И ведь что смешно — ведь все князья ваши вовсе не такие! Для вас, вроде так выходит, важней не большие личности, а большие идеи. Те же князья… Обычные же средние людишки! От жадности лопаются, да вы их и сами не любите. И нос власти натянуть любому Пришлому самое милое в его жизни дело! Ну, что, не прав я? Глянь на князюшку вашего. Средненький он. Во всем. И сравни с бароном Вираца, великолепным бабником и покровителем искусств Морном. Про кого больше говорят? А кто победит? И ещё одно. Важное. Не любите вы власть вашу ещё и из-за того, что под князюшкой чиновников толпа. Средненькие и они тоже, за редкими исключениями. А гребут как большие. Только, дурно ли, хорошо ли, хотят они или нет — а на великое работают, пусть даже и против своей воли. Но всё равно, такое чувство, что вы и власть ваша — два разных, очень даже враждебных народа. Правда, стоит из-за алчности князей на вас кому напасть… Ну, как на страну. Не завидую я им, короче. Зато потом вы мирные, вас все обидеть норовили и по щам, как ты говоришь, получили справедливо и законно. А вы только мира жаждали, землю там пахать да товары производить и торговать ими. Я так думаю, когда окрестные бароны, или там эльфы, или ещё кто, про ваше миролюбие слышат, так вздрагивают и боятся в коленях. Потому, что знают — кому-то после этого не быть. И — не вам. А все ваши правила жизни можно в одну фразу сложить: «Я же говорил, что не брал? Значит — не отдам!» Что, не так разве? Или всё верно?

— Ну, примерно, — вынужден был подтвердить Воронов.

— Ага. Примерно, — громогласно заржал гном. — Примерно это у жеребца примерно до земли, а тут всё точно! Но я вас вовсе не виню, а очень даже одобряю. И вообще не я, а, почитай, почти все гномы. Что и видно из того, где мы. С тобой в подземелье, а не против тебя — на улице. Я к чему это — правильно всё вы делаете! Нельзя тому, кто вот-вот приберёт весь мир к рукам, ну, или может прибрать, попадать хоть в какую-то зависимость от других, слушать их бубнёж, как правильно жить и петь всяким там мэллорнам, и что как это распрекрасно, когда мужики в задницу любятся, и вообще, надо слушать во всём эльфов. Тьфу, прости меня Прародитель, и за задницу, и за эльфов... Мы, гномы, миром не правили, не правим, и не будем править. Нас под землю всё тянет, а остальных — наверх. Но ведь даже нас эти хитрозадые кролики ушастые пытаются учить, как нам жить. И всё у них с тройным дном, и иногда интриги по сто лет длятся. Присмотришься — вроде ещё при деде твоем всё началось, ан — чтоб тебя сгубить и, например, лощинку, где выход наш из пещер, себе прибрать, а нас заставить не изделие готовое, а сырьё продавать. Даром почти. Или пошлиной такой обложить… И не денешься никуда — ведь все пути у них были под приглядом! А тут вы. Нам вы не помеха, мы — вам, а значит, можем с вами дружить. И торговать. А с другими так не выйдет у вас.

— Ну вот, видишь. Сам всё и сказал. Те же эльфы и вам мешают, торговлю портят, маршруты блокируют. Не вижу поводов для расстройства.

— А нет поводов, — заржал снова Гимли, — Мне то чего? Вы ещё и других гномьих врагов разогнали, если до кучи брать, тех же гоблинов. О том и говорю, что, кроме нашего гномьего племени, вы для всех остальных беда. Их счастье, что мало вас пока. Вот только поэтому мы пока в подвале и отстреливаемся. А вот почему ваши самолёты не взлетят и не накрошат супостатов в мелкую расхераку — я понять не могу!

— Не так всё просто… Взлётку легко обстрелять, а самолёт на взлёте беспомощен. Думаю, в форте это понимают и что-то затеяли. Ну, сам подумай!

— Ну-ну… Один заяц много думал. Так у него башка лопнула. А только так скажу — без самолётов ваших наше дело печально!

И все же Гимли со здоровым гномьим упрямством верил в то, что уже скоро их осада завершится, и завершится победой. А вот потом нужно будет искать своих. Он надеялся на то, что остальные живы, хотя именно — надеялся, а не был уверен. Особенно его беспокоила судьба сопляка Дарри. Надо обязательно будет дождаться или отыскать всех своих, и живых, и, избави Прародитель, мёртвых. Негоже их в безвестности оставлять. Род не поймет.

