Бэтси! Она жива. Я подбежал к высокому кресту, на котором извивалась похудевшая женщина. Её руки были расставлены в стороны и плотно привязаны к горизонтальной перекладине, ладони прибиты ржавыми гвоздями. Оголённые ступни с трудом умещались на крохотном выступе.

— Бэтси, потерпи, сейчас сниму тебя.

Она хоть и схуднула, но далеко не стала пёрышком. Развязывать путы, а потом поочерёдно пытаться освободить руки при таком весе… Скорее я причиню ей еще больше боли, чем сейчас. Пришлось вырастить из ладони лезвие и тремя ударами разрубить толстое бревно, служившее основанием для распятия. С треском крест завалился на землю, Бэтси громко замычала. Я понимал, что боли будет вагон, но иного выхода нет.

Когда я развязал ей руки, Бэтси сама отдёрнула ладони, оставив на досках окровавленные шляпки гвоздей с кусками забитой под них плоти. Я не смог не обратить внимание на изменения во внешнем виде. Кожу лица осыпало сотней гноящихся прыщей от укусов мух. Усталость уселась на её плечи тяжким грузом, не позволяя даже глазам двигаться в полную силу. Вялый взгляд уставился на меня.

— Друг… — промычала она.

— Да, Бэтси, я — друг.

Из одежды на ней осталась только испачканная кровью и ихором рубаха, доходившая ей до колен. Видимо, кожаный доспех срывали силой, на рубахе остались отметины от когтей, которые еще и на коже оставили кровоточащие порезы. Бэтси явно не собирались убивать, в отличие от её друзей, чьи тела висели высушенными на двух других крестах. Было очевидно, они не представляли такого интереса, как Бэтси. Гнусу нужна была она для экспериментов. А точнее, нужна была её особенность, которую он успешно перенёс на своё подопытное животное, смертельная схватка с которым чуть не стоила мне жизни.

— Зико… — вновь промычала Бэтси, оторвав взгляд от крестов напротив.

— Зико мёртв, — сказал я, после которого молчания.

Я не знал как она отреагирует на столь мрачную весть, да и подбирать слова не было никакого смысла. Она уже не маленькая девочка, всё прекрасно пониманием, всё-таки не в доброй сказке мы живём.

Её огромные глаза заметно увлажнились, но быстро моргнув, она осушила их, превратив живой блеск в грубый мат. Лицо стало суровым, всюду закрались тени гнева. Я встал перед ней и сказал:

— Идём, нас ждут.

Бэтси не сразу встала на ноги. Какое-то время еще сидела на жопе, осматриваясь по сторонам. Потом принялась растирать затёкшие колени. Я хотел залечить её изувеченные ладони, но она не дала. Грубо отпихнула меня и, наконец, встала.

Перед уходом, я еще раз подошёл к телу Кары. Бедный зверь, столько страданий не заслуживает ни одно живое существо. Но она стала чем-то больше, чем зверем. Она стала верным другом и защитником. Мне не хотелось, чтобы Кара оставалась здесь гнить под солнцем и стать пристанищем для паразитов. Она заслуживает чего-то большего. Чего-то достойного.

Я аккуратно поднял Кару с земли и отдал огню. Пламя жадно накинулось на тело в гнойном доспехе и целиком скрыло с моих глаз, выбросив в небо густой дым.

Покидая деревни, мы с Бэтси собрали остатки воинов Зико. Мужчины соглашались идти с нами без лишних разговоров, прекрасно понимая, что, уходя от сюда, местные жители остаются в безопасности. Но если мы проиграем следующую битвы — никто никому уже не поможет.

Под утро зайдя в центральную деревню, Бэтси сошла с дороги и отправилась к одному из сотни домов. Она шла уверенно, и мне стало ясно, что этот дом её. Скорее всего, что-то забыла, или решила переодеться, так как в одной рубахе по колено воевать явно будет неудобно.

Я оказался прав. Бэтси не было минут пять, но, когда она появилась на пороге дома, на ней уже красовался кожаный доспех, плотно покрывающий тучный торс, и подобие юбки с толстыми лоскутами кожи, дотягивающиеся ей до колен. Только ладони были свободны. Видимо, она утратила свои топоры, но и этот вопрос был быстро решён.

