Был в репертуаре Бен-Али и ходовой трюк многих псевдогипнотизеров. Он заключался в том, что артист укладывал зрителя-добровольца головой на спинку одного стула, а ногами — на спинку другого. И человек, вытянувшись в струнку, замирал в горизонтальном положении, а фокусник даже становился на него. Секрет этого трюка заключался в следующем: под костюмом добровольца — постоянного партнера Янушевского — находилась тонкая металлическая пластина. Эффект был потрясающий.

Однажды Станислав Янушевский предложил Эмилю пойти к нему учеником. Перспектива стать фокусником не очень-то прельщала молодого артиста. Однако постепенно он заинтересовался работой Бен-Али отчасти потому, что просто соскучился по манежу, согласился на это предложение. А после того, как поглубже вник в историю жанра иллюзии, его уважение к этой профессии значительно повысилось, и он решил посвятить свою жизнь иллюзионному искусству.

Скопив немного денег, Эмиль в 1919 году приехал в Берлин, где и решил приобрести необходимую для иллюзиониста аппаратуру. Правда, денег у Эмиля хватило только на то, чтобы купить один-единственный аппарат — «волшебный» ящик. Кое-какие навыки в пользовании иллюзионными аппаратами он приобрел в «Адской академии» (своеобразном учебном заведении, где обучали азам иллюзионного искусства), которую он закончил в Берлине. Однако сюжет первого номера, с которым он выступил на варшавской эстраде, придумал сам.

В «волшебный» ящик входила старуха, после чего он закрывался. Артист прокалывал ящик со всех сторон шпагами и затем открывал его: вместо старухи там оказывалась девушка. Потом трюк был усложнен: Матильда, дочь Чинизелли, исполнявшая роль старухи, выходила из него в нарядном платье, в шляпе с широкими полями и страусовыми перьями, с зонтиком и даже с собачкой. Номер этот назывался «Омоложение» и долгие годы оставался в репертуаре артиста. Позже вместо старухи из ящика выскакивали два лилипута: изображая старуху, они, входя в аппарат, становились друг другу на плечи и надевали длинное платье.

Подражая Бен-Али, Эмиль купил парчовый «звездный» халат, надел атласную чалму. В это же время он взял себе артистический псевдоним Кио, который более полувека не сходил с цирковых афиш.

В 1921 году Эмиль вернулся из-за границы в Россию. В те годы работу в Москве было найти нелегко, но молодому артисту повезло — его пригласили выступать сначала в «Аквариуме», потом в «Эрмитаже». А затем неожиданно пришел вызов в Тамбов от директора городского сада, и Кио направился в этот город.

Первое же выступление в Тамбове едва не прервало в самом начале карьеру артиста. А произошло вот что.

Во время демонстрации номера «Омоложение» только было Эмиль проткнул ящик шпагами, как из рядов выскочил шустрый мальчишка, и не успел Кио остановить его, как тот поднял крышку, засмеялся и тут же вернулся на место.

В публике раздался громкий хохот. И хотя ничего страшного не произошло, трюк не был разоблачен. Эмиль очень расстроился: нарушилась драматургия номера, его настрой, а для впечатлительного молодого артиста это казалось чуть ли не трагедией. И он в порыве отчаяния отказался от дальнейших выступлений в Тамбове. «Бегство» из города дорого стоило артисту. Без денег, без ангажемента он очутился в Козлове. С трудом удалось ему договориться с директором местного городского сада на несколько выступлений.

Два года проработал Кио в провинции. За это время он подготовил новые номера, среди которых был и «Человек-молния». Во время этого номера зрители-энтузиасты укладывали Кио в мешок, предварительно связав его. Затем мешок завязывался, запечатывался сургучом, укладывался в сундук, который, в свою очередь, запирался на замок. После этого Кио, улыбаясь, выходил из… зрительного зала, а из сундука вылетала девушка, рассыпая зрителям цирковые улыбки.

Кроме «Человека-молнии», демонстрировался еще и номер «Свечка». На глазах зрителей Кио укладывал в футляр свечку и просил кого-нибудь из зрителей подержать его. Потом брал пистолет, набрасывая на него яркий платочек, и стрелял. Платочек исчезал. Зритель, находившийся на манеже, открывал футляр. Внутри лежал платочек, а свечки не было.

— Отдайте свечку, — делая сердитый вид, говорил Кио зрителю.

— Но я ее не брал, — смущенно оправдывался тот.

— Свечка у вас в кармане, — уверенно говорил артист.

