После чего, не удержавшись, сотворил сначала светящийся шар, затем накрыл незначительностью себя, потом, сняв её с себя, скрыл грузовик.

И Рарри, и Гимли выглядели рыбами, брошенными на берегу — разевали рты и хлопали глазами. Наконец Гимли, тихо, но витиевато выругавшись, ещё тише сказал старейшине:

— Ну вот куда этому сопляку несмышлёному такой груз? Ведь зазнается же… Ох и хлебнём мы ещё с ним! Даже не знаю, радоваться такому счастью или огорчаться такому горю. Его ещё обламывать и обламывать, обтачивать и обтачивать. Мальчишка.

Рарри, пожевав губами, пошевелил мохнатыми бровями, затем улыбнулся и сказал, не менее тихо:

— Думаю, не так все страшно. Знаешь, у Пришлых есть такая игра — «Камень, ножницы, бумага». Он, конечно, Камень, но то, что ты предлагаешь — ножницы. А они об камень затупятся и сломаются. Тут нужна бумага, обернуть его.

— И кто или что может стать такой бумагой?

— А подумай. Помнишь анекдот: «Папа, что такое счастье? Женишься, сынок, поймешь. Но будет поздно». Что бумага для мужчины-камня? Да жена, старина, жена!

— Так ему же ещё до Большой жизни десять лет!

— А тем и лучше! Значит, успеем найти такую, что мягкой ручкой возьмет и жёстко взнуздает.

И, закончив свое тихое совещание, два почтенных гнома сладко улыбнулись молодому нахалу. А потом пошли драть ему уши.

Конец первой части.