«Любимец Мефистофеля» производил впечатление такого всемогущего человека, что во время одного из представлений в Штутгарте, когда он заставил свою партнершу вдруг исчезнуть, какой-то простодушный зритель совершенно серьезно спросил:

— Господин профессор, а не могли бы вы сделать то же самое с моей женой?

Еще одним представителем династии Германнов был Александр Германн (1844–1896). Подобно Компарсу Александр Германн носил мефистофелевскую бородку. Но это был уже не «любимец Мефистофеля», как Компарс, а сам Мефистофель. В своих афишах он называл себя «великий Александр».

Александр Германн в совершенстве владел французским, английским, немецким, русским, итальянским, испанским и голландским языками, а также хорошо говорил по-шведски, по-португальски и по-арабски. Его саркастический юмор был неистощим. Чтобы интимнее разговаривать со зрителями, легко отвечать остротами на их реплики, Александр Германн часто спускался в зрительный зал. Он подносил к губам бокал, до краев наполненный шампанским, и бокал растворялся в воздухе, а затем иллюзионист обнаруживал его у кого-нибудь из зрителей в кармане и вынимал, не расплескав ни капли. Исчезало кольцо, перед тем надетое на палец одного из зрителей. Серебряная монета в руках иллюзиониста превращалась в золотую. Попутно артист жонглировал, имитировал голоса птиц и животных.

Отлично натренированные руки Александра Германна обладали не только исключительной гибкостью и проворством, но и большой силой. Он бросал со сцены карты так, что их могли ловить зрители в самых дальних рядах.

О сценическом успехе мефистофельских трюков и шуток Александра Германна можно судить хотя бы по тому, что в Лондоне он дал при полных сборах тысячу выступлений подряд.

В 80-х годах прошлого века Александр Германн приезжал на гастроли в Петербург, и журнал «Всемирная иллюстрация» поместил 13 февраля 1882 года следующий отчет:

«Перед там как дать здесь несколько представлений, Германн успел на днях показать свое искусство нескольким лицам, завтракая в ресторане Дюссо.

С первых же минут завтрак принял фантастический характер. Гарсон подал Германну небольшое блюдо с яйцами всмятку.

Профессор провел над блюдом рукой, как бы выбирая яйцо.

— Что вы подаете мне пустое блюдо?! — вскричал он, строго глядя на гарсона.

Яиц как не бывало. Растерявшийся гарсон что-то пробормотал.

Надо было видеть лицо остолбеневшего гарсона. Все яйца возвратились затем на стол из галстука одного из присутствовавших.

Проделав массу фокусов с картами, профессор в довершение всего показал следующее чудо.

— Накройте ваш бокал с шампанским шляпой, — предложил он одному из своих спутников.

Сказано — сделано.

— И ваш бокал под шляпой?

— Конечно.

Он поднял шляпу, и при общем удивлении и смехе вместо бокала с шампанским на столе узрели большой ботинок на толстой подошве.

— Извините, господа! — произнес Германн, взяв ботинок и надев его на свою разутую правую ногу. Бокал с шампанским он достал из-за пазухи» (Кио Э. Фокусы и фокусники. М., «Искусство», 1958, с. 76).

Таким образом, как догадался, наверное, читатель, Германн продемонстрировал свое блистательное владение искусством престидижитации.

Александр Германн демонстрировал свои ошеломляющие трюки весело. Играя, забавляясь. Имея внушительный вид всемогущего мага, он на деле был добрейшим и приветливейшим человеком. Увидев, например, знакомого на другой стороне улицы, он всегда здоровался первым. А знакомых у него было огромное количество: обладая прекрасной памятью, он помнил всех, с кем свела его судьба.

Однажды с ним самим сыграли шутку. Американский сатирик Билл Най, знавший о пристрастии Германна привлекать к своей иллюзионной деятельности окружающих, занял место в ресторане за тем самым столом, где обычно обедал Германн, — как раз напротив его стула. А тот, придя, начал действовать в привычном ему стиле. Взяв тарелку Ная, он с улыбкой накрыл ее листом бумаги, потом снял лист. В тарелке оказалось большое бриллиантовое кольцо. Германн ждал, что со стороны Ная последует обычное в таких случаях изумление, но тот, невозмутимо забрав кольцо с тарелки, спокойно произнес:

— Ах, я всегда что-нибудь забываю… Мисс, это маленький подарок для вас, — и протянул кольцо девушке, сидящей здесь же за столом.

