До нас доносились стуки топоров, порой ветер доносил обрывки слов, которые невозможно разобрать из-за расстояния.

— Сегодня атаки не будет, — заметил Борд, всматриваясь в чащу леса.

— Дитрих неглуп, он может специально создавать такое впечатление, чтобы атаковать ночью. Поставь на стену усиленную охрану, чтобы нас не застали врасплох.

— Их пока немного, может, нам самим их атаковать? — предложил присоединившийся Богдан.

— Нас слишком мало, а их численность неизвестна, — отклонил я предложение Лутова.

Уже собираясь спуститься вниз, заметил, как из леса показалась одинокая фигура немца. Не таясь, немец шел в сторону крепости: даже с такого расстояния было видно, что воин огромного роста.

— Не стрелять! Посмотрим, чего он хочет!

Шрам и Борд продублировали мой приказ, остудив пыл лучников, натягивающих тетиву. Немец подошел к крепости на расстояние ста метров и остановился. Вытащив меч из ножен, поднял его в воздух и, потрясая им, стал что-то кричать.

— Он вызывает на бой соперника, — Борд успел произнести это на секунду раньше меня.

С расстояния около ста метров было заметно, насколько огромен немец. Закованный в броню, он казался таким квадратным мастодонтом. И, вероятно, это — лучший воин, если он осмелился бросить вызов.

— Макс Са, я пойду к нему, — Богдан не спросил, скорее констатировал.

— Богдан, ты без доспехов, у тебя нет опыта поединков. Это провокация, мы не знаем, что кроется за этим вызовом, — попытался образумить своего охранника.

— Если мы не примем вызова, немцы будут считать нас трусами, и им будет легче воевать. Я пойду, — упрямо повторил Богдан, начиная спускаться по лестнице.

Что я мог возразить на эти слова?.. Было жалко отпускать именно Богдана, но никто из остальных не показал желания выйти на бой, и людей можно понять. Это стало очевидно, когда Богдан, поигрывая топором, сблизился с немцем. Богдан был на полголовы выше меня при моем росте в сто восемьдесят сантиметров. Громила оказался выше моего воина почти на голову: со стороны они смотрелись как мифические Давид и Голиаф.

Остановившись в трех метрах о немца, Богдан встал в стойку. Немец взревел, повернувшись в сторону леса, и вскинул руки. Из леса послышался свист, улюлюканье и рев остальных врагов. Взяв меч обеими руками, гигант внезапно атаковал Богдана, успевшего увернуться от рубящего удара. Воины сошлись ещё раз: Богдан парировал удар немца, приняв его на топор. Но проклятый гигант второй рукой смог ударить моего телохранителя. Отлетев в сторону, Богдан сумел удержаться на ногах: взревев так, что его, наверное, услышали в родном фюрлянде, немец бросился в атаку и умудрился выбить топор из рук Богдана.

Я отвернулся в сторону, не желая видеть гибель своего бойца, но громкий крик Борда, заставил обратить внимание на бой. Ситуация изменилась: Богдан держал гиганта прижатым к земле, заведя руки под подбородок. Немец сучил ногами, даже умудрился привстать на колени, но не смог устоять. Прошла целая вечность, прежде чем его руки и ноги затихли. Отпустив поверженного врага, Богдан встал: со стороны леса донесся недовольный вой. Подобрав свой топор, мой боец схватил немца за ногу и поволок его в сторону крепости. Примерно полминуты он тащил немца к нам, прежде чем из леса показались всадники.

— Открыть ворота! Арбалетчики, лучники — к бою! — проорал я, скатываясь по лестнице.

Со скрипом открылись ворота, вместе с группой арбалетчиков и лучников выбежал из крепости.

— Брось его, беги! — закричал Богдану. Тот оглянулся и ускорился: голова немца подпрыгивала на неровностях почвы, тело оставляло широкий след на земле.

— По всадникам — огонь! — скомандовал арбалетчикам и лучникам. Два десятка всадников, предпринявших попытку отбить тело своего поверженного воина, попали под тучу стрел и болтов. И если стрелы рикошетили от доспехов, то арбалетные болты сбили с лошадей семерых всадников. Несмотря на потери, враги почти догнали Богдана почти у самых ворот. Но здесь их встретили воины, вышедшие вместе со мной, лучники уже стреляли в упор. Из двух десятков всадников осталось четверо: трое развернулись и поскакали в сторону леса. Четвертый, с красными от ярости глазами, крупом коня сшиб меня с ног, но сразу был убит Бордом, принявшим его на копье.

