— Лапонька, помягче. Спасибо тебе, потом еще полетаем, — неожиданно мягко, невероятно чаруще звучит голос Гвенн, — а сейчас вниз, прямо сейчас, дорогуша, — и дракон плавно опускается на землю прямо у опущенного подъемного моста. — Знаешь, лесовичок, а ему не нравится его имя.

— Надо же, — ворчит Флинн. — Мне, может, тоже свое не нравится!

Флисс очень осторожно разжимает лапы, опуская на мокрый снег неподвижного Мэя.

Алиенну тянут вниз, она отмахивается:

— Не могу, Гвенн, не сейчас. Я еле удерживаю его огонек.

Волчица кивает, торопится к лежащему, помогая Флинну поднять Мэя.

— Эй, волки! Кто нибудь! Эй, честь и сила! Помогите же нам! — кричит Гвенн.

Подводы с ранеными только тянутся к Черному замку, вокруг — никого, но из ворот следом за начальником стражи выбегает советник. Джаред хватает за локоть Алана, алая искорка бьется на границе тьмы и света.

Седина, и без того отвоевавшая волосы Алана почти до самых корней, опускается на всю длину. Наблюдать того, кого можешь называть сыном, в столь разбитом состоянии — истинная пытка.

Неудивительно, что Алан не обращает внимания на свое сорванное дыхание.

Удивительно, что советник не отпускает его локоть.

— Мы справимся. Послушай меня, Алан. Да Алан же! Вернись немедля в Черный замок. Мертвым ты не поможешь сыну ничем, — ледяным голосом приказывает Джаред.

Алиенна прикрывает глаза.

— Я помогу ему, Алан. Обещаю. Вернитесь в цитадель, мой добрый волк, — просит она, Джаред хлопает его по плечу, и Алан уходит обратно в замок.

Слышны стоны и плач — раненых много, очень много, много и фоморов — тех, кого не забрали уходящие. По всей видимости, сочтя мертвыми.

Алиенна оглядывает поле боя. Как сильно все поменялось, пока ее не было! Слезы текут по щекам, и она вытирает их измазанной грязью ладонью. Как много скорби и боли, и все из-за нее!

Никто не обвиняет ее, но этого и не надо. Она сама винит себя!

И если хоть чем-то может помочь…

— Гвенн, — сухим голосом говорит Алиенна. — У многих раны очень серьезны. Лекарей не хватит на всех. Я не шучу. Я ощущаю очень много тех, кто на грани, тех, кто может покинуть этот мир.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Потому что мне нужна твоя помощь, пока еще светит солнце. Ты поможешь мне?

— Прикажи, моя королева, — еще более сухо отвечает Гвенн.

— Я прошу тебя.

— Я в твоем распоряжении. Что делать?

— Стоять рядом. Просто стоять рядом.

— И ничего больше?

— И верить в меня. Если это возможно.

Можно ли это? Вот-вот стемнеет. Солнце касается зубьев деревьев и, кажется, сейчас весь мир погрузится в вечную ночь.

— Да, моя королева… — Алиенна мрачнеет, и Гвенн торопливо договаривает: — Да, Алиенна. Я верю в тебя.

Желтый диск словно замирает на мгновение, которое растягивается в бесконечность.

Алиенна протягивает руки вперед, шепчет что-то свое, давнее, древнее, что пришло от памяти предков, что не может разобрать даже Гвенн. Из открытых ладоней вырывается свет, ярче солнечного, теплее света души. Волосы Алиенны полыхают огненно, золотисто, освещая все вокруг. Умиротворение спускается на всех — на суровых воинов, на лекарей, на тех, кто близко и далеко. Вспыхивая золотом, затягиваются раны, как телесные, так и душевные…

Советник подбегает к Алиенне, подхватывает под руки, шепчет на ухо:

— Вы сейчас спасли много жизней, но вам нельзя надрываться, моя королева.

— Я знаю. Но я не могу иначе.

Алиенна, прикрывшая веки, распахивает глаза от странного шума. Советник задвигает ее за спину, а Гвенн, защипев, становится прямо перед Мэем. Прямо на них несутся странные звери, виденные только на картинке. Похожие на громадных куриц или на бескрылых драконов.

— Не может быть. Они же все были мертвы, — Джаред поднимает руки, между его ладонями постреливают голубые молнии.

— Нет, Джаред! — восклицает Алиенна. — Нет! Не надо вновь убивать их! Прислушайся! Теперь они не несут зла!