Германн остолбенел. Он растерялся. Такого с ним не случалось. Потом, конечно, все стало на свои места — кольцо было ему возвращено, и он сам, будучи незлопамятным человеком, часто со смехом рассказывал об этой шутке. А с Наем они стали друзьями — неизменное дружелюбие Германна всегда привлекало к нему людей.

Стоит заметить, что, возможно, именно доброжелательность и легкость натуры не позволили ему стать удачливым дельцом. К примеру, здание иллюзионного театра, который он задумал построить в Бруклине, было закончено лишь наполовину — оно рухнуло во время строительства, и Германн перестал о нем думать. Или — стоило ему занять пост директора своего знаменитого «Трансатлантического варьете-представления», как оно стало испытывать финансовые трудности… Однако не организаторскими талантами был знаменит этот человек. Легенды приписывают ему немало эффектнейших трюков. Скажем, эмблемой иллюзионистов многих стран является кролик, вылезающий из цилиндра. До недавнего времени сценические волшебники полагали, будто он изобретен Германном. На самом же деле впервые этот трюк продемонстрировал долговязый лондонский бродяга Джон Хетерингтон (сообщение об этом чуде опубликовала газета «Таймс» в 1796 году). Но сам факт примечателен. Не исключено, что неистово фантазировавший Германн придумал фокус с кроликом самостоятельно, не подозревая о первенстве Хетерингтона, — такое в иллюзионизме случалось.

Особо следует сказать о французском иллюзионисте Робер-Гудене (1805–1871). Фамилия его встречается в литературе в разной транскрипции: Робер-Гуден, Робер-Гудин, Робер-Уден, Робер-Удэн.

Жан-Этьен Робер (таково его настоящее имя) был сыном часового мастера. Свое детство он провел среди механизмов, а став взрослым, открыл собственную мастерскую в Париже, где не только чинил часы, но и занимался изобретательством (кстати, это он подарил миру электрический звонок), конструированием автоматов, сложных механических аттракционов, придумывал и различные фокусы. Встреча с иллюзионистом Торрини окончательно определила судьбу Робера. Присоединив к своему имени фамилию жены — Сесили Эглантины Гуден, он стал на путь профессионального артиста и открыл в Париже, в одном из помещений Па-ле-Рояля, первый в мире стационарный театр иллюзии. Это был зал на двести мест с большой сценой. Артист вел весь спектакль один, исполняя роли конферансье, иллюзиониста и популяризатора.

В отличие от обычной практики фокусников столы на сцене Пале-Рояля не были покрыты скатертями. Между тем, отмечают исследователи, главный стол Робер-Гудена был чудом техники. В его гнутые ножки были вмонтированы гибкие стержни, уходившие под сцену. Десять невидимых шнурков тянулись за кулисы. На виду у всех, скажем, фокусник клал предмет на стол и накрывал его листом бумаги. Все были убеждены, что предмет по-прежнему находится там, хотя в действительности он уже давно «уплыл» за кулисы, где ассистент вкладывал его в апельсин или какой-нибудь аппарат.

Робер-Гуден показывал часы, которые шли, останавливались и показывали любое время по заказу зрителей. Его знаменитый автомат «Антонио Дьявол о» представлял собой маленького механического мальчика, который проделывал на трапеции, висящей над сценой, различные упражнения. Закончив номер, «гимнаст» срывался и падал на руки фокусника.

Робер-Гуден на глазах у публики «выращивал» апельсиновое дерево, оно расцветало, его ветви покрывались спелыми плодами, и любой из присутствующих мог их отведать. Особенно эффектным был трюк с обыкновенной папкой для бумаг толщиной около сантиметра. Робер-Гуден ставил ее на ажурный, открытый со всех сторон мольберт и из этой тоненькой папки вынимал несколько гравюр, две дамские шляпы с цветами и лентами, четырех живых голубей. Затем оттуда появлялись три огромные медные кастрюли: в одной была вареная фасоль, в другой полыхало пламя, третья до краев оказывалась наполненной кипятком. Наконец, из той же папки извлекалась большая клетка с порхающими птицами. В заключение из папки высовывалась голова младшего сына артиста и мальчик сам выскакивал на сцену.