Махно усмехнулся и отдал Семену Каретнику свой маузер, показав Сапате ладони – дескать, другого оружия у него нет.

В небольшой комнате с длинным деревянным столом и стоявшими вдоль него деревянными скамьями никакой другой мебели не было. Сапата жестом предложил нам присесть, после чего, на правах хозяина, пригласил для начала немного подкрепиться.

– Компанеро Сапата, – улыбнувшись, сказал Махно, – у нас принято кушать после того, как будут улажены все вопросы. Конечно, мы должны вести себя в Мексике так, как принято у вас, но все же хозяин должен прислушиваться к просьбам своих гостей.

Сапата кивнул, закинул за спину огромное сомбреро, до того нахлобученное на его большую лобастую голову, и сказал, что компанеро Махно прав.

– Мы, мексиканцы, народ гостеприимный. Хотя и рады далеко не всем гостям. Некоторые чувствуют себя у нас хозяевами и учат нас, как нам жить. Спасибо вам большое за то, что вы значительно сократили количество этих гостей, возглавляемых генералом Першингом. Думаю, что после того, что вы устроили под Кордобой, количество гостей с севера должно уменьшиться.

– Компанеро Сапата, – ответил Махно, – в том сражении досталось не только войскам генерала Першинга, но и вашим соотечественникам. Впрочем, как я понимаю, вы из-за этого не будете на нас обижаться?

И Нестор Иванович лукаво посмотрел на своего собеседника. Сапата оценил шутку и рассмеялся.

– Компанеро Махно, поверьте, я был только рад, что эти предатели Мексики получили от вас то, что они заслужили. Как мне сообщили из Мехико, сейчас в стане президента Каррансы царят паника и смятение. И было бы огромной ошибкой этим не воспользоваться.

Сапата пристально взглянул сначала на Махно, а потом и на меня.

– Я полагаю, что всем тем, кто борется за свободу и справедливость, стоит объединиться и одним ударом смести продажное правительство Каррансы. Я понимаю, что самое трудное будет заключаться не в том, чтобы свергнуть власть диктатора, а в том, чтобы объединить все наши силы. Но кое-какой опыт у нас есть. Три года назад мои отряды вместе с отрядами Панчо Вильи уже захватывали Мехико. Правда, успех наш был временным, и враги, воспользовавшиеся несогласованностью наших действий, нанесли нам поражение. Но мы не пали духом. А потом в страну вломились войска проклятых гринго, и Мексика надолго погрузилась в хаос.

– Значит, вы предлагаете начать поход на Мехико? – вступил в разговор я. – Но это значит, что американцы начнут открытую интервенцию и введут в Мексику свою армию. Ведь она у них отмобилизована и хорошо вооружена. Воевать в Европе они отказались, а потому правительство президента Вильсона будет искать для нее другое применение. Вы думали об этом, компанеро Сапата?

Крестьянский вождь угрюмо кивнул. Похоже, что он вспомнил, как полвека назад американцы вторглись в Мексику, разбили ее армию и отобрали у страны две трети ее территории.

– Я понимаю, что захват Мехико и свержение Каррансы – это лишь начало большой и кровавой войны с Америкой. Но лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Мексиканцы не смирятся с иностранной интервенцией. Против вторгшихся с севера войск поднимутся все, даже те, кто сейчас враждебен мне и поддерживает Каррансу.

– Компанеро Сапата, – сказал я, – противники моего врага – мои друзья. Мексиканцам следует поискать тех, кто обижен или враждебен правительству САСШ. А ведь таких немало – янки имеют скверную для них привычку – делать гадости всем, с кем имеют дело. Я бы посоветовал вам, взяв власть в свои руки, поискать союзников против Америки.

– Извините, компанеро Османов, – со вздохом произнес Сапата, – но я простой крестьянин, волею судьбы вставший во главе тех, кто хочет спокойно жить и трудиться на своей земле. И потому я буду вам весьма благодарен, если вы поможете мне своими советами и знаниями. Ведь вы прибыли в Мексику для того, чтобы помочь нашему народу обрести свободу?

– Вы правы, компанеро Сапата, – ответил я. – Мексика должна быть свободна и независима, а ее народ счастлив. И мы с компанеро Махно готовы сделать всё, чтобы время, когда ваш народ получит свободу, наступило как можно быстрее. Мы оставим при вашем штабе группу связи, с помощью которой мы будем обмениваться с вами полученной информацией. Кроме того, в качестве подарка мы можем поделиться с вами трофеями, которые были взяты нами после сражения при Кордобе. Думаю, что несколько сотен винтовок с боеприпасами и пара десятков пулеметов вам пригодятся?