Джаред очень осторожно и медленно опускает руки. Виверны останавливаются, поводят жвалами, пофыркивают, но не двигаются с места.

— Ах вы мои миленькие, а я уж думал, что потерял вас! Проголодались небось? Пойдемте-ка, покормлю вас. Ах вы, мои касаточки!

Это, кажется, Родни. Он уводит притихших виверн, Гвенн фыркает, а ши…

Волки, лесные и небесные опускаются на колени.

«Сердце мира. С нами — Сердце мира!» — проносится над полем.

— Ну что же, Алиенна. Похоже, тебя признали, как никогда ранее, — произносит Гвенн. — Ты будешь править, пока не вернется наш король.

— Нет, Гвенн. Сейчас я должна помочь Мэю, — отвечает Алиенна, смиряя боль в сердце. — А потом мы придумаем, как вытащить Дея.

— Да как?!

— Луг пропал.

— Раз твоей наседки нет с тобой… — обрадованно выговорила Гвенн.

— Значит, он с Нисом! То есть с Деем!

— Вот только не надо путать этих двоих! Подумаешь, братья! Они даже не родные, и вообще, ши, сменяя имя, меняют все! Это все твоя доброта, Лили. Я уверена, они даже поговорить друг с другом не смогут!

Советник подхватывает под левую руку Алиенну, а под правую — Гвенн, и ведет их обеих через подъемный мост, следом за волками, крайне бережно несущими Мэя. Теперь Алиенне не нужно ежесекундно поддергивать за ниточку его огонек, и страшная рана на затылке почти затянулась, но все же до выздоровления еще очень далеко. И она может понять, что Гвенн без сил. Совершенно. Волчица храбрится, но еле идет, будто бы делая одолжение Джареду.

— А как же дракон? Надеюсь, вы не убьете его? Он хороший, и я ему нравлюсь, а я мало кому нравлюсь. А Флинн идет рядом с Мэем!

— О Флиссе позаботятся, — отвечает советник.

— Называйте его Флиссандр. Ему не очень нравится имя Флисс, слишком много шипящих на конце, он воспринимает это как агрессию.

— О, моя принцесса, вы набрались опыта во время странствий! Но сейчас вам обеим нужен лишь отдых.

Надо бы поговорить с Гвенн, со всеми надо бы поговорить, но Алиенна приказывает советнику:

— Джаред, мне нужно к Мэю. Я знаю, что вы желаете оградить нас с Гвенн, но не сейчас. Не время. Он крайне слаб, и, боюсь, кроме меня, ему сейчас не поможет никто.

— Кроме вас?

— Еще — близкие. Позовите его близких.

Все-таки мой Дей исключительный. Не знаю, как, но он располагает к себе. Нет, наверное, знаю-знаю: искренностью во всем, интересом ко всему и, особенно, заинтересованностью в собеседнике и… А, вспомнил! Советник называет это цельностью. Не прошло и нескольких часов, а они с Нисом болтают как лучшие друзья.

— Ну и что ты трясешь решетку? Разбудишь своего слугу, — говорит Нис.

— Он не слуга мне, а друг! — рявкает Дей, но сразу стихает: Бранн спит, и это хорошо. Сон всегда шел на пользу неблагому, это не благой ши, у которого сон может обернуться смертью. — Да сколько вообще нас тут продержат? — шепотом спрашивает Дей.

— А я почем знаю. Айджиан недоволен. Я видишь ли, превысил пределы отпущенной мне власти и проявил некую э… самодеятельность. К тому же ему не нравится та, кого я хочу сделать своей женой.

— Ага! То есть явиться под стены Черного замка, забрать мою жену и бросить вызов, желая забрать трон Благих земель — это называется самодеятельность?

О светлый Луг и темный Ллир! Так ты знал, с кем разговариваешь! Мой Дей, нельзя так обманывать старого ящера!

— Ты знал! Ты знал и подслушивал! — не выдерживает Нис.

— А ты знал и молчал! — еще более запальчиво бросает Дей. — Ты, мой синий брат, можешь сидеть тут сколько угодно, а я нет.

— Что, боишься за Алиенну?

— Боюсь за Бранна. У тебя есть друг, Нис?

— Ты будешь удивлен, но есть.

— Что бы ты сделал, если бы он умирал?

— Пожалуй, почти все.

— А я — просто все. Что? Что ты смеешься?

— Да ничего. Мне обидно знаешь почему? Отец говорил с тобой на равных.

— И что? Что это значит, Нис? А?! Что ты молчишь, синяя зараза?