В глазах учёного промелькнуло что-то, похожее на удовлетворение.

— Проницательное замечание, кардинал. Действительно, я поддерживаю… определённые контакты с различными религиозными общинами Иерусалима. Чисто научный интерес, уверяю вас.

— Разумеется, — Крид позволил себе лёгкую иронию. — И что же рассказывают вам эти контакты о брате Константине и его учении?

— Что он обладает частью древней реликвии, которая действительно демонстрирует необычные свойства в его присутствии, — старец подался вперёд. — Что он привлекает всё больше последователей — не только среди простых паломников, но и среди знатных и образованных людей. И что он открыто говорит о вас как о «лжехранителе», который исказил истинное предназначение священного копья.

— И вы верите этим рассказам? — спросил Крид.

— Я учёный, — пожал плечами Абу Закария. — Я верю в факты и доказательства. Но должен признать, что свидетельства очевидцев о «чудесах» брата Константина многочисленны и согласуются между собой. Это… заслуживает внимания.

— Безусловно, — согласился Крид. — Как и любой искусный обман.

— Вы считаете его шарлатаном? — заинтересовался султан.

— Я считаю его опасным человеком, — твёрдо ответил Крид. — Который использует веру людей и их стремление к чудесам для достижения собственных целей. Что может быть опаснее фанатика, убеждённого в своей правоте и обладающего даром убеждения?

— Только бессмертный фанатик, — тихо произнёс Абу Закария, глядя прямо в глаза кардиналу.

На мгновение воцарилась напряжённая тишина. Затем Крид неожиданно рассмеялся — искренне, от души.

— Туше, почтенный учёный! Вы умеете вести интеллектуальный поединок. — Он повернулся к султану. — Ваше Величество, я понимаю, почему вы цените общество этого мудреца. Его ум остёр, как дамасский клинок.

Султан, явно довольный тем, что напряжение разрядилось, предложил тост за мудрость и дружбу народов. Разговор перешёл к более безопасным темам — литературе, архитектуре, последним достижениям в мореплавании.

Однако Крид чувствовал, что Абу Закария продолжает наблюдать за ним с особым вниманием. Во взгляде старого учёного читался не только научный интерес, но и что-то более глубокое — словно он искал ответы на вопросы, которые не решался задать вслух.

Когда пир подошёл к концу, и гости начали расходиться, Абу Закария незаметно приблизился к Криду.

— Если позволите, кардинал, я хотел бы показать вам нечто интересное перед вашим отъездом, — тихо произнёс он. — Нечто, что может оказаться полезным в вашей встрече с братом Константином.

— И что же это? — осторожно спросил Крид.

— Древний манускрипт, — ответил учёный. — Возможно, единственный сохранившийся экземпляр труда, написанного во времена первых халифов. В нём описываются различные священные реликвии, включая фрагменты копья, которым был пронзён Иса, и их… особые свойства.

Крид задумался. Предложение было заманчивым, но могло оказаться и ловушкой. С другой стороны, ничто не мешало ему наведаться в «гости» чуть позже.

Иерусалим — город молитв и пророчеств, святынь и крови. За тысячелетия своего существования он видел больше религиозного фанатизма и политических интриг, чем любой другой город на земле. Его узкие улочки, зажатые между каменными стенами домов, хранили тайны крестоносцев и сарацинов, паломников и торговцев, святых и грешников.

Именно эти улочки пересекал сейчас невзрачный человек в одежде еврейского купца. Его лицо, наполовину скрытое капюшоном, не привлекало внимания — одно из многих, затерянных в толпе многонационального города. Никто бы не узнал в нём Симона Оливу, доверенного агента кардинала Крида, человека, чьё настоящее имя было известно лишь нескольким людям во всём христианском мире.

Он двигался уверенно, без спешки, временами останавливаясь у торговых лавок, делая вид, что разглядывает товары. Однако его внимание было сосредоточено не на коврах или пряностях, а на людях, проходивших мимо. Особенно его интересовали те немногие, кто носил на шее небольшой деревянный крест особой формы — знак принадлежности к последователям брата Константина.

