Спускаемый аппарат застыл на гребне кратера и развернул панели солнечных батарей, на Марсе практически бесполезных из-за большего расстояния от Солнца и песчаных бурь, а здесь вполне уместных. Когда опала пыль, вздыбленная ТДУ мягкой посадки, камеры передавали чрезвычайно контрастную картину: ярчайший свет на солнце и беспросветная антрацитовая тьма в тени. В свете прожектора объективы выхватывали днище кратера, его ближайшую к кораблю часть, сравнительно гладкую и полого уходящую вниз.

Здесь, в царстве вечного холода и чёрных теней, скопились кубические километры льда, составляющие для нескольких поколений запас кислорода для дыхания, воды для питья и топлива для кислородно-водородных ракет, опускающихся сюда на дозаправку. Со временем в кратер опустится достаточно мощный ядерный генератор, обеспечивающий нагрев льда до жидкого состояния и электролиз.

А пока на Земле с континента на континент перекатывались волны восторга, люди вернулись на Луну после длинного перерыва, теперь не наскоком — всерьёз и надолго, озаботившись развёртыванием постоянной обитаемой базы.

Правда, пока эта база будет оставлена — до прибытия следующей миссии с новыми грузами.

Через сутки интернациональная пара развернула шлюз и совершила первый выход на лунную поверхность. Американка вопила в эфир I’m happy! I’m so happy! Мол — счастлива до невозможности. Советский космонавт, переждав всплеск её энтузиазма, приступил к главному — уточнению места посадки для «Колумбии».

Одиннадцатого мая первая леди США удостоила ЦУП в Звёздном городке личным присутствием, первый сэр США тем же самым осчастливил Хьюстон, хоть оба могли следить за посадкой по Ти-Ви из Белого дома, прямую трансляцию вели все федеральные каналы Соединённых Штатов и Центральное телевидение СССР. К высадке на Луне интерес подогревался несколько искусственно, он, конечно, не мог соперничать с ажиотажем времён посадки Гагарина и экипажа «Аполло».

Генеральный секретарь ЦК КПСС не посетил Звёздный, ограничился ролью телезрителя, и Юрий Алексеевич впервые в жизни оказался благодарен Гусакову, приставленному к главной феминистке западного полушария и принявшему на себя шквал её красноречия. В отличие от дочери, он по-английски не знал даже «ез, ыт ыз» и «окай», поэтому слушал переводчика и раз в несколько минут вставлял нечто безумно уважительное. Нашедшая столь благодатные уши, миссис Мондейл прониклась к толстому чиновнику неподдельной симпатией, похоже, частично простила ему, что он — мужчина. Они идеально подходили друг другу ещё и в силу одинакового уровня понимания космической техники, примерно нулевого.

Гагарин случайно подслушал, как американку прозвали сотрудники ЦУПа — очень неприлично, используя первые четыре буквы её фамилии. Поделом!

Та замолкала сравнительно надолго лишь в самые значимые моменты, прижимая наушник, транслирующий переговоры на английском языке или с английским синхронным переводом. На все американские каналы, на Великобританию и на остальной англоязычный мир вещала, естественно, женщина, в силу политкорректности — чернокожая и бодипозитивная.

— Русский майор Ловеукин и астронавт США мисс Витенберг установили причальный маяк в ста восьмидесяти ярдах от русского посадочного модуля, — рассказывала Опра Уинфри. — После выгрузки биологического отсека из шаттла специальной роботизированной рукой этот отсек будет доставлен к станции на колёсном шасси. Его масса на Земле составляет две тонны, но на Луне она в шесть раз меньше.

Ещё одна… гм… большая специалистка, подумал Гагарин. Масса везде одинаковая, на Луне меньший вес.

— Расстояние в сто восемьдесят ярдов выбрано не случайно, — продолжала щебетать Опра. — Если дальше, то увеличивается дальность транспортировки отсека. Если ближе, существует риск повредить русский посадочный модуль, где, напоминаю, находится гражданка США.

То есть, не будь американки на борту, по логике Уинфри, можно ронять челнок хоть на крышу спускаемого аппарата. С кем мы сотрудничаем!

По лицам ближайших операторов Гагарин видел — они представляют себе примерно то же самое.

А ещё передачу с Луны в американской обработке слушали экипажи станции «Салют-12», куда отправлялась Ксения, «Салют-13», где шли биологические эксперименты в интересах совместной с NASA программы «Аэлита-Барсум», и Андрей, единственный космонавт на станции «Салют-11». Симпатии к партнёрам точно не прибавится. Одна бездумная реплика телекомментаторши, пусть брошенная в эфир без злого умысла, способна порушить длительные усилия Госдепа, теперь и высшего руководства державы, пытавшихся представить Соединённые Штаты белыми, пушистыми и любящими всё человечество.

