Шрам с командирами подразделений явился быстро. Люди в комнату набились так, что яблоку негде упасть. Поделившись своими подозрениями относительно ночной атаки, которую следовало ожидать ближе к рассвету, обрисовал план обороны города.

Слушали меня внимательно, не перебивая. Когда закончил, слова попросил один из десятников:

— Макс Са, это Главный Дух-Бог сказал Тебе, что враг ночью атакует?

— Нет, так я думаю сам. Приближается зима, Дитриху надо покончить с нами как можно быстрее, не дожидаясь холодов. Это мы можем отогреться в теплых домах, а Дойчи сейчас — под открытым небом. Кроме того, если выпадет снег, лошадей надо обеспечить кормом, а я не думаю, что они об этом позаботились. В другом мире их предки так же зря понадеялись на блицкриг, хотели быстро завоевать огромные пространства. В результате теряли воинов от морозов и от такого сопротивления, что потом целый год бежали.

— Хаман, твое дело — выполнять указание, а не задавать глупые вопросы, — грубовато осадил десятника Шрам.

— Ничего, пусть лучше задаст, чем будет не понимать, чего ждать от врага, — вступился я за десятника. После этого вопросы посыпались: полчаса отвечал каждому, ещё раз подчеркивая, что наша победа зависит от слаженных действий.

— Найдите белую ткань, нарежьте ее полосками и обвяжите головы своих воинов, и про себя не забудьте, — напутствовал командный состав своей армии на прощании. Это пожелание сбило с толку всех, первым не утерпел сам Шрам.

— Макс Са, зачем?

— Ночь темная; кроме того, туман становится сильнее. Будет нелегко отличать своих воинов от чужих. А когда у человека на голове повязка — значит, это свой.

После ухода сотников и десятников, позвал к себе Арна и Мерса, неразлучную парочку друзей:

— Приготовьте трех лошадей, будьте готовы скакать, если Дойчи станут побеждать. Отвезете Нату в Берлин к Терсу, дальше сами решите, что вам делать.

— Макс Са, Ты прогоняешь нас, — чуть не взвыл Мерс. Арн просто остался без слов, хлопая глазами.

— Не прогоняю, мы можем сегодня проиграть: враги очень сильны, и их много. Не хочу, чтобы к ним в руки попала моя жена, — объяснил парням. Я не забыл масляный взгляд Дитриха, когда он понял, что Ната — женщина.

— Я никуда не поеду без тебя, — девушка как фурия выскочила из нашей комнаты,

— Поедешь!

— Почему ты решил, что я поеду? — голос Наты сорвался.

— Потому что ты беременна и обязана сохранить жизнь нашему ребенку, — устало возразил девушке. От ее криков начало пульсировать в висках.

— Как? Как ты понял, я даже сама не уверена! — Мои слова умерили пыл Наты.

— Не забывай: я все-таки врач. И есть косвенные признаки, плюс твое эмоциональное состояние — вот и сделал вывод.

— Макс, не прогоняй меня, — взмолилась девушка, повисая на шее. Оба моих Руса тактично вышли наружу, не мешая супружеской сцене.

— Ната, если я буду уверен, что в случае проигрыша ты в безопасности — выиграю бой. Это крайний вариант, если мы не выдержим немецкого напора. Просто не ложись, оденься по-походному и будь готова. Если мы отобьемся — никто никуда не поедет. Мне пора, береги себя и нашего будущего ребенка, — поцеловав девушку, вышел во двор.

— Вы меня поняли, Арн, Мерс?

Парни синхронно кивнули.

— В ней растет ребенок Макс Са — тот, кто продолжит мое дело, если что-то случится со мной. Ната и ребенок — самое дорогое для Русов в Берлине и Макселе, не забывайте об этом.

— Макс Са, — Арн выступил вперед, — если с Тобой что-то случится, я буду служить Твоей женщине и ребенку, пока не отправлюсь на Поля Вечной Охоты.

— Я тоже! — коротко поддакнул товарищу Мерс.

— Отлично! Готовьте лошадей и будьте наготове. Не отходите от неё на шаг, какие бы крики ни слышали на площади!

По мере приближения к стене заметил, что туман то сгущается, то частично рассеивается. На стене крепости был поставлен дополнительный отряд лучников и арбалетчиков на случай, если атака будет по суше. Но основные силы были сосредоточены по берегу озера, откуда я интуитивно ожидал удара Дитриха. Большинство воинов, укрывшись шкурами, спали вповалку, чтобы было теплее. Сотники и десятники постарались на славу — головы Русов были повязаны белыми ленточками. Не слышно ни одного звука: воины были предупреждены командирами о необходимости соблюдения тишины.

