Каким бы грозным не был голос Чейзена, тело говорило обратное. Его уже не трясло, но движения стали слишком медленными, и в какой-то момент он замер, отстраняя руки от лица. Я старалась не смотреть на пострадавшие глаза. Далеко не самое приятное зрелище.

— Мне не нужна твоя полная исповедь. Я лишь хотел узнать, как произошло убийство. И я узнал, — горько произнес Артур. — Чейз, Элайну мы уже не вернем. Не знаю, испытываешь ли ты хоть какую-то вину сейчас за то, что совершил в прошлом. По поводу твоего отношения ко мне у меня тоже нет вопросов. Но вот твой сын… Он лишь хотел поступить по справедливости, по совести. Он не заслужил того, что у него отняли мать, как и не заслужил того, что отец лишил его зрения. Чейзен, признай, что обошелся с Итаном ужасно. Признай, что тебе хотя бы за это жаль. Докажи, что хоть что-то человеческое в тебе осталось.

В голосе Альгерона слабо пронеслась надежда. Все-таки в старых друзьях хочется видеть хоть какие-то отголоски светлого, как бы сильно эти друзья ни поменялись. Трудно признать для себя, что тот, кто назывался лучшим другом, потерял человечность и поступает подло. Ведь почему-то он был когда-то другом. Неужели все хорошее в человеке ушло, испарилось?

Все замерли. Итан, стоявший рядом, тяжело дышал, но ни слова не проронил. Он не видел, как выглядел его отец, но в этот момент это было к лучшему.

— Итан, ты здесь? — как-то тревожно позвал Чейзен.

— Да, отец, я здесь, — наконец, сказал Итан.

— Сын… Мне было действительно обидно, что ты не стал мне помогать, не встал на мою сторону. И я решил тебя наказать, как и твою мать. Но не убивая. Я уже знал, что у меня в этот раз получится, и не ошибся.

— И это все, что ты хочешь мне сказать сейчас? — разочарование сковало Итана.

Глубоко вздохнув, его отец продолжил:

— Нет, сын, не все, — он сделал паузу, — я не ошибся в том, что эксперимент пройдет удачно. Но я ошибся, что решил именно так наказать тебя. Я… Действительно сожалею, Итан. Я сейчас ничего не вижу и не представляю, как теперь жить дальше. А ты смог.

Лицо Итана напряглось. Он тяжело сглотнул и поднял голову к небу. Этот разговор явно давался непросто, давил на больное.

— Итан, прости. Мне жаль. Я ненавижу Артура, но не тебя. Ты меня простишь когда-нибудь?

Проговорив шепотом последнюю фразу, Чейзен потерял сознание, так и не дождавшись ответа.

Артуру Альгерону после схватки все-таки удалось сдать Чейзена стражам. Тут же начались разбирательства произошедшего. К счастью, после столкновения ректор помог потушить пожар, поэтому лаборатория служила прямым доказательством того, что в ней проводились запрещенные эксперименты. Большинство документов не уцелело, но то, что удалось спасти, стражи взяли на экспертизу. Студенты участвовали в деле как пострадавшие, а мои друзья как свидетели.

Чейзен вел себя вполне смиренно. Целители сказали, что глаза серьезно повреждены, зрение никак не удастся вернуть. Углубившийся в свое горе, Чейзен практически не сопротивлялся при задержании. Однако он продолжал настаивать, что Альгерон занимается некромантией, но стражи за помощь в содействии вернули былое доверие к Артуру. Теперь обвинения Чейзена казались пустым звоном, доказательств по-прежнему не было, а мы с Итаном и друзьями ничего не рассказывали о прошлом ректора.

Всех студентов в срочном порядке отправили к целителям. К счастью, обошлось без смертей. Также выяснилось, что никто из пленных не обладал увечьями от воздействия на энергию. Видимо, перед столкновением Чейзен зачем-то вернул ребятам то, что отнял. Больше всех пострадал Берт, но важные органы не были задеты при ударе лезвием, а своевременная помощь Дьюнона и Лары внесла свой вклад. Другу понадобилось много времени, чтобы восстановиться, но это уже не казалось таким страшным. Самое главное, что он остался жив. Лара посещала Берта ежедневно несколько раз. Я, Итан и Дью тоже заходили к нему.

— Лара, после всего пережитого я обязан на тебе жениться, — смеялся Берт.

Подруга мечтательно смотрела на возлюбленного и была совсем не против такого исхода.

— Да уж, Ларочка, от тебя я точно такого не ожидал, — восторженно воскликнул Дью, — чуть людей не убила ради этого балбеса.

— Не правда, я бы никого не смогла убить, — растерянно отвечала Лара.

Ее саму вводила в ужас мысль, что она так бесстрашно кидалась на людей с ножом, ведомая злостью за причинение вреда ее любимому человеку. Часто в экстренных ситуациях люди раскрываются с совершенно иной стороны.