Дойдя до небольшой площади перед караван-сараем, Симон заметил человека, которого искал — невысокого сирийца с редкой бородкой, одетого в простую тунику городского писаря. Мелкий чиновник в администрации мамелюкского наместника, Халиль аль-Джабали имел доступ к информации, бесценной для тех, кто умел ею пользоваться.

— Мир тебе, почтенный, — произнёс Симон, приближаясь к сирийцу. — Не скажешь ли, далеко ли до рынка специй?

— Иди прямо до храма, потом поверни направо, и ты увидишь кипарисовое дерево. За ним будет то, что ищешь, — ответил сириец, произнося условленную фразу.

Они обменялись ещё несколькими бессмысленными репликами, после чего направились в укромный угол караван-сарая, где можно было говорить, не опасаясь лишних ушей.

— Что нового, Халиль? — тихо спросил Симон, когда они устроились за дальним столиком, с кружками разбавленного вина.

— Брат Константин стал осторожнее, — так же тихо ответил сириец. — После того случая с отравленным вином он проверяет всю пищу и принимает её только из рук самых доверенных последователей.

— Жаль, — Симон поморщился. — Это была неплохая попытка. Что с его ближним кругом?

— Кое-кто начинает сомневаться, — сириец наклонился ближе. — Особенно после того, как не сбылось его предсказание о прибытии кардинала. Он обещал, что «лжехранитель» явится к празднику Успения, но тот не появился.

— Хорошо, — кивнул Симон. — Сомневающиеся — это именно то, что нам нужно. С кем из них можно работать?

— Есть человек по имени Жерар, француз из Лиона. Он был одним из первых последователей Константина, но теперь разочарован. Говорит, что монах становится всё более властным и нетерпимым к любым вопросам.

— Чего он хочет?

— Как всегда — денег, — усмехнулся Халиль. — И гарантий безопасности, если решит открыто выступить против брата Константина.

Симон задумался. Судя по описанию, этот Жерар мог стать полезным инструментом. Но торопиться не следовало — нужно было тщательно проверить его искренность.

— Устрой встречу с ним, — наконец решил он. — Но незаметно, пусть думает, что встречается с обычным торговцем, интересующимся новым учением.

— Будет исполнено, — кивнул сириец. — Что-нибудь ещё?

— Да, — Симон достал из-под одежды небольшой свёрток. — Здесь пятьдесят золотых дукатов. Раздай их тем нищим и калекам, которые раньше получали подаяние от брата Константина. Пусть говорят, что новый учитель забыл о милосердии и заботится теперь только о богатых и влиятельных последователях.

— Умный ход, — одобрительно кивнул Халиль. — Ничто так не портит репутацию святого, как обвинения в забвении бедняков.

— Ещё распространи слухи о том, что на недавней церемонии исцеления хромого мальчика на самом деле использовали подставного ребёнка. Найди настоящих калек, которым брат Константин отказал в помощи.

— А если таких нет?

— Тогда создай их, — холодно ответил Симон. — Заплати нескольким бродягам, чтобы изображали обиженных. Главное — посеять сомнения.

Они ещё некоторое время обсуждали детали, после чего расстались, договорившись о следующей встрече через три дня.

Покинув караван-сарай, Симон направился к другой части города, где его ждала ещё одна встреча — на этот раз с французским рыцарем, одним из тех, кого Крид отправил в Иерусалим для внедрения в окружение брата Константина.

Шевалье де Прэ ждал его в маленькой таверне, известной своей греческой кухней и относительной чистотой. Французский рыцарь выглядел осунувшимся и нервным — последствия двухмесячного пребывания в постоянном напряжении.

— Вы опоздали, — сразу сказал он, когда Симон сел за его стол.

— Осторожность важнее пунктуальности, — спокойно ответил агент. — Как ваши успехи, шевалье?

— Я вошёл в доверие к брату Константину, — де Прэ говорил тихо, часто оглядываясь. — Он считает меня одним из своих преданных последователей. Но это… сложно.