Соврала она и про сто восемьдесят ярдов, точнее, не сама, ей написали такой текст, и женщина шпарила, глядя на пробегающие по монитору строчки. Разницы — тащить биомодуль со ста или трёхсот ярдов нет никакой, аккумуляторы шасси рассчитаны на преодолении мили на Луне. Но именно на таком расстоянии и в нужном ракурсе камеры спускаемого аппарата запечатлеют «Колумбию» в самом выгодном виде, пока её не укроют вихри пыли, поднятые гептиловыми двигателями вертикальной тяги.

Показуха! А когда её слишком много, повышается шанс, что какая-та ложка дёгтя испортит цистерну мёда.

Для начала все, кто в теме, заметили, что челнок, зависший под красивым углом к камерам спускаемого аппарата, как-то слишком долго не торопился прилуниться, затем… Затем набрал высоту и начал быстро увеличиваться на экране.

— Заря-1! Челнок идёт прямо на нас! — тревожно воскликнул Ловейкин.

Его отчет с запозданием на секунду с небольшим пришёл по каналу связи, не соединённому с вещанием на широкую публику. Почему продвинутая американская автоматика на шаттле взяла пеленг на передатчики спускаемого аппарата, а не на причальные маяки, следовало выяснить потом.

— Кедр-1, Кедр-2! Я — Заря-1! — Гагарин выхватил микрофон у оператора и отдал самую важную на тот момент команду: — Немедленно покинуть спускаемый модуль! Бегите прочь!

Даже миссис Ман… в смысле — миссис Мондейл въехала, что шоу развивается не по сценарию, и примолкла.

— Прямую связь с Хьюстоном, живо! — Гагарин перешёл на английский, не совершенный, но вполне понятный. — Хьюстон, ваша грёбаная «Коламбия» садится прямо на наш аппарат! Вверх, немедленно вверх!

Сам сжал пальцы так, что ногти врезались в ладони. Пока Иван понял, что туша челнока вот-вот сомнёт их скорлупку, а пламя из сопел ещё раньше сметёт антенны и солнечные батареи, пока дошёл сигнал до Земли, пока Гагарин отдал им приказ на эвакуацию и связался, наконец, с Хьюстоном, а оттуда сигнал ещё пока долетит до Луны… Секунды, секунды, секунды…

Экраны заволокло мглой. Триумфальную посадку космического самолёта камеры не показали. Опра Уинфри, Гагарин совершенно зря упрекал её в тупости, чётко сориентировалась. Или просто прочла следующие строки на мониторе, они оказались кстати.

— С гордостью сообщаю: посадка спейс-шаттла «Колумбия» проведена успешно. Мы снова показали всему миру, что в космической технике сильны как никогда. Боже, храни Америку. С вами была Опра Уинфри.

А в ЦУПе десятки людей напряжённо всматривались в экраны, затянутые мглой. Если они подёрнутся рябью помех, означающей, что связь пропала, спускаемому аппарату пришёл пушистый северный зверёк по имени песец. Осталось надеяться на чудо, что Иван и Джоан, перекрыв все известные нормативы по облачению в скафандры, успели выбраться и сбежать с места катастрофы.

— О’кей, Хьюстон. «Коламбия» прилунилась. Пыль оседает. Вижу спускаемый аппарат русских примерно в ста ярдах по правому борту.

Камера челнока показала медленно проступающий из-за облака пыли контур этого небольшого сооружения и две фигурки в скафандрах рядом.

Как отлегло…

В ЦУПе кричали русское «ура», даже американская леди. В Хьюстоне наверняка радовались не меньше. Оказалось — рано.

Солнечные батареи спускаемого аппарата вышли из строя необратимо, задетые реактивной струей, они не дали напряжения в бортовую сеть, хоть Джоан пыталась протереть их тряпкой как заправская домохозяйка из какой-нибудь Оклахомы. Но, что ещё хуже, набор высоты, маневрирование над лунной поверхностью, над спускаемым аппаратом и третий заход на посадку спалили остатки топлива в челноке. По плану, корабль должен был приподняться над лунной поверхностью, произошло бы включение трёх кислород-керосиновых ЖРД главной тяги, передние двигатели задрали бы нос, сообщая нужный угол тангажа для кабрирования, и самолёт улетел бы с Луны в сторону Земли.