Зритель нерешительно лез в карман и под смех всего зала доставал оттуда свечку.

В 1923 году Кио приехал в Петроград, где стал работать в дивертисментах (небольших концертах, проводимых перед началом сеансов в кинотеатрах города).

В ту пору в иллюзионном жанре подвизалось немало артистов, в большинстве — зарубежных гастролеров. Среди них был и Данте. Он делал, например, такой трюк: ставил посреди сцены палку, надевал на нее нарядное платье — и она мгновенно превращалась в красивую девушку. Стоило ему дотронуться до кончика носа одной ассистентки, как оттуда начинала фонтанчиком бить вода, у другой — из уха, у третьей — изо рта…

У «загадочного индуса» Линга-Синг был свой «фирменный» фокус, который назывался «Любой песок из воды». Заключался он в том, что на глазах у публики окрашенные в разные цвета кучки песка ссыпались в бидон с водой и размешивались в нем. Затем фокусник по заказу зрителей доставал из бидона песок любого цвета: красный, зеленый или синий. Секрет этого фокуса заключался в том, что обычный песок заранее смешивался с воском и сплавлялся в огне. Обработанный таким образом, он терял способность смачиваться водой. Опуская песок в воду, иллюзионист сжимал его в окрашенный комок, имевший форму шара, который он потом, доставая из воды, разминал и разрушившийся шар пропускал между пальцами. При этом казалось, что струится обычный песок.

Огромное впечатление на зрителей производил американский иллюзионист То-Рама (на санскрите — повелитель). За все время своего выступления он не произносил ни слова. То-Рама прокалывал себе предплечье длинными иглами и в таком виде проходил между рядами зрителей. Одним взглядом он укрощал льва, крокодила и удава.

Были и другие замечательные мастера. Знакомясь с их достижениями, Кио творчески осваивал лучшее из их трюков и приемов, внося в них новые элементы, разрабатывая свои конструкции. На основе всего этого он придумывал оригинальные фокусы.

До 1932 года Кио попеременно выступал то на эстраде, то в цирке. Однако манеж ему больше импонировал. Здесь ничто не мешает полному слиянию артиста с публикой, их не разделяет ни занавес, ни оркестровая яма. Все действие и даже частично приготовления к нему происходит на глазах у зрителей. Да и размеры арены и сама конструкция циркового здания дают простор для постановки иллюзионных номеров.

В 1932 году Кио окончательно расстался с эстрадой и перешел в цирк. В это время он уже получил всеобщее признание. Публика волом валила на его представления. Кио тогда уже очень умело строил свою программу, поддерживая в аудитории нервное напряжение, от номера к номеру усиливая атмосферу чуть ли не мистической загадочности. Каждый последующий номер становился все менее объяснимым.

После номера «Человек-молния», которым обычно начиналась программа тех лет, на арену вызывался мальчик-доброволец из публики. На его голову ставился стакан. Кио устремлял пристальный, немигающий, «магнетический» взгляд на «зачарованного» мальчика и повелительным хрипловатым голосом произносил:

— Тройка… Семерка… Туз…

И, повинуясь его воле, из стакана сами выползали названные карты…

Тут же, не давая зрителям опомниться от впечатления, производимого этим фокусом, он начинал следующий. Ящик, в который была посажена связанная женщина, распиливался на три части. Другой ящик, где также находилась связанная женщина, протыкали двенадцатью шпагами…

Завершалась эта программа самым эффектным номером — «Летающая дама». Кио, чувствуя, что публика невольно поддается атмосфере «волшебства», выходил на арену в черном одеянии индусского брамина. Торжественно и печально звучала восточная мелодия. Под ее звуки медленно двигалась из-за кулис партнерша артиста, одетая в черное бархатное платье. Кио делал гипнотические пассы, губы его беззвучно шевелились, словно произносили кабалистические заклинания. Женщина, покорно поддавшись «внушению», в состоянии полной каталепсии клонилась на руки ассистентов. Ее укладывали на диван. Кио продолжал свои «заклинания», и дама в горизонтальном положении начинала медленно подниматься в воздух, будто подчиняясь какой-то потусторонней силе. И, как бы предугадывая могущие возникнуть сомнения, Кио со своей обычной, чуть иронической улыбкой обводил партнершу металлическим обручем: смотрите, мол, скептики, — никакого обмана нет. Женщина медленно спускалась обратно на диван, а Кио прощался со зрителями низким «восточным» поклоном. И в убеждениях даже некоторых «материалистов» появлялась трещинка…