– Большое спасибо, амиго, – Сапата встал и с чувством пожал руку мне и Махно. – Я вам очень благодарен. Знайте, что я у вас теперь в долгу, и потому вы можете всегда рассчитывать на мою помощь и поддержку. Скажите – куда и на чем вы доставите подаренное вами оружие? И когда у меня в штабе появится ваша группа связи?

28 декабря 1918 года.

Маньчжурия, Фэньтян (от же Шеньян, он же Мукден)

Измотав фэньтянские орды в ожесточенных оборонительных боях на рубеже Сунгарийского укрепрайона, войска Красной гвардии перешли в решительное наступление. Рано утром 26 декабря, сразу после протестантско-католического Рождества, когда английские и французские советники маршала Чжана оказались, мягко выражаясь, недееспособны, на позиции фэньтянских войск обрушился град тяжелых артиллерийских снарядов. В течение всего нескольких минут плотность огня была доведена до величин, еще не виданных ни в Русско-японскую войну, ни в Первую империалистическую.

Тут надо сказать, что Дальний Восток и Сибирь в Петрограде считались одним из самых уязвимых направлений, на которых возможен конфликт не только с местными бандитами, вроде Чжан Цзолиня, но и с Францией, Великобританией, САСШ и даже вроде бы замиренной Японией. Ведь когда самураи чувствуют в оппоненте слабость, то они пользуются этим и нападают на этого оппонента. Из этого был сделан вывод, что перед японцами лучше демонстрировать силу, мощь и готовность в военных конфликтах идти до победного конца, чем показное миролюбие.

Именно поэтому снабжался и пополнялся корпус Бережного в первоочередном порядке. К тому же конфликты на Дальнем Востоке – это не только досадная и неизбежная докука, но и возможность без мировой войны, без напряжения всех сил страны, испытать новые (и старые) виды вооружения, провести обкатку в бою молодых и перспективных командиров, отработать в почти полигонных условиях известную только по книгам тактику будущего.

И все это: и первое, и второе, и третье, разом воплощалось на промерзшей маньчжурской равнине, а солдаты фэньтянского «маршала» стали подопытными кроликами, на которых обкатывалась тактика войн будущего. Ну какой еще придурок-правитель позволит, чтобы по его солдатам стреляли боевыми снарядами, а потом давили танками.

По позициям фэньтянцев вели огонь шестидюймовые и сорокавосьмилинейные гаубицы тяжелого артдивизиона особого назначения, созданного в шестнадцатом году и успевшего показать свою полезность на германском фронте. Помимо гаубиц образца девятого и десятого годов, стреляли железнодорожные батареи пушек Канэ, для которых на вооружение все же была принята нормальная стальная фугасная граната, по образцу фугасных снарядов из боекомплекта прибывших из будущего гаубиц МСТА-М. Редко, но веско бухали выстрелы железнодорожных дивизионов особой мощности (каждый дивизион это единичное десяти– или двенадцатидюймовое орудие, устаревшее на флоте, но вполне годное для использования на суше). С другой стороны, можно сказать, что здесь был перепроверен опыт германского прорыва под Амьеном.

Кстати, об уже упомянутых здесь танках. Настал момент, когда, не выдержав и получаса такого обстрела, от которого не спасали неглубокие окопчики, кое-как выдолбленные в промерзшей земле, фэньтянские солдаты массово начали покидать свои окопы и, говоря местным поэтическим языком, «стремительно и неудержимо стали наступать в направлении собственного тыла».

Артиллерийский огонь при этом моментально прекратился, а через брустверы окопов Красной гвардии перевалили десять бухающих пушками и стрекочущих пулеметами металлических коробок. Переваливаясь на воронках и полузасыпанных окопах эти безбашенные (в прямом и переносном смысле) экспериментальные эрзац-танки устремились туда же, куда побежала фэньтянская пехота, а вслед за ними из окопов поднялась волна вооруженных винтовками людей, одетых в теплые серо-белые камуфлированные ватные куртки и штаны. На левом фланге в обходной маневр пошел конный корпус Метелицы, а на правом фланге – конный корпус Буденного.