Мир снова заиграл яркими красками, и я почувствовал восторг, который охватывал меня, когда предстояло новое, опасное приключение.

– Товарищ генерал-лейтенант, – воскликнул я, – готов немедленно приступить к своим обязанностям. Какие будут первые ваши приказания?

19 марта 1918 года, вечер.

Эрзерум. Штаб Кавказского фронта.

Командующий фронтом генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин

Прибыв три недели назад в штаб фронта, мы обнаружили здесь привычную для не столь давних времен правления «главноуговаривающего» картину всеобщего разброда и шатания. Вместо семисот тысяч солдат и офицеров, имевшихся в наличии год назад, численность войск фронта составляла не больше двухсот тысяч личного состава. И это считая четыре армянские добровольческие бригады общей численностью в двадцать тысяч штыков, под общей командой генерал-майора Андраника Озаняна. Правда, оружия и огнеприпасов было в достатке – построенная уже в ходе войны железная дорога от Карса до Мемахатуна действовала исправно, что позволило нам в кратчайшие сроки закончить передислокацию корпуса.

В сохранивших хотя бы минимальную боеспособность частях Кавказской армии между тем царил хаос. Некоторые полки насчитывали всего два-три десятка деморализованных солдат, в то время как наплыв добровольцев – и солдат и офицеров – в корпус Красной гвардии превысил мои самые оптимистические ожидания. Одни шли к полковнику Бережному, чтобы защитить, как они говорили, «завоевания социалистической революции». Другие хотели сражаться за идеалы «единой и неделимой России», которые словом и делом подтвердило правительство господина, пардон, товарища Сталина.

Повторилось то, что мне уже пришлось наблюдать на Румынском фронте. Численность Красной гвардии росла, и корпус, развернув свои бригады в дивизии, снова быстро достиг размеров почти полноценной армии, при том что старые полки, которые были таковыми лишь по названию, подверглись расформированию.

Помимо Красной гвардии, боеспособность и дисциплина на приемлемом для воинской части уровне существовала и в армянских добровольческих бригадах. Но это и понятно: армяне, особенно западные, защищали свои дома, своих близких и себя, ибо в случае победы турок им всем грозило полное истребление. Кроме четырех армянских бригад на Кавказском фронте присутствовали и две грузинские, но их боеспособность была весьма низкой, а настроения солдат и офицеров – антибольшевистскими. Нарком Фрунзе, махнув рукой, приказал разоружить эти части и отправить солдат и офицеров по домам. Впрочем, все же некоторая часть из них, настроенная просоветски, примкнула к корпусу Красной гвардии, еще более увеличив его численность.

В Трапезунде в помощь нашим войскам было сформировано несколько отрядов греческих ополченцев, которым в случае захвата города турками тоже грозила жестокая расправа. А потому сражаться они будут насмерть.

Да, как ни печально в этом признаваться, старая русская армия умерла. У меня просто руки чесались разбить физиономию этому адвокатишке Керенскому. Только где сейчас этот самый Керенский? Да и не в одном этом болтуне и фигляре дело. Надо сказать спасибо и нашей русской интеллигенции, про которую говаривал Чехов: «Вялая, апатичная, лениво-философствующая… она не патриотична, уныла, бесцветна».

Самым ярким представителем этой самой интеллигенции и был господин «главноуговаривающий». Все, за что брались эти люди, все разрушалось и опошлялось. Как ни странно, но и Фрунзе, и полковник Бережной оказались полностью согласны с этими словами, сказанными писателем Чеховым.

Но все мною сказанное – это лишь лирическое отступление. А на фронте же тем временем происходило следующее. Смущенные нашим прибытием и лишенные поддержки со стороны Германии турки примерно на месяц отложили начало своего наступления относительно той даты, которая была известна в истории полковника Бережного. Сыграло свою роль и отсутствие декабрьского перемирия, и директивы из Петрограда «держать фронт до заключения полноценного мирного договора», из-за чего на линии фронта все же остались какие-никакие русские войска.

