– О, насчет нее я знаю. Она особа далеко не романтическая. А другие люди?

– Гостей мы принимаем редко.

– Прискорбно… Люблю, когда вокруг много народу.

– О, мы готовы пригласить все графство, лишь бы вас развлечь, – улыбнулся Ральф.

– Изволите надо мной потешаться? – нахмурилась девушка. – Кто тот джентльмен, что прогуливался с вами по лужайке?

– Сосед, живет неподалеку, однако наезжает нечасто.

– Ах, как жаль! Он мне понравился, – огорчилась Изабелла.

– Да ведь вы с ним и словом не перемолвились, – хмыкнул Ральф.

– И что же? Все равно он мне пришелся по душе. И ваш отец тоже – даже очень.

– И тут вы совершенно правы. Папенька – лучший человек на свете.

– Как грустно, что он недомогает…

– Поможете мне о нем заботиться. По-моему, из вас вышла бы неплохая сиделка.

– Это вряд ли; мне говорили совсем наоборот – якобы я порой слишком погружаюсь в собственные мысли. А кстати, вы мне так и не рассказали о привидениях.

– Стало быть, вам по душе и мой отец, и лорд Уорбертон… – пробормотал Ральф, пропустив мимо ушей вопрос кузины. – Полагаю, маменька вам тоже нравится.

– Миссис Тушетт? Еще как! Потому что… э-э-э…

Изабелла замялась, пытаясь облечь в слова причину своей привязанности к тетушке.

– Ах, случается, что и не знаешь, чем тебя привлекает человек, – засмеялся Ральф.

– Вовсе нет! Я всегда знаю, – живо ответила девушка. – Потому что тетушка не делает попыток никому понравиться. Ей это неважно.

– Хм. Неужто вы полюбили маменьку ей назло? Кстати, я на нее в этой части похож.

– Вот уж не поверю! Вы хотите нравиться и все для этого делаете.

– Боже правый, да вы меня насквозь видите! – с неподдельной тревогой воскликнул Ральф.

– И все равно вы мне по нраву, – улыбнулась Изабелла. – А ежели покажете мне ваше привидение, понравитесь еще больше.

Молодой человек печально покачал головой:

– Я бы с удовольствием, однако вы его не увидите. Является оно редким счастливцам, только им не позавидуешь. Молодых, жизнерадостных и невинных особ вроде вас привидение не жалует. Чтобы увидеть нашего призрака, надобно в жизни вынести немало мук, приобрести печальное знание. Я вот, к примеру, сталкивался с ним, хоть и давно.

– Я ведь говорила, что отличаюсь нешуточной тягой к знанию, – промолвила Изабелла.

– Да, но знанию радостному, приятному. Вы не страдали, да вы для страданий и не созданы. Надеюсь, вам никогда не придется увидеть местное привидение.

Девушка выслушала его внимательно, и, хоть на губах ее играла улыбка, глаза оставались серьезны. Ральф находил кузину очаровательной и все же довольно самоуверенной. А впрочем, отчасти тем она его и привлекала. Он с нетерпением ждал ответа.

– Я не из боязливых, милый кузен, – наконец сказала Изабелла, и вновь ее слова прозвучали самонадеянно.

– Вы не боитесь страданий?

– Страданий боюсь, а призраков – нет. Еще думаю, что люди склонны страдать по любому поводу.

– Ну, вы-то, похоже, не из таких, – взглянул на нее Ральф, сунув руки в карманы.

– Разве это плохо? Страдания – не обязанность. Живем мы не для того.

– Вы – точно нет.

– Да я не о себе, – вздохнула Изабелла и сделала шаг к двери.

– Разумеется, не плохо, – пожал плечами Ральф. – Быть сильным – достоинство.

– Другое дело, что тех, кто страданиям не поддается, называют черствыми, – заметила девушка.

Они вышли из гостиной, где устроились после обхода галереи, и остановились в холле, у подножия лестницы. Сняв из настенной ниши приготовленную на ночь свечу для спальни, Ральф вручил ее своей спутнице.

– Какая разница, как вас назовут? Того, кто страдает по пустякам, окрестят глупцом. Согласен, смысл жизни заключается в радости.

Изабелла вновь внимательно его изучила, затем приняла свечу и поднялась на дубовую ступеньку.

– За тем я и приехала в Европу – хочу получить свою меру счастья. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи! Желаю вам преуспеть, а сам постараюсь в том помочь, насколько в моих силах.

