— Макс Са, здесь они останавливались, — соскочив с коня, Баск приложил руку к углям, — ещё теплые, ушли совсем недавно.

Решение о преследовании Дойчей принял по итогам дня после боя, после подсчета трупов павших врагов. Но главная причина заключалась в другом — кровь Будимира требовала отмщения. Сражение, произошедшее перед рассветом, с полным правом можно было назвать самым кровопролитным. Общее количество трупов превысило шесть сотен: сто сорок девять Русов отдали свои жизни в ту ночь, защищая свободу и наши жизни. С учетом ранее убитых Дойчей получалось, что у Дитриха едва ли наберется больше полутора сотен воинов. И это с учетом личной охраны и вспомогательного персонала.

Сразу после сражения, когда из стен крепости сумели вырваться около двадцати всадников и пара десятков пеших, мы нанесли удар по вражескому лагерю, отправив на тот свет ещё около сорока воинов Дитриха. Но и наши возможности были небезграничными: всего восемь десятков воинов осталось в строю, число раненых приближалось к сотне. Нанеся жалящий укол Дитриху в его лагере, пришлось отступить перед превосходящими силами противника.

Ночью, пользуясь темнотой и разложив обманные костры, остатки армии Дитриха снялись с лагеря. Если бы не дождь, начавшийся поздно ночью, костры привели бы к масштабным лесным пожарам. Можно было праздновать победу, но смерть полутора сотен Русов и Будимира ранила душу.

Идею о преследовании врага Русы восприняли с воодушевлением. Если враг бежит — он слабее; значит, его надо догнать и уничтожить.

Шестьдесят всадников, возглавляемых мной, отправились в погоню. Первое столкновение произошло в сумерках второго дня. Немцев оказалось куда больше. На мой взгляд, их число приближалось к двум сотням. Внезапная атака и агрессивность принесла свои плоды: мы сумели убить больше трех десятков из арьегарда колонны, потеряв двоих.

Дитрих извлек урок из случившегося: теперь его колонна передвигалась в боевом порядке. Наша малочисленность не позволяла вступить в открытый бой: но мы гнали этого кабана, кусая его за ляжки. Любой немец, удалившийся от стоянки дальше двадцати метров, становился нашей добычей. Стоило конному разъезду оторваться от основной массы, как мы вихрем налетали и собирали кровавую жертву. Если немцы отправляли своих фуражиров на охоту, на добычу провианта — мы выслеживали и уничтожали всех.

Сегодня заканчивался третий день преследования: при потере в два человека, мы умудрились уменьшить количество немцев больше чем на три десятка.

Остатки воинов Дитриха остановились на ночлег, выбрав очень удачное место: огромный крутой овраг с двух сторон делал невозможным подход к стоянке Дойчей. С двух других сторон были выставлены усиленные посты. Лежа на промокшей земле на подушке листьев вместе с Баском внимательно осматривал лагерь немцев.

В этот раз Дойчи выставили охранение грамотно: до их часовых около ста метров чистой поляны без деревьев и кустов. Видимость отличная — три четверти Луны и звезды, густо усеянные по небу, давали неплохую видимость.

— Поступим, как они: атакуем их на самом рассвете.

Мы отползли назад, чтобы вернуться к своим. Отговорить Богдана от участия в карательной операции не удалось. Будимира и павших Русов похоронили на новом кладбище, которое я назвал кладбищем Героев. Шрама в экспедицию не взял: он был ранен, кроме того, требовалось срочно восстановить часть обрушенной стены. Два взрыва, что я слышал, были результатом немецкой диверсии. Оставшись без пушек, Дитрих использовал порох для подрыва стены в районе первых ворот. Не выдержав двойного взрыва, перекрытие ворот и часть крепости обрушились, калеча Русов и немцев, сражавшихся на самой стене.

План Дитриха, — мне пришлось много размышлять на эту тему после боя, — был блестящим. Он разделил свои силы на три отряда. Первый — численностью около тридцати человек, который тихо пересек озеро и частично — болота, сумел высадиться в тылу города. Они атаковали южные ворота, перебив стражу из восьми человек. Именно с ними схватился мой отряд, когда эти черти вынырнули из ночного тумана.

