Инженер Лерниц и кузнец Огюст, его верные соратники, пришли в ужас, когда осознали размеры предполагаемой пушки. Чтобы отлить первого монстра, пришлось использовать все запасы железной руды. Но Лерниц ошибся в расчетах, отлитая пушка не оправдывала надежд Дитриха, хотя в ее ствол свободно помешался взрослый мужчина. Он нарек пушку Малой Бертой, озадачив подчиненных отливом второй, ещё бóльшей пушки. С огромным трудом Лерницу и Огюсту удалось уговорить его на меньшие размеры. Тем не менее получился монстр. Экспериментальный выстрел Большой Берты потребовал ста килограммов пороха, ужаснув Лерница своей прожорливостью.

Результат превзошел все ожидания: выбранный в качестве мишени каменный склад был просто разрушен вдребезги. Высота лафета достигала двух метров, ствол — пятиметровый, а внутри него получилось бы свернуться калачиком. Задержка армии Дитриха была связано с двумя Бертами: напрягая последние силы, кузнецы собрали всё, что могло пойти в переплавку, чтобы соорудить железные колеса. Но после их установки проявилась другая проблема: тяжеленые монстры при движении уходили в почву на двадцать сантиметров. По шестнадцать волов тащили пушки, едва проходя два километра за час.

Чтобы доставить обе Берты к цели назначения, приходилось подыскивать оптимальный маршрут, прорубать просеки среди кустов и лесной чащи. Отправив обе пушки с отрядом в пятьдесят человек обслуги на неделю раньше, Дитрих обогнал их и уже три дня находился на расстоянии полутора суток от вражеской крепости, ожидая гонца от Ганса. Полнолуние прошло двое суток назад, но гонца от Ганса до сих пор не было, что вызывало гнев и нетерпение молодого короля.

По его расчетам, через пару дней Берты достигнут его стоянки. Ганс, вероятно, безуспешно осаждает крепость, ничем другим отсутствие гонца не могло быть обусловлено. «Всё приходится делать самому», — промелькнуло в голове Дитриха, не сильно расстроенного таким поворотом. Ему не терпелось увидеть, как от одного выстрела его Большой Берты от крепостной стены останутся одни воспоминания.

Оставшиеся в живых защитники крепости побегут вглубь своих земель, неся известия об ужасающем оружии Дойчей. Его внимание привлек шум снаружи походного шатра: отдернулся полог, внутрь нырнул Карл — начальник королевской охраны.

— Мой король, пришли несколько человек из отряда Ганса.

— Пусть зайдут, — на улице уже стемнело, а в шатре горели три факела, давая хорошее освещение.

Гонцов оказалось шестеро, один из воинов держал в руках сумку, сделанную из шкуры оленя. Войдя внутрь, все шестеро упали на колени, склонив головы.

— Поднимайтесь, мои храбрецы, я жажду выслушать про успехи Ганса! Почему так долго не было от него известий? Неужели наш план не сработал так, как мы рассчитывали?

Все шестеро поднялись на ноги. Дитрих заметил, что воины бледны, двоих била нервная дрожь.

«Неужели я внушаю такой страх?.. или это уважение?» — Дитрих обратился к крайнему из гонцов:

— Я жду, рассказывайте. Много погибло моих храбрых воинов?

Стоявший в середине с сумкой в руках сглотнул и ответил:

— Все, кроме нас, мой король.

Дитрих решил, что ослышался: встряхнув головой, он повторил вопрос, на который получил тот же ответ. Земля ушла из-под его ног, Карл успел подхватить монарха и бережно усадить в походное кресло.

— Что ты сказал, повтори, — голос Дитриха звучал так незнакомо, что он повертел головой, словно пытался увидеть чужого человека. Воин с сумкой начал говорить, его голос доносился до короля словно через шум, прорываясь на отдельные фразы.

— А Ганс? — спросил Дитрих, когда воин замолк.

— Убит!

— Карл, — прошептал Дитрих, обращаясь к начальнику охраны, — я сплю? Не может быть, чтобы триста моих отборных воинов полегли, не сумев сломить сопротивление сотни одичалых Русов.

— Это не сон, Ваше Величество, — Карл протянул медный кубок с водой.