На наших глазах местный люд и солдаты Зико оттаскивали трупы в лес и собирали их в кучи. Ночью тела сожгут, а их оружие и одежду раздадут нуждающимся. Топоры мы не нашли в куче сваленного на землю оружия, но парочка стальных мечей приглянулись моей подруге. Взявшись за рукояти, Бэтси покрутила мечи в перевязанных ладонях, знакомясь с балансом нового оружия. Клинки рассекали воздух со свистом, плавно вращались, рисуя у моего лица ровные круги, которые быстро перетекали от самой земли и до самой головы Бэтси. Всё было идеально. Бэтси явно умела обращаться с оружием. С любым. Закончив примерку, она смерила взглядом своё новое оружие. Повертела мечи перед глазами, а потом, поочерёдно, поднесла каждое лезвие к своим губам и целиком облизала их, не поранив языка. Получилось эффектно, по-другому не скажешь.

Воссоединились мыс основным войсков в обед. Солнце освещало огромную поляну пожелтевшей травы, ярко бликую на головах почти тысячной армии кровокожих. Они казались огромным родимым пятном на бледной коже. Нас встречал Дрюня и Ансгар. Их лица не выражали радости, глаза пытливо рыскали по потрёпанному хвосту из остатков войск за моей спиной, среди которых не было ни единого кровокожа. Ансгар хмурился, губы хотели растянуться в улыбке, но вытянулись в тонкую полоску, побелевшую на моих глазах от напряжения.

— А где Кара? — спросил он.

— Погибла, — ответил я.

Дрюне стоял на месте. Его высокий рост позволял увидеть всю картинку разом, не всматриваясь в конец или начало шеренги. Как только Ансгар утих, услышав не радостный ответ, Дрюня спросил:

— А где Хейн?

— Погиб.

— Как⁈ — спросил Ансгар, бросив на меня взгляд, полного разочарования.

— Твой дядя пожертвовал собой ради моего спасения, — сказал я. — Он умер достойно.

Дрюня уже собирался задать следующий вопрос, но я опередил его.

— Зико тоже погиб. Его обратили в кровокожа, и он выбрал смерть.

Дрюня подошёл ко мне так близко, что между нами не уместится мужской кулак. Лунный глаза с явным недоверием уставились на меня:

— Кто его обратил?

— Судья Анеле. Она вернулась, и нам надо поторапливаться. Если нам повезёт, мы застанем её в городе из камня.

— А что дальше? — поинтересовался Ансгар, положа руку в кожаной перчатке на череп отца, висевший на его ремне. — Мы попытаемся договориться?

— Нам не о чем договариваться! — рявкнул я. — То, что они здесь устроили — не имеет оправдания. Подобно страшной чуме они всюду сеют мучения и смерть, а любая страшная болезнь требует принудительного лечения. Для них издевательства над людьми и ужасные эксперименты считаются нормой. И ради победы они пойдут на любые изощрения. Мы убьём всех. Всех, кто встанет на нашем пути. Мы должны очистить нашу землю от скверны. А потом и их земли.

— Червяк, ты действительно хочешь отправиться на другой континент? — булькнул Дрюня с заметной усмешкой. — Ты хочешь там посеять свою правду и свой устав?

— А ты хочешь здесь остановиться и жить с мыслью, что в любой момент на горизонте могут появиться корабли, набитые доверху непонятным войском? Ты сможешь так жить?

— Мы должны развиваться на нашей земле! Мы должны подготовить свою армию, и, если вдруг на горизонте появиться угроза — мы дадим отпор!

— Нет! — взревел я. Его слабая позиция начинала меня бесить. — Вспомни историю! Вспомни, чем всегда всё заканчивалось. Пока мы будем здесь тратить жизнь на бесконечные тренировки, там, на той стороне моря, — я ткнул пальцем в сторону линии горизонта, — неизвестный нам враг будет готовить очередное вторжение. И я боюсь, они накопят такие силы, что мы не продержимся и суток. Поверь мне, детей они крадут неспроста.

— А если пристань окажется пустой! Не будет твоих кораблей! Что тогда?

— Мы построим свои.

Я больше не дал им возможность произнести хоть что-то. Пройдя мимо Дрюни, я направился в сторону своей армии. У меня были некие опасения, когда мой плащ растворился в луже едкого гноя, но сейчас я вижу, что зря волновался. Мои войны по-прежнему верны мне, их сердца стучат единым тактом, а узды всеобщей воли крепко сжаты в моих кулаках. Они пойдут туда, куда им прикажу. Все. И все умрут там, где я захочу.