Глоссарий в порядке появления слов в тексте:

Дороги Хора — древний путь в Египет из Сирии, м.б., через современную Аль-Кантара.

Страна Тахси — к северу от Дамаска.

Ипет-Сут — Карнак.

Кепуну — город Библ.

Нехит — «земля Сикомор», в Дельте Нила.

Инбу-Хека — «стена государя», линия оборонительных сооружений на северо-востоной границе Египта, построена для защиты от азиатов при Аменемхете I.

Глава 25.

Князь, долгие годы управляя Кушем, многое знал об этой стране, ее людях, племенах и богах, хотя теперь и проводил в столице больше времени, чем на Юге. Всем известно, что многие шаманы племен маджаев и даже нехсиу — великие колдуны. Поначалу интерес к их чудесам у Стража врат Юга не выходил за пределы обычного любопытства (и опаски тоже, чего уж скрывать). Но тут эти двое приближенных его, те жалкие негры из детей дворца, случайно раззадорили его интерес к колдунам всяким и их волшбе.

Началось всё с взаимной нелюбви князя и великой царёвой жены. В ту пору Его Величество любил и баловал свою супругу, и она не раздражала его своими капризами и непонятным. Всякая воля её исполнялась немедля и всеми. Любой, вызвавший даже малое недовольство её, мог впасть в опалу. Усерсатет воистину опасался не только за свой пост, но даже и за жизнь. Заметив их с царицей неприязнь, эти двое презренных всё чаще сводили разговор к тому, что в Та-Кем всё прекрасно устроено и сотворено, но уж больно велика власть и самостоятельность женщин — даже имущество передается от матери, а не от отца. И что даже Великий дом не имеет должной его божественной сущности власти и влияния дома. Всем известно, как натерпелся Величайший от женщины-фараона (Хатшепсут). Но и доселе её имя украшает памятники и храмы их совместного правления, когда малый ростом, но великий делами царь ещё не взял всю власть себе. Возможно, говорили они, Великого царя околдовали, и это колдовство длится и поныне, простираясь не только над Его Величеством, но и над любимым сыном и наследником Величайшего, да будет он жив, здоров и процветающ! Но снять эту злую ворожбу можно, нужно лишь призвать величайших шаманов…

Это было похоже на крамолу, и князь поначалу оборвал этих презренных и отчитал их, но не очень строго. Однако разговоры эти в той или иной форме повторялись, и Усерсатет всё менее сурово их выслушивал. В его голове начал зреть план — как обезопасить себя от царицы и уменьшить её влияние. Великий дом преклонялся перед своим отцом. По сути, все его соревнования и воинские дела были попыткой соответствовать прославленному предку, величайшему полководцу. Если бы он чуть больше пробыл соправителем своего отца, возможно, он стал бы не менее великим царем. Но он не успел постичь премудрости управления мирной жизнью во всей глубине и не усвоил царское умение стоять над интригами дворца и дворцовых партий, искусно управляя ими и направляя в нужную стране и царю сторону. Он предпочитал силу прямую, явную и грубую силе незримой, умной и тонкой, изысканной и достойной владыки. Власти, использующей мощь противников, соперников и опасных своей властью и богатством союзников и подданных в своих целях, не прилагая собственных значительных усилий.

При ближайшем же приезде с данью в столицу князь принес большие жертвы в храмы, построенные Величайшим, для прославления памяти последнего, что вызвало довольство и радость царя. Но Усерсатет разразился жалобами и причитаниями, что приходится вместе с Величайшим украшать посмертие и затенявшей его величие женщины-фараона и даже её фаворита — чати Сенмута. Сенмута Его Величество не любил, хотя знал его только по рассказам отца и его приближённых, ибо тот умер задолго до рождения нынешнего Благого бога. Умело и постепенно разжигаемый князем гнев привёл царя к решению лишить Сенмута благого посмертия и стереть все упоминания о нем с монументов и памятников — и это было впервые за многие годы. Ибо лишить посмертия — дело злое и тяжкое на суде богов. Гнев царя на Сенмута воспылал как пожар, и сжёг даже страх перед богами. Саркофаг чати раздробили на мелкие части, а мумию закопали в безвестной яме. Таким образом, души его были лишены в посмертии насущного и необходимого и обречены на прозябание и угасание. Затем очередь дошла до ставшей с той поры неназываемой женщины-фараона, и её Сильные имена (т.е., царские имена, принятые при коронации, не личное имя — тронное, Хорово, Небти и Золотое) вскоре затерли на всех храмах, молельнях и обелисках, выстроенных совместно с величайшим. И даже на тех, которые строились только по её велению, они были заменены на картуши Величайшего, либо его сына, нынешнего царя. Всё же ни её склепа, ни мумии не коснулись — через дочь свою она была бабкой царя.