Медленно выпив воду, Дитрих спросил:

— Вы вырвались из окружения. Как вам удалось спастись?

Последовавшие слова его шокировали окончательно. Дитрих не мог поверить, что его коварный враг накормил, напоил и отпустил пленников.

— Он передал вам письмо, мой король, — воин с сумкой сделал шаг, опустился на колено и протянул кожаную сумку.

Вытащив из сумки пергамент, Дитрих поднес его к огню факела. В глаза бросились знакомые слова. Сосредоточившись, король ознакомился с посланием, затем снова прочел его вслух, удивляясь грамотности императора Русов.

Окончательно придя в себя, Дитрих подверг всех шестерых допросу, акцентируя внимание на личности императора Русов. Ответы пленников сходились в одном: император — добрый и милосердный человек.

"Милосердный, добрый", — мысленно язвительно отвечал Дитрих на слова воинов.

— Можете идти, — отпустил он гонцов.

Едва за ними задернулся полог, обратился к Карлу:

— Казни этих трусов, — всех, кроме того, который передал мне письмо. Он пригодится, чтобы передать ответ самозванцу.

— Ты примешь предложения дружбы и мира, мой король? — Карл мог себе позволить задавать такие вопросы.

— Нет, Карл. Но ему напишу, что принимаю. И приглашу его встретиться, где мы обезглавим этот недонарод. Потеряв своего "императора", — Дитрих выделил слово «император», — эти трусы разбегутся. А я пройдусь по их землям, не оставляя камня на камне. Сегодня я устал. Созови утром Военный Совет, будем менять тактику. Уверен, что этот Макс Са уже на наших землях и готовит нам западню. Посмотрим, кто из нас умнее и кто кого перехитрит. Не будь он Русом, у него остались бы шансы стать моим вассалом и править своими землями. Но наш великий предок Адольф завещал истреблять эту нечисть без жалости.

Военный Совет единодушно отклонил предложение о мире, посчитав его уловкой. Всеобщее мнение выразил военный министр Фриц Лейбнер:

— Предложение о мире — уловка, это говорит о слабости противника. Будь у него возможности, он предпочел бы войну. Я настаиваю, что мир между нами невозможен — и выгоден только Русам.

Дитрих молча склонил голову: всё так, как он и хотел.

Близость огромной вражеской армии говорила о том, что Дитрих двинулся вперед, не ожидая от Ганса вестей о взятии крепости. Позвав Борда, показал ему по направлению на север.

— Враги, очень много, — констатировал майор армии Берлина. Спустившись вниз, довели до сведения остального отряда, что примерно в семи-восьми километрах расположилась вражеская армия.

— Макс Са, мы нападем на них, — загорелся Гуран. Меня уже начал утомлять этот прыткий несносный парень.

— Можешь нападать, направление покажу, — тон моего голоса подействовал, младший брат Терса сник, понимая, что сказал глупость.

— Будем возвращаться в Мехик? — нарушил молчание Богдан.

— Нет, подождем пару дней. Думаю, что Дитрих захочет ответить на мое письмо. Перехватим гонца здесь и будем действовать в зависимости от ответа короля. Лошадей надо отвести немного подальше, чтобы они не выдали нас ржаньем. Выставим дозор из двух человек в километре отсюда по направлению к вражескому лагерю. Если будет гонец или гонцы с письмом — перехватим. А если вся армия двинется в путь — спешно вернемся, чтобы успеть подготовиться к обороне.

— Макс Са, — привлек мое внимание Борд, — если они разрушат стену, нам не выстоять против такого количества врагов.

Борд был прав: в первый момент мне пришла в голову мысль послать человека в Мехик, чтобы эвакуировать гражданское население. Но оставалась надежда, мизерная, но все же надежда, что Дитрих не захочет войны. Судя по всему, немцы с письмом уже в лагере, если мы не видели их самих и остатков костра. При идеальном раскладе Дитрих до обеда пошлет гонца обратно. Может и не послать. Если за два дня гонца не будет — моя попытка провалилась. Послезавтра — крайний срок, когда можно надеяться избежать войны. В любом случае приходилось ждать.

На минуту возникла идея, пробраться в лагерь и попробовать испортить Большую Берту. Но это — почти чистое самоубийство: пушки, очевидно, охраняют посильнее самого короля.