и широкими плечами, — все это выдавало в ней саксонскую породу, — ожидала ребенка.

Об этом пока что знала она одна, да разве еще догадывался Эсперанс.