Лошадь задела меня по касательной, не причинив вреда. Вскочив на ноги, отдал команду, чтобы убитых немцев затащили внутрь. Когда мы уже почти закончили, из леса пошла коричневая лавина немцев: всадники, пешие, лучники. Немцы шли в атаку клином: на острие — конница, а по краям — пехота.

Закрыв ворота, мы полезли на стену, забыв о первоначальном плане навесной стрельбы. События развивались так быстро, что ни о какой выверенной стратегии речь не могла идти.

— Пушкари — приготовиться! — мой приказ продублировал Шрам, в то время как Борд оказался ближе ко второй башне.

Подскакав на сто метров, конница ушла влево и вправо, освобождая дорогу пехоте. Как я и предсказывал, прикрывшись щитами, в середине пехоты шел небольшой отряд с огромным бревном.

— Нарм! — подозвал к себе пушкаря. — Видишь вон ту группу с бревном? — это твоя цель. Стреляй именно в них.

Шесть пушечных выстрелов с интервалами в несколько секунд разметали штурмовую группу, задев воинов рядом с ними. Выстрелы пушек деморализовали немцев: их ряды смешались, лучники стали выпускать стрелы со ста метров. Те падали на излете, не причиняя заметного вреда. Первой на выстрелы отреагировала конница, мгновенно отступившая к лесу. Около тридцати немецких воинов оказались вплотную к стене в мертвой зоне. Остальная масса отхлынула назад, оставляя три десятка на верную смерть.

Со стены мы не могли попасть в немцев, прильнувших к стене снаружи. Едва неприятельская армия отступила в лес, как отдал команду Богдану и Шраму:

— Открыть ворота и перебить немцев у стены.

Немцы из леса видели, как геройски сражались и пали их товарищи. Убитых оказалось двадцать семь: в отличных доспехах и с хорошими мечами. Армия Дитриха не предпринимала попыток атаковать, хотя на их глазах отбирали оружие и снимали доспехи с убитых у стены немцев.

— Борд, посчитай наши потери, — велел майору, лицо которого было в чужой крови.

А убитые у нас были: немцы у стены дрались отчаянно, дорого продавая свою жизнь. В схватке у стены мы потеряли семерых, ещё один был убит стрелой на стене во время атаки. Раненых — четверо, но все были легкие. Потери немцев — куда внушительнее: двадцать семь — у стены, около сорока убитых пушечными выстрелами и арбалетами, а также семнадцать всадников. И это не считая более полусотни раненых, некоторые ползли в сторону леса и сейчас, но выйти и добить их я не рискнул.

Восемь Русов против порядка восьмидесяти немцев. Соотношение один к десяти, но даже такое соотношение в данный момент не в нашу пользу. Если наши потери превысят сто человек, нам стену не удержать. Тем более что неорганизованная и глупая атака уже не повторится: немцы будут хитрее.

Перевязав раненых, поручил Борду распределить трофейные доспехи между Русами. В первую очередь они полагались тем воинам, которые находились на стене и первыми вступали в контакт с врагом. Часть лошадей тоже досталась нам, не всех немцы сумели увести с собой.

Количество костров в лесу утроилось: подходящие силы врага устраивали временный лагерь. Повсюду был слышен стук топоров, а в лесной чаще появлялись новые прогалины.

Русы, опьяненные первым столкновением, сгрудились вокруг трупа немецкого гиганта, задушенного Богданом. Страх перед противником окончательно пропал, что было одновременно и хорошо и плохо. Найдя глазами Богдана, подозвал его:

— Зачем тебе труп немца, ты мог погибнуть из-за него?!

— Я знал, что это их заденет, и они кинутся в атаку без подготовки, и мы сможем бить немало немцев, — Богдан выглядел помятым, но довольным.

— Ты не ранен? Иди отдохни, у тебя был тяжелый бой. Откуда такое чудовище? — Я оглядел поверженного немца: в жизни не приходилось видеть такого страшного и здорового врага. Размерами он превосходил моего приемного сына Санчо, а лицо было обезображено шрамами и оспинами.