Но наступление турок все же началось. Турецкому премьеру Энвер-паше срочно понадобился успех на фронте. Он надавил на местного командующего, и неделю назад разведка корпуса Красной гвардии со своих беспилотных аэропланов-малюток засекла в турецком тылу все признаки подготовки к большому наступлению сразу на двух направлениях: Трапезундском и Эрзерумском.

Поверьте мне, даже турки, при всей их дикости, в XX веке не способны наступать, не подтянув резервы и не подвезя к фронту хотя бы минимальный запас снарядов. В отличие от нас, в их тылах не было железной дороги, и все необходимое турецким аскерам приходилось везти на вьючных лошадях и на деревянных арбах, запряженных парой осликов. В горах в это время года, когда дует сырой пронизывающий ветер, температура воздуха колеблется около нуля, а снег сменяется дождем, задуманное турками наступление было настоящим безумием. Но мы не стали мешать турецкому командованию лезть в петлю. Пусть они сами сунут в нее голову, выбьют из-под себя табуретку и высунут язык. Остальное – уже наша работа.

Реакция Фрунзе и Бережного на открывшиеся нам турецкие замыслы была быстрой и резкой. Если бы так действовали русские генералы во время злосчастной для нас войны с германцами, то она закончилась бы для России совершенно иначе.

На Эрзерумском направлении к отражению турецкого наступления немедленно изготовился корпус Красной гвардии, а к Трапезунду из Севастополя незамедлительно вышла в море эскадра Черноморского флота в составе двух дредноутов, пяти броненосцев и семи гидроавиатранспортов, которые сопровождало множество эсминцев и канонерских лодок.

Кроме того, в тыл туркам ушли специально подготовленные в будущем группы охотников, которым было приказано выяснить точный день и час, назначенные турецким командующим Вехип-пашой для начала своей авантюры. При этом у меня не было никакого сомнения в том, что в руках этих головорезов пленные турецкие офицеры не будут молчать, и начнут, как говорит Вячеслав Николаевич, петь подобно соловьям. Это с безоружным армянским и греческим населением они храбрецы, а стоит попасть в плен, как сразу превращаются в робких овечек.

Так оно и случилось. Запланированное на сегодняшнее утро турецкое наступление на Трапезундском направлении закончилось, даже и не начавшись. Дредноуты, броненосцы и канонерки обрушили на расположенный между морем и горами турецкий фронт такое количество фугасных снарядов, что уже через четверть часа турецкие аскеры – из тех, кому посчастливилось уцелеть – стали, словно тараканы, драпать из своих полуразрушенных окопов. И против этого не помогли никакие жандармские заслоны, ибо сами жандармы первые пустились наутек.

Наступление под Эрзинджаном, в общем направлении на Эрзерум, на первых порах развивалось для турок вполне успешно. Многократно превосходящими силами они уже к полудню сбили с позиций бригаду армянских ополченцев. Но продвинуться им удалось всего на четыре версты. Почти у самого города он встретились с механизированной бригадой Красной гвардии под командованием капитана Рагуленко, усиленной вновь сформированной из остатков частей Кавказской армии стрелковой бригадой и поддержанной почти всей имеющейся у нас артиллерией. Турок остановили метким ружейно-пулеметным огнем, и они вынуждены были отойти назад, подтягивая резервы для последующих атак.

Но лишь только они изготовились и втянулись в узкое дефиле, как, пользуясь данными, полученными с помощью разведывательных аэропланов-малюток, по ним ударила вся наша артиллерия, начиная от полевых трехдюймовых пушек и заканчивая шестидюймовками корпуса, прибывшими из будущего. Вот тут-то и произошла та мясорубка, о которой до сих пор с содроганием вспоминают свидетели этого побоища.

Трехдюймовки били шрапнелями так часто, словно они были пулеметами, а не орудиями. Ущелье, забитое турецкими войсками, превратилось в смертельную ловушку. Целые таборы турок уничтожались в мгновение ока. Полчаса спустя все было кончено. Механизированная бригада перешла в контратаку, восстанавливая фронт и беря в плен немногих турок, которым посчастливилось остаться в живых. В результате этой скоротечной операции турецкий корпус оказался полностью разгромленным, а его остатки обращены в бегство.