Многие просят за слабых, чтобы им вовремя помогли; однако, чрезвычайно редки сердца, которые молят о божественной помощи для сильных, чтобы дать им хорошее направление.

Господь, твоё правосудие никогда не ошибается.

Ты знаешь того, кто ранит, и того, кто раним.

Ты не судишь по модели наших капризных желаний, так как твоя любовь совершенна и бесконечна…

Ты всегда склонялся на сторону слепых, больных и обескураженных судьбой, потому что в нужный час ты защищаешь и тех, кто причиняет слепоту, увечья и разочарование…

Если воистину ты спасаешь жертв зла, то ты ищешь и грешников, неверных и вершителей несправедливости.

Далёкий от того, чтобы умерить высокомерие врачей, ты с любовью говорил с ними в Иерусалимском храме.

Ты не пренебрёг заблудшей супругой Симона, горделивого фарисея, и помог ей Своими братскими руками.

Ты не покинул злодеев, Ты принял компанию двух воров в день распятия.

Если Ты, Незапятнанный Учитель, таким образом действовал на Земле, то кто мы такие, мы, задолжавшие Духи, чтобы проклинать друг друга?

Зажги в нас свет нового понимания!

Помоги нам ощутить боль ближнего, как свою собственную.

Когда нас мучают, дай нам почувствовать трудности тех, кто нас мучает, чтобы мы могли преодолеть препятствия во имя Твоё.

Милосердный друг, не оставляй нас без пути, нас, ограниченных своими собственными чувствами…

Придет силы нашей хрупкой вере, открогi нам общие корни жизни, чтобы мы, наконец, поняли, что все мы — братья.

Научи нас, что не существует другого закона, кроме жертвенности, который позволит нам трудный рост к божественным мирам.

Направь нас на понимание искупительной драмы, к которой мы все привязаны.

Помоги нам преобразить ненависть в любовь, потому что в своём низшем положении мы умеем лишь превращать любовь в ненависть, когда Твои намерения изменяются по отношению к нам.

У нас сердце в рубцах и ноги изранены от долгого пути сквозь непонимание, свойственное нам, и поэтому наш дух жаждет климата истинного покоя с той же скорбью, какая обитает в истощённом путешественнике в пустыне, где он страстно стремится найти чистую воду.

Господь, вдохнови нас на желание взаимно поддерживать друг друга.

Ты делал добро тем, кто не верит в тебя, защищал тех, кто не понимал тебя, восстал для Своих учеников, бежавших от Тебя, дал сокровище божественного знания тем, кто распял Тебя и забыл…

Почему же мы, ничтожные черви земли перед небесной звездой, если сравнивать с Тобой, побоимся протянуть щедрые руки тем, кто ещё не понимает нас?!…

Инструктор придал трогательные интонации последним словам своей молитвы.

У нас с Элои глаза наполнялись слезами, в то время, как ошеломлённый Сальданья отступал к одному из тёмных углов этой грустной камеры.

Постепенно Губио преобразился. Мощные вибрации молитвы, вырвавшейся из его сердца, изгнали тёмные частицы, которыми он был покрыт с тех пор, как мы проникли в исправительную колонию, где нас встретил Грегорио, и возвышенный свет исходил теперь от его лица, которое слёзы любви и понимания омывали в непередаваемой красоте.

Казалось, он прятал неизвестную лампу на своей груди и своём челе, лампу, которая посылала световые лучи интенсивно-голубого цвета, в то время, как перед нашими ошеломлёнными глазами гармоничная нить необъяснимого света связывала его с Небесами.

Когда пауза завершилась, он излил весь этот свет, окутывавший его, на три существа, которых он приютил у себя на коленях, и сказал:

Для них, Господи, лежащих здесь в плотных тенях, мы просим Твоего благословения!

Развяжи их, Учитель милосердия и сочувствия, освободи их, чтобы они обрели равновесие и вспомнили себя…

Помоги им очиститься в эмоциях священной любви, забыв навсегда о низших страстях.