Зато подруга помогла привести в порядок мои волосы. Чейзен обошелся с ними очень неаккуратно, поэтому какие-то пряди были длиннее, а какие-то короче. Пришлось подрезать их, выравнивая. Лара с этим хорошо справилась, но видеть себя с новой прической было непривычно. А еще детская обида грызла из-за того, что Итан увидит меня не такой красивой, какой я была до несогласованной стрижки. Да, это совсем не главное. Лишь бы он вообще смог снова видеть. Но, представляя это, я мечтала показаться в самом прекрасном виде.

— Чего ты переживаешь? — успокаивала меня Лара. — Тебе и такая прическа идет, ты просто еще не привыкла. Накрутишь небольшие локоны, и вообще бомба будет. Тем более, ты парней не знаешь, что ли? Да они вечно ничего не замечают. Вот ты заметила, что я на днях пряди у лица укоротила, чтобы длинную челку красиво укладывать?

Лара продемонстрировала волосы, накрутив их на палец.

— Конечно, заметила.

— Вот! А Берт не заметил, представляешь? Говорит, что так было всегда. И вообще плевать ему на мои волосы. Говорю, может, мне вообще в черный покраситься? Или тоже не заметишь? А он такой: «Мне все равно, ты всегда будешь красивая».

— Так это же прекрасно, — смеялась я, — значит, он любит тебя не за внешность, а за то, какая ты. А ты замечательная, мы это все прекрасно знаем.

Подруга тут же кинулась в объятия, сжимая мою шею тонкими руками.

— Вот и тебе поэтому не стоит беспокоиться. Итан тебя уж точно не за внешность полюбил. Ты уж извини, но он тупо не знал, как ты выглядишь. А во сне не считается, там толком не рассмотришь.

— Ты права, — радостно воскликнула я, прижимая подругу к себе.

— А хочешь, я тоже себе сделаю каре? Как думаешь, мне пойдет? Будем с тобой как сестрички ходить.

Лара скрутила свои волосы так, чтобы казалось, будто они ей до плеч.

— Пойдет. Но ради меня не стоит этого делать, только если ты сама когда-то захочешь.

Лара пожала плечами, а я посмотрела на себя в зеркало. Может, все действительно не так плохо. А волосы отрастут. Это не самое страшное, что можно потерять.

Документы, которые я смогла вытащить, были тут же переданы ректору. Мне не хотелось, чтобы стражи их забирали, вдруг они бы не решились на то, чтобы провернуть обратный ритуал по восстановлению зрения.

Во мне сидел страх, что нужного ритуала вообще не будет в документах, но Альгерон обрадовал, изучив бумаги и заявив, что необходимые действия там описаны. Однако потребовалось несколько дней на подробное изучение и приготовление всего.

Я перестала бояться жить в своей комнате в общежитии, но мне уже этого совершенно не хотелось. Все равно я оставалась у Итана, проводила с ним все свободное время. Пережитые события нас сплотили и сблизили еще больше.

— Скажи, — однажды решилась спросить я, — а что бы ты ответил тогда отцу? Простил бы?

Итан глубоко задумался. Кажется, он и сам не мог полностью решить для себя, заслуживал ли отец прощения.

— Мне трудно сказать. Отец творил ужасные вещи, а все же остается моим отцом, — с какой-то горечью протянул Итан, — и хорошего в моей жизни с ним тоже было достаточно. Но, как я уже говорил, поступок с мамой я не в силах простить. Точно не сейчас. И… Не уверен, что когда-либо получится.

Я понимающе кивнула. Часто мои мысли возвращались к Чейзену, анализируя все его поступки. Со стороны он казался безбашенным и безумным, не ведающим, что такое боль. Но действительно ли он ее не знал? Все это высокомерие лишь напускное. В душе мужчины явно сидела злость, обида и горечь за то, что та, кого любил он сам, не выбрала бы его, не подарила бы взаимные чувства. И он решил насильно вызвать их, но любовь по принуждению невозможна. Поэтому Элайна так и не выбрала его сердцем, несмотря на то, что постоянно находилась рядом. В душе было место лишь для одного — для Артура. Для лучшего друга Чейзена. И он не мог смириться с этим и по сей день. А когда помимо души и тело выбрало другого, Барт совсем озверел. И не желал жене смерти, хотел лишь наказать, проучить. Но судьба распорядилась иначе. А позже и сын выбрал сторону врага. Да, Чейзен явно знал, что такое боль, но всячески пытался скрывать ее за маской злобы. Тем не менее, как бы ни была сильна его боль, вины она у него не отнимает. Он сам выбрал свой путь, сам решился на действия, приведшие к такому исходу. И теперь остается лишь пожинать плоды.