В эту самую минуту старейшина Рарри с Александром Волковым, тем самым шустрым Пришлым, про которого говорил Камню Пружина, обсуждали придуманный этим самым Пришлым план по их эвакуации из форта в частности, и из Пограничного вообще. План был целиком завязан на взлёт спешно ремонтируемого сейчас в ангаре самолёта. Да не просто самолёта, а целого летающего форта. В случае успеха это был бы переход в наступление на захватчиков. Потому что «Громовержец» должен был не просто прорвать блокаду, но и помножить на ноль огневое преимущество врага. И прорыв Волкова должен был помочь взлёту. Так что дело им всем предстояло тяжёлое и опасное. Но пока всё же, слава Истаре, все гномы, прибившиеся к Волкову ещё в «Водаре Великом», были целы и невредимы.

— Все пойдём? — спросил Орри-Кулак.

— Не все, — мотнул круглой башкой в шлеме Рарри. — Ты пойдёшь. Ты водила. Поможешь, случись чего, да и тебе отчитаться надо за утраченную машину. И он пойдёт.

Короткий толстый палец гнома упёрся в кольчужное плечо Балина, которого Пришлый звал «Балин-с-салфеткой», потому что тот воевал в «Водаре» с заткнутой за воротник во время обеда салфеткой. Затем Рарри сказал, обращаясь к Волкову:

— Он механик, так что польза будет. А мы вдвоём здесь останемся — наших дожидаться, или искать. Тех, что в городе застряли. Нам в безвестности их оставлять не годится. Род не поймёт.

Вообще гномы спаслись и попали из «Водара Великого» в форт благодаря не одному, а двум Пришлым, Волкову и его давнему знакомцу и в прошлом даже — сослуживцу по Первому драгунскому полку, старшему унтер-офицеру Николаю Полухину. Но сначала именно их появление спасло самого Николая и его жену. Полухин давным-давно, уже лет шесть, как окопался в Пограничном, и занимал не самый маленький пост в его гарнизоне. Точнее, в комендатуре Пограничной стражи. Правда, на бумажной работе, так как те самые шесть лет назад из-за раны, не поддавшейся даже целителям, он потерял левую кисть. Их с Волковым разведрота угодила в эльфийскую засаду во время боёв в Левобережье. Но унтер всегда был умным мужиком и не унывал. Он пустил тут корни, женился на маранийке. Кроме этого, Полухин обзавелся большим домом, стал хозяином лавки и завел торговлю. Дело насквозь полезное и с точки зрения гнома — правильное. Да и вообще Полухин ему был симпатичен. Стоило бы поговорить с ним и о будущем, и о возможной торговле. Да и просто пива попить. Но это все позже. Сейчас же гораздо важнее то, что он знает тут все ходы и выходы, и с ним надо посоветоваться, где и как искать родичей. Если не сделать всё возможное — род не поймет!

Глава 14, короткая, в которой герой, наконец, видит самолёт и узнает, что знание — воистину сила, а также воссоединяется с родичами.

Камень уже валился с ног. И не спал давно, и просто устал. Дарри не рассказал Вараззе ни о том, что случилось на стоянке, ни о столкновении с Созерцающим, ни о женщине-демоне. Он даже не рассказал обо всех своих изысканиях, находках и возможностях, открывшихся для него в рунах, изучении амулетов и магии. Гном уже засыпал на ходу, но тут вспомнил кое-что.

— Варазза, помнишь, ты мне рассказала, как тебя поймали туги? — заметив, как она помрачнела, он добавил, — прости, что напомнил об этом. Ну, помнишь, ты сказала, что на тебя надели «Внутренний щит». А где он теперь?

— Здесь. Я унесла оттуда все, что связано с магией — ошейники с жезлами, «Внутренний щит», и там было ещё несколько амулетов, один защитный и несколько связных. Но я не смогу их активировать.

Дарри испытал разочарование. Можно было бы и самому поковыряться в амулетах, но…Он вспомнил про обгоревший стул, про «свежих друэгаров», и подумал, что со слипающимися глазами он тут может наворотить таких дел… И, плюнув на все, стянул кольчугу, снял ремень, обвешанный оружием, сапоги, и улегся на руины диванчика. Через секунду он уже храпел, громко и раскатисто, как могут только гномы, и даже не заметил, как армирка заботливо укрыла его лоскутным одеялом, а потом, подумав, скользнула к нему под бочок и, невзирая на трубный храп, тоже заснула. Потому что, как он не сказал ей всего о своей ночи, так и она ему не говорила, что не сомкнула глаз до самого его возвращения, болезненно вслушиваясь в рокот пулемётных очередей и трескотню винтовок. Несколько раз из подвала выбиралась Наталья, смотрела на них… Один раз, вспомнив сестру, разрыдалась и убежала вниз — поплакать. Больше ничего в их жизни в этот день не произошло.