Главным же было не это. Царский сын Куша подспудно добился появления у царя мысли, что не женское это дело — власть. И даже стоять рядом с властью женщине не следует. Если учесть, что после многих родов красота царицы начала увядать, а вот её амбиции и капризы — только росли, то раздражение царя женой нарастало, как вода в Хапи при разливе. А если помнить, что стараниями стража Юга Его Величество постоянно получал в качестве второстепенных жен и наложниц красивейших девушек со всех царских дворов известного мира, закат владычества Великой царской жены был предрешён и без колдовства. Но, тем не менее, разговор о могуществе шаманов запал в память князю.

Жизнь его перевалила за середину. Подняться выше он не мог. И его начала одолевать идея о переменах. Нет, не бунт или что-то такое… Постепенно явилась мысль о бессмертии — не бессмертии в памятниках, а вот так, чтобы жить вечно и не старея!

Но, наверное, этого не могут и самые могущественные колдуны! Хотя — ведь не на пустом же месте возникли легенды о мудреце Деди из Джед-Снофру? Говорят, у него была книга, написанная самим Тотом, и он мог оживить гуся, которому отрубили голову, прирастив её на место. И никто не слышал, чтобы он постарел и умер. Просто в один из дней он взял да и исчез из дворца. Может, таковы же и могущественные нубийские колдуны? Сначала отголоски этих его дум прорывались в разговорах с нами, его ближайшими помощниками. Но через какое-то время их словно ножом обрезало. Однако я убедился, что с презренными теми дело зашло дальше разговоров. Жизнь во дворце и рядом с владыками приучает все время быть начеку и всегда стараться слышать больше и видеть дальше. Знания часто облегчают или даже спасают жизнь сановника, а их отсутствие — губит, особенно — знания тайные и знания тайн всех иных прочих.

В мои обязанности входило следить за разными дикими племенами. Я изучил их языки и наречия, и часто объезжал стойбища и посёлки. Мои хранители тайн и прознатчики сообщали мне об урожаях и добычах, распрях между племенами и их жизни внутри себя — кто правит народом этим, кто его семья и друзья, а тем паче — враги. Чего ждать от него и ближних его. Я по приказу князя приготовил для него доклады о богах и колдунах всех этих народцев, и писал о многом приметном и чародейском. И больше всего писал именно о колдунах, о чудесах, творимых ими, и слухах о них, колдунах этих. Но потом эти доклады прекратились. Однако я видел, что интерес хранителя Юга к тайнам и чудесам только вырос. Мои «глаза и уши» докладывали мне о гонцах в племена разные и людях, ищущих встреч с наиболее могущественными колдунами. Некоторые, как я знал, даже посетили резиденцию князя, но так, что визит их прошёл в тайне даже от нас.

Будь я осторожнее, я бы на том и успокоился. Но любопытство подтачивало меня, как лихорадка. Я начал искать большего, хотя понимал, что это может стоить мне головы. Кроме того, тут было и другое. Последние разговоры князя показывали его недовольство своим положением. Известно стало мне и то, что доверенные посланцы князя были направлены в пределы Та-Кем, в Уасет, в Анх-Тауи, в Та-Меху* и более всего — в Нен-Несу*, в Дом Счета. Направлялись они не по делам царёвым, а князем, но как бы сами по себе. Более того, были посланы доверенные люди и в чужедальние страны севера, в Мегиддо, Угарит и даже Хатти. Зачем?