Пусть ощутят они Твою чувственную нежность, потому что они тоже любят и ищут Тебя подсознательно, хоть и остаются терзаемы в глубокого долине тёмных и деградирующих чувств…

В этот момент ориентер умолк. Интенсивные потоки света, исходившие из невидимых для наших глаз рук, окружили его. С заметным волнением Губио стал проводить магнетические пассы над каждым из этих трёх несчастных, а затем сказал воплощённому молодому человеку:

— Хорхе, вставай! Ты свободен для необходимого исправления.

Молодой человек поморгал глазами, словно только что проснулся после тревожного кошмара. Скоро тревога и грусть пропали с его лица. Он машинально подчинился полученному приказу, выпрямившись, с абсолютным контролем над своим разумом.

Вмешательство благодетеля разорвало цепи, сдерживавшие его около развоплощённых родителей, освободив этим самым и его психические функции.

Присутствовавший здесь же Сальданья в слезах вскричал:

— Сын мой! Сын мой!…

Больной не расслышал восклицаний, родившихся из отцовского энтузиазма, но подошёл к простой кровати, где с неожиданной безмятежностью улёгся и заснул.

Побеждённый лучшими побуждениями, мучитель Маргариты приблизился к нашему руководителю с видом смиренного ребёнка, столкнувшегося с превосходством учителя. Но прежде, чем он смог взять его руки, скорее всего, чтобы поцеловать, Губио просто попросил его:

— Сальданья, успокойся. Наши друзья сейчас проснутся.

Он тронул голову Ирасемы, и несчастная мать Хорхе пришла со стоном в себя:

— Где я?!…

Но, обнаружив присутствие своего мужа, она стала звать его по знакомому ей имени и вскричала в расстроенных чувствах:

— Помоги мне! Где наш сын? Наш сын?!

Затем она заговорила как человек, который обрёл любимого человека после долгого его отсутствия.

Одержатель больной, особенно интересовавший нас, тронутый до самых интимных струн своего существа, проливал теперь обильные слёзы и инстинктивно искал взглядом Губио, чтобы безмолвно просить его принять меры к спасению.

— В каком дурном сне я так задержалась? — спрашивала несчастная сестра, рыдая в конвульсиях. — Что это за грязная камера? Неужели это правда… и мы уже по ту сторону могилы?

И в приступе отчаяния добавила:

— Я боюсь демонов! Я боюсь демонов! О, Боже мой! Спаси меня, спаси!…

Наш Инструктор обратился к ней с ободряющими словами и указал ей на сына, который отдыхал рядом с нами.

Постепенно придя в себя, она спросила Сальданью, почему тот молчит, почему ему не хватает слов, полных любви и доверия, как было раньше, на что палач Маргариты многозначительно ответил:

— Ирасема, я ещё не научился быть полезным… Я не умею никого утешать.

В этот миг проснувшаяся страдающая мать заинтересовалась своей несчастной подружкой, которая перемещала правую руку к горлу. С трудом признавая, что речь идёт о её невестке, ставшей неузнаваемой, она грустно позвала:

— Ирен! Ирен!

Губио вмешался со своей силой будильника, распространяя мощные энергии в центры мозга существа, остававшегося угнетённым.

Прошли несколько мгновений, и невестка Сальданьи зашлась в страшном крике.

Она почувствовала, что ей трудно произносить слова. Она шумно задыхалась, охваченная бесконечной тревогой.

Ориентер проворно подхватил её руки в свои и стал посылать женщине магнетические успокаивающие пассы на голосовую щель и особенно вдоль вкусовых бугорков, таким образом успокоив её.

И хотя самоубийца и проснулась, она не выказывала признаков осознания, хотя бы и относительного, самой себя. Она ни в коей мере не могла вспомнить, что её тело сейчас разлагается в могиле. Она представляла собой совершенный тип сомнамбулы, которого внезапно разбудили.

Она сделала несколько шагов в направлении своего супруга, который вновь обрёл свои собственные способности, и громогласно воскликнула:

— Хорхе! Хорхе! Слава Богу, яд не убил тебя! Прости мне мой необдуманный поступок… Я постараюсь отомстить за тебя! Я убью судью, который приговорил тебя к таким жестоким страданиям!