Второй отряд численностью около ста человек высадился на восьми плотах именно там, где я и предполагал — у южного конца стены, уходившей в озеро. Допрос оставшихся в живых раненых дал понять, как немцы умудрились пересечь озеро бесшумно. Они не использовали весла. Гребли руками, стараясь не шуметь. Нарм и его пушкари увидели плот только в паре метров от берега. Пушки успели сделать по выстрелу, дальше завязалась рукопашная, где за счет численного превосходства и малого плацдарма у немцев мы нанесли им поражение.

Третий отряд, состоявший из части пехотинцев и всей оставшейся кавалерии, атаковал стену. Часть пехотинцев подобралась к крепости вплотную под прикрытием темноты и тумана, вступив в бой с Русами на верху. Тем временем группе подрывников удалось доставить и взорвать две самодельные мины. Обрушившийся проход в стене позволил оставшимся пехотинцам и почти трем сотням кавалеристов проникнуть внутрь, где развернулось самое ожесточенное сражение. Девяносто процентов наших потерь было именно в этом боестолкновении, где первый удар на себя принял отряд Гурана.

Конечно, при такой плохой видимости и мы, и немцы могли зачастую попадать в своих. Не будь у моих воинов повязки на головах, наши потери могли быть выше. Пара десятков раненых были безнадежны: в Мехике имелся лекарь по имени Арбик. Поручил ему заниматься легкоранеными, оставив безнадежных.

— Макс Са, когда нападем? — поинтересовался Богдан, когда мы вернулись к своим.

— Перед рассветом. Сейчас часовые бдительны и успеют поднять тревогу. Дадим им успокоиться, перед рассветом внимание притупляется — вот тогда и нападем. Пока отдыхайте, времени ещё много.

Наша временная стоянка находилась примерно в двух километрах от стоянки Дойчей.

Расположившись в густом лесу, мы не опасались нападения: через такой подлесок бесшумно не пройти. Негромко переговариваясь, парни грели себе еду, чтобы плотно поужинать перед предстоящим боем.

— Макс Са, — Баск протянул кусок поджаренного мяса, — покушай, ты за целый день ничего не ел.

Бакс был прав: все три дня, что прошли после ночного сражения и смерти Будимира, мне просто кусок не лез в горло. Без аппетита что-то жевал только потому, что надо. Пару раз откусив, протянул мясо обратно:

— Поешь сам, Баск, я наелся. Разбуди меня, когда Луна пройдет половину пути.

От прелых листьев несло сыростью. Завернувшись в шкуру, попытался уснуть. Стоило закрыть глаза, как перед глазами снова и снова вставала сцена смерти Будимира: фонтан крови из перерезанной шеи и медленно оседающий гигант…

Проснулся от первого прикосновения Баска: ночное небо подавало первые признаки, что скоро начнет светать. Все воины были готовы: копыта лошадей обмотаны тряпками, а морды надежно укутаны.

— Мы с Баском, Гураном и ещё с тремя воинами подползем к часовым и попробуем их тихо снять. Остальные ждут сигнала, и лишь потом пересекают открытое пространство. Всем ясно?

Поймав взгляд Богдана, решительно отмел его невысказанную просьбу:

— Надо ползти сто метров, с твоими ребрами это — не вариант. Жди сигнала!

Возражать гигант не решился, лишь недовольно засопел.

Дойдя до границы деревьев, мы распластались на земле. Когда двинулся вперед, понял, что бесшумно подобраться не удастся. Высохшая пожухлая трава и листья под телом шелестели так, что мне казалось: слышно за сотню метров. Я видел лишь одну фигуру спящего часового, растянувшегося у практически потухшего костра. Остальных с моего места не видно. Несколько раз останавливался, чтобы прислушаться, нет ли тревоги во вражеском лагере. Убедившись, что все тихо, продолжал ползти.

Когда до спящего часового оставалось порядка десяти метров, решился: вскочив на ноги, быстро метнулся и вонзил нож в тело, прикрытое шкурой. Дойч не издал ни единого звука. Оглянувшись, увидел ещё одного часового, которого остервенело бил ножом Гуран. Скинув шкуру с убитого мной часового, увидел бледное лицо уже мертвого человека. Причем умершего как минимум несколько часов тому назад.