Ещё у себя дома во время военного совета разделил силы на три группы, распределив поровну лучников, арбалетчиков и копейщиков. Первой группой командовал Шрам — она держала первую линию обороны, непосредственно по берегу у озера. Вторая группа под командованием Гурана отвечала за периметр стены, если враг решит атаковать по суше или пойти в атаку двумя линиями. Третья группа, состоящая из моей личной гвардии и новобранцев из Берлина, находилась в резерве, сразу за бригадой Шрама. Моя задача заключалась в контроле хода боя и оказании помощи той их групп, где будет совершено нападение врага.

Самое мучительное — это ждать. Не находя себе места от длительного бесплодного ожидания, трижды доходил до озера, где, посидев несколько минут со Шрамом, возвращался назад. Плеск вёсел мне чудился раз десять, малейший шорох отзывался нервным вздрагиванием. Без луны на небе невозможно определить, сколько часов прошло с момента нашей засады. Но меня стало клонить в сон, обычно это бывает ближе к четырем утра, если приходится бодрствовать всю ночь. В разрывах тумана, было видно небо без звезд, начинавшее сереть — предрассветный час.

Прошло ещё немного времени, я уже начал сомневаться, что атака состоится. "Надо отдохнуть, а то уже галлюцинации скоро начнутся. Вот закончится всё — пару дней не буду вставать с постели", — мысленно поклялся себе, когда ухо уловило шум в южной стороне города. Сидящий рядом Баск тоже услышал:

— Стражники на южных воротах любят «ячменку», их нетрезвыми часто видят, — в голосе Баска сквозила злость.

— Завтра Шрам их накажет, но, если они будут шуметь, могут нас выдать, — не успел я закончить фразу, как ухо явственно различило топот человеческих ног.

— Эти идиоты решили гоняться друг за другом, схожу успокою их, — Баск поднялся, и в этот момент из тумана с южной стороны города вылетели человеческие фигуры.

— Куда летишь? — вопрос замер на губах, появляющиеся из тумана фигуры были без ленточек на голове и с обнаженными мечами.

— К бою! Враг напал со спины! — выхватив свою саблю, отбил рубящий удар воина Дойча. К чести Русов, воины вскочили со своих мест мгновенно. Завязался ожесточенный бой: всё новые враги выскакивали из тумана, вступая в бой с нами. Почти одновременно впереди и чуть слева раздался оглушительный выстрел пушки, секунду спустя — второй. Послышался свисток Шрама, означающий открытие стрельбы лучниками и арбалетчиками.

Группа Дойчей, напавших на нас со стороны южных ворот, к счастью, оказалась немногочисленной. Скорее всего, это был диверсионный отряд. Как он попал в тыл Мехика и кто его прошляпил — буду разбираться позже. Следовало спешить на помощь отряду Шрама: судя по крикам и звону металла, там разгорался нешуточный бой. Перескакивая через трупы врагов, поспешил в сторону озера, бросив отрывистое:

— За мной!

Расстояние от места нашей дислокации в засаде до берега озера составляло порядка двухсот метров. Туман начал рассеиваться, открывая нашим глазам картину боя. Не знаю, как умудрились немцы это сделать, но числом их было не меньше отряда Шрама.

— Баск бери часть людей, заходи с правой стороны, я зайду с левой.

Разделившись, мы влились в гущу сражения: перед лицом мелькали мечи, топоры, крики и стоны неслись со всех сторон. Дважды один из братьев Лутовых успел подставить свой топор под удар, ответить на который я не успевал. Ночное сражение в кромешной темноте — так себе занятие. Если бы не повязки на головах, в эту ночь было бы немало «дружественного огня».

— Факелы, принеси факелы! — дернул за руку воина с повязкой на голове.

Тот побежал в сторону стены, откуда тоже слышались звуки боя. Не знаю, как проморгали атаку на стену, но вопли с той стороны свидетельствовали о резне. Похоже, что Дитрих бросил в бой всю свою армию. Хрипы, стоны, крики, звон мечей — всё слилось в один непонятный и постоянный гул. Из темноты на меня выскочил вражеский воин с перекошенным от злобы лицом. Отклонившись в сторону, пропустил его рубящий удар и пырнул мечом в незащищенный живот. Дойч осел с хрипом, из раны в животе дохнýло теплом.