Какое-то время он еще поартачился, но в итоге согласился. В несколько секунд соорудил из своих завязок что-то вроде пращи, взял первый попавшийся мелкий камень и лихо запустил его, так сказать, на огонек.

Раздался тихий «дзынь», а потом возмущенное голубиное курлыканье.

- Кажется, камень рикошетом попал в почтового голубя, - бледнея, поделился своими опасениями Флин.

- А чего ты так испугался? – удивился я. – Вон, камень назад упал, а голубь – нет. Выходит, что все обошлось.

- Скорее всего, это голубь кого-то из мастеров… - промямлил повесивший нос мальчишка.

- Тоже мне, птица мира, - отмахнулся я от надуманных проблем, - это ж хорошо, что там голубь. Значит, они скоро окно откроют, чтобы его впустить. В это время мы о себе и заявим!

Это, определенно, был мой вечер, потому что все случилось именно так. Я, как истинный зоркий сокол, узрел блики на стекле и понял, что пришло время горланить. Итогом ночных переговоров стал спустившийся вниз и открывший нам дверь Стун.

Не смотря на «незванность» и поздний визит, нам явно были рады. Даже, кажется, Рина.

Хотя тут я утверждать не берусь – она была в приподнятом настроении, так как ее голубь вернулся вовремя, почти непострадавшим и принес ей послание, которое они все ожидали уже вторые сутки.

Этим посланием оказался местный аналог моих документов, который мне справил староста какого-то дальнего хутора – большой должник Рины, курировавшей появление на свет не то семи, не то двенадцати его правнуков. Сама Рина счет не вела, а староста с него уже давно сбился.

Документы были на предъявителя и подделкой, по сути, считаться не могли. По той простой причине, что не подделывали в этом мире документы. Не было еще прецедента. Незачем было этого делать до моего появления!

Вот так вот я одним своим появлением начал разлагать и криминализировать местное общество!

Ну, да все это лирика. А если по делу, то выслушали Флина со всем вниманием и серьезностью. Рина сразу же затребовала рисунок сапог и исследовав его, сообщила, что похожие узоры наносят только в двух мастерских их города, которыми владеют два брата – семейный это узор.

- И что, неужели опознают они свою работу по такому рисунку? – не скрывая скепсиса, уточнил я.

- А ты взгляни на правый, - улыбнулся Стун, - видно же, что его недавно чинили! Понятное дело, что там же, где его и делали. Кому, как ни мастеру свою работу поправлять?

Ну, вот и снова все смотрят на меня, как на убогого. Мало того, что рожа глупая, так еще и очевидных для всех вещей на рисунке не видит. А чего ж тогда их не увидели Гарр с Флином?! Ну, да не будешь же из-за этого скандал устраивать. Пускай и дальше считают, что я не семи пядей во лбу Тем более, никогда я на это и не претендовал.

К тому же все уже осматривали дверную ручку, а Флин пересказывал слова эскулапа, что при такой концентрации яд способен убить даже лошадь.

- Кстати, о лошади! – предпринял я попытку реабилитировать просевшие в их глазах показатели моего интеллекта. – Сегодня Флина едва не растоптала лошадь возле места работы Рины.

- А каким ветром вас вообще туда занесло? – насторожилась девушка.

- Не понимая причин подобной реакции, я оставил возможность отвечать на этот вопрос Флину. И дальше они уже беседовали без моего вмешательства.

Посовещавшись достаточно долго, пришли в решению: Стун, Флин и я (ибо, а куда же меня деть?!) идем утром к ближайшему сапожнику. Там мы железно узнаем, чьих рук эта работа. И либо прямо там же узнаем имя хозяина, либо идем к брату сапожника за этой информацией. Для этих мероприятий Стун официально привлечет Флина, как помощника, воспользовавшись голубиной почтой.

Спали мы с посыльным на полу, но на двух перинах. Одна была очень длинной, а вторая очень воздушной. Понятно, думаю, кому они обычно предназначались.

Намаявшись за этот долгий и насыщенный покушениями на жизнь Флина день, я отрубился уже на этапе раздевания. То, что упал я на перину, а не на пол считаю обычным везением.