Изабелла медленно пошла наверх. Ральф некоторое время за ней наблюдал и наконец, снова заложив руки в карманы, удалился в пустую гостиную.

Мыслей в головке Изабеллы Арчер бродило и впрямь неисчислимое множество; ей всегда было свойственно замечательно живое воображение и глубокое восприятие мира; ее страстно влекло к неведомым знаниям. Нашей героине посчастливилось обладать умом более острым, нежели у большинства знакомых. В своем кругу она почиталась за особу невероятных мыслительных способностей, которыми открыто восхищались, хоть о глубине их имели представление довольно слабое. Изабелле небезосновательно приписывали невероятные таланты, тем более что она читала классическую литературу, хоть и в переводе.

Миссис Вариан, тетка со стороны отца, однажды пустила слух – мол, Изабелла пишет книгу. Утверждала, что девочка непременно отличится на писательском поприще. К литературе тетка испытывала благоговение, поскольку сама любовью к чтению была обделена. В ее огромном доме, славившемся мозаичными столешницами и изысканной лепниной потолков, не нашлось места библиотеке, а книг там имелось едва ли с полдюжины. Стояли романы на полочке в апартаментах одной из дочерей. Знакомство самой миссис Вариан с литературой ограничивалось чтением «Нью-Йорк Интервьюер». Надо сказать, она не раз замечала: прочтя номер данной газеты, теряешь веру в существование культуры. Отдадим ей должное: к «Интервьюеру» она старалась дочерей не подпускать. Намерена была дать девочкам должное воспитание – а раз так, они не читали вообще ничего.

Понимание о занятиях Изабеллы тетушка имела крайне неверное: та никогда не пыталась писать сама и желания снискать писательские лавры не проявляла. Не видя в себе дара к литературному выражению мыслей, способности свои к писательству она оценивала трезво и тем не менее почитала за должное, когда знакомые отзывались о ее уме в превосходной степени. Справедливо ли было их восхищение – не суть важно; раз о ней так думают – пусть восторгаются. Собственно, Изабелле всегда казалось, что соображает она и вправду быстрее многих, а потому нередко проявляла нетерпение, которое и принимали за превосходство.

Тут следует заметить, что юная леди все ж была подвержена некоторому самолюбованию и порой предавалась размышлениям о собственных талантах. Не имея к тому достаточных свидетельств, частенько полагала себя правой в любых теориях и комплименты своим достоинствам принимала без стеснения. Между тем ее промахи и заблуждения нередко имели характер столь вопиющий, что любой биограф, буде такой нашей героине положен, от их упоминания воздержался бы. Рассуждения Изабеллы в отсутствие человека сведущего, способного поправить, частенько бывали путаны и неточны. В спорных вопросах она всегда имела собственное мнение, с которым, случалось, попадала впросак. Убедившись в своей неправоте, устраивала себе неделю смирения, после чего вновь поднимала голову еще выше, чем раньше.

Изабелла испытывала неодолимое желание думать о себе в превосходных тонах, хоть пользы в том было и немного, а все ввиду личной теории: только при подобном условии и стоит жить. Надобно быть среди лучших, верить в собственную тонкую умственную организацию (каковой она, разумеется, обладала) и прокладывать жизненный путь, держась солнечной стороны, где царят мудрость, счастье и неиссякаемое вдохновение. В ее системе сомневаться в себе считалось столь же неподобающим, как и в своем лучшем друге. С собою следует находиться в дружбе и тем самым составлять самому себе достойную компанию.

Воображением она обладала довольно-таки романтическим, что оказывало ей услугу, но и злых шуток сыграло также немало. Много времени Изабелла проводила за размышлениями о красоте, доблести и великодушии, а мир рассматривала как место, наполненное счастием, свободой самовыражения и действия. Страх и стыд почитала явлениями отвратительными, теша себя надеждой, будто дурные поступки с ее натурой несовместны, и приходила в негодование, вдруг обнаружив за собой нечто в подобном духе. Поймав себя на недостойных чувствах, наша героиня впадала в нервную дрожь, словно едва избежав страшной ловушки, способной подавить духовную сущность. Умозрительная возможность причинить вред ближнему своему, пусть и ненамеренно, буквально лишала ее дыхания. Не дай Бог… Изабелла твердо определяла для себя качества предосудительные, хоть и не желала о них размышлять: злоба, зависть, лицемерие, жестокость. Ей почти не доводилось сталкиваться с настоящим злом, однако она знала некоторых женщин, не стеснявшихся солгать или причинить боль ближнему.