А сон снова оказался ярким, красочным и реалистичным. И вновь меня поставили перед замком с кучей разномастных башенек, к которому, как я точно знал, мне нужно пробраться.

Но начались грезы с того, что я, сгнувшись в три погибели, очень внимательно изучал в придорожной пыли одинокий след босой явно детской ступни. Я, само собой, не следопыт, и легко мог бы перепутать детскую и миниатюрную женскую ногу, но во сне уверенность в том, что прошел здесь именно ребенок, у меня была просто-таки железная.

Хотя, что мне давала эта самая уверенность, сказать сложно, так как перед замком я был один одинешенек.

Передо мной не было никаких предупредительных знаков, но, это было явное продолжение прошлого сна, следовательно, я подошел к замку с другой стороны. И что же меня ждет тут на этот раз?

Недолго теряясь в догадках, вздыхаю не без жалости к себе любимому и делаю первый шаг навстречу неизвестному испытанию.

Ничего не меняется. Все так же чудесно: солнышко светит, птички поют – жизнь прекрасна! Вот только меня не проведешь! Где-то здесь должна быть зарыта собака! И наткнусь я на нее в самый неподходящий момент.

Но, делать нечего – иду, поскольку каждый шаг приближает меня к обозначенной законами сна цели. Из-за того, что немного нервничаю в ожидании неприятных сюрпризов, начинаю потеть. Причем сильно – пот буквально заливает глаза. Да и в жар постоянно бросает. Снимаю с себя рубаху и на ходу обтираюсь ей. Но помогает это ненадолго. Пот вновь выступает уже по всему телу. Тяжело вздохнув, останавливаюсь, озаренный догадкой. Вдыхаемый полной грудью воздух прогревает меня изнутри. Дело не в волнении. Температура вокруг незаметно для меня растет. И чем дальше, тем быстрее. Пока я стоял, она стала уже практически нестерпимой.

Что ж, вот он классический выбор: бей или беги! Прошлый раз я сбежал от нестерпимой вони, и в этот раз рискую стать блюдом, запеченным в собственном соку. Если убегу еще раз, меня, наверное, ждут еще более неприятные испытания. Хотя, куда уж хуже?!

Меж тем, думаю я это все уже набегу. Куда бегу? Для разнообразия – вперед!

Вы давно были в раскочегаренной на совесть сауне да еще и на самом верху?!

Я вот был относительно недавно, и соскучиться еще не успел, но тут об этом меня никто не спрашивает.

Воздух вокруг сухой и раскаленный. Пота уже нет. Кожа на глазах сохнет и становится чуть ли не пергаментной. Губы, кажется, уже вечность как изрезаны десятками трещин и просто устали болеть от этого. Или я начинаю терять способность чувствовать?

Идти тоже уже не получается. Ползу. В голове две мысли: хочу, чтобы все это закончилось и воды!

Потом мысли уходят, по раскаленной мертвой земле ползет еще одушевленное, но уже неразумное существо. Куда и зачем оно ползет – неважно. В него заложена программа и она будет выполняться, пока у существа есть хоть какие-то силы.

Вода…

Это сон во сне? Или это просто облегчение кошмара? Можно ли умереть во сне? Наверное, можно. Во сне все можно.

Как же я рад воде. Я был бы рад еще сильнее, но сил, как раз и нет. Их не хватает даже на то, чтобы хоть как-то проявить свою радость. Я просто всей поверхностью тела ощущаю легкий приятный ласковый дождь.

Я дополз. Я смог. Да, это все происходит во сне, и я это прекрасно осознаю. Но, боже мой, я бы все отдал, чтобы проснуться тогда, когда я отчетливо понимал, что вот-вот потеряю способность мыслить и бороться!

Но я смог…

Это не просто дождь. Это просто какая-то живая вода! С каждой минутой мое мумифицированное тело наполняется живительной влагой. Оно воскресает. Я уже могу перевернуться на спину. Делая это, открываю рот и начинаю ловить им капли. Сначала получается плохо, и меня это немного огорчает, потому что, правда, безумно хочется пить. Но вот, словно потакая моему желанию, дождь постепенно усиливается, и я быстро и вдоволь напиваюсь. Теперь можно просто расслабиться, лежа под струйками воды, смывающими с тела и с души все пережитые трудности.