— Из ста вещих снов

выбирай один:

Золотой чертог

И ты в нем господин

Из семи грехов

выбирай один:

Ты иль пьян, или обласкан,

Или уныл

Из семи дорог

выбирай одну,

Только помни:

Эти дороги ведут во тьму.

Адмар, склонный, пожалуй, к некоторому кокетству, лгал. Он прекрасно пел без музыки. И, вероятно, даже без слушателей. А вот песни у него и в самом деле были печальные.

— К очагу подсядь

И к камням прижмись тесней

Будем всем назло вспоминать

Как днем светло

И не бойся ночей —

На все ночи хватит свечей.

Я люблю его, — мрачно подумала Джинджер. Хоть одну ведьму довело это до добра? Есть хоть одна история, в которой ведьма жила бы долго и счастливо? Везет ли ей хоть в одной сказке? Нет, счастье обычно выпадает на долю прелестных леди вроде крысы-Беатрисы.

— Из всех городов

выбирай один:

Что стоит

Даже в пору суровых годин

И из женщин ста

выбирай одну:

Что кошмаров твоих

Тебе не даст коснуть.

Куплет сменился припевом. Джинджер поняла, что плачет, только когда слезы потекли ей за воротник. Юная ведьма закрыла глаза.

— Ты из всех смертей

выбирай одну:

Чтобы можно было просто

Тихо уснуть

А из ста наград

выбирай покой:

Пусть забудут все вокруг,

Кто ты такой.

Ты из ста цветов

выбирай ламут

Что к могилам спокон веков

Прилежно льнут

Из ста вещих снов

выбирай один,

Но молчи, не спугни, усни,

Просто гляди.

— Я вижу, вы вняли моему совету и похоронили его.

У ГэльСиньяка была отвратительная привычка появляться бесшумно и совершенно не вовремя. А еще — у него был донельзя таинственный шепот.

— Кого? — раздраженно спросил Фламэ таким же шепотом.

— Палача.

— Вернее сказать — отпел, — Фламэ поднялся и поправил сползшее покрывало. Джинджер спала. Краски вернулись ее лицу, и даже слабый румянец появился на щеках.

— Я кое-что нашел, — сказал ГэльСиньяк. — Взглянете?

Фламэ поставил перед камином экран, взял блюдце с менторной и выпихнул имперца из спальни.

— Идемте.

— С госпожой Элизой все будет в порядке.

— Да, я знаю, — Фламэ подавил желание садануть кулаком по стене. — Идемте уже.

В библиотеке было холодно. У маленькой чугунной печурки суетилась Фрида, но Фламэ по опыту знал, что толку все равно не будет. Он в детстве приносил с собой грелку, а еще чаще таскал книги в свою комнату, за что неоднократно получал от отца на орехи. Впрочем, и сам лорд Адмар был не прочь почитать в теплой постели.

— Что вы нашли?

ГэльСиньяк опустился в кресло и сдвинул в сторону внушительную стопку книг. Фламэ бросил короткий взгляд на тисненые корешки. Широта интересов мэтра поражала, и даже немного пугала. Кроме нескольких богословских трактатов неугомонный имперец снял с полок книги по алхимии, пару проповедей замкового капеллана (Фламэ неплохо помнил старика Роже), поваренную книгу, а также увесистый трактат «Искусство любви» в посредственном переводе с шигарского на виттанийский, зато с красочными иллюстрациями. Книга эта всегда стояла на самой высокой полке, и братья Адмар придумывали самые разные ухищрения, чтобы стащить ее. Большую часть стола занимал огромный экземпляр «Легенд Озерного края», раскрытый на середине. ГэльСиньяк завалил его сверху книгами поменьше.

— Начнем с зеркал. У Тронсолы им посвящена целая глава, и я нашел кое-что любопытное. Конечно, сам кардинал не застал тех, кто умел так колдовать…

— Тысяча девяносто девятый год, — спокойно перебила мужа Фрида. — Тогда на большом соборе было запрещено использовать зеркала. Слишком часты стали случаи «кражи душ», что бы ни имелось в виду. Единственный случай, когда был составлен письменный протокол собрания.

— Ольха до этого знаменательного события не дожил, — пожал плечами ГэльСиньяк. — В его времена зеркалами еще широко пользовались, и с точки зрения церкви они представляли огромную угрозу. Тронсола цитирует проповедь кардинала Александра, прочитанную им в мае 1074 года. Сам Тронсола, тогда, конечно еще даже не родился. Однако, в бытность свою Королевским экспертом, он допрашивал очень старую ведьму. Она помнила технологию полировки зеркал «плотью и кровью». Человеческой. Их использовали, чтобы призывать из внутренней сферы фамильяров.

— Сходится, — кивнул задумчиво Фламэ. — И с видением госпожи Элизы, и со словами Каллуны об инкубе. Но как это увязать со всем прочим? С этим витрумом, дрянью из пещеры, кинжалом?

— О, — довольно усмехнулся ГэльСиньяк и выдержал длинную, драматическую паузу. — Тут следует обратиться к пятой легенде Мартиннеса Ольхи: к абсурдному диалогу Красного Быка и Лазоревого Льва.

Смахнув книги поменьше, ГэльСиньяк указал на небольшую миниатюру, озаглавленную: «О том, как беседовали Лев и Бык о Драконе, Волке и Птице, а также о том, как жаба сумела стать голубем». Переписчик постарался особенно, и острые читегские буквы, украшенные побегами шиповника, ровно выстроились на линейках. Текст от этого понятнее не стал.

— Полная бессмыслица, — вздохнул Фламэ. — Весь диалог.

— Это оттого, что вы не алхимик, — тонко улыбнулся ГэльСиньяк. — Будь вы почтенным ученым мужем, мастер Фламиан, уже одно название многое бы вам сказало. Это не что иное, как описание алхимического процесса. Лев, бык и все прочее — жаргонные названия алхимических элементов. Сейчас появилась тенденция называть их все же аурумом, сульфуром или, скажем, гидрагирумом, и всем прочим. Само название рассказа: процесс создания так называемого Философского камня.

ГэльСиньяк скривился и процитировал:

— «Душа и дух пропитали тело, отец и сын — одно, смерть и тление не властны над ним». Бессмертие, безусловно, главная цель алхимиков, за которую в последние пятьдесят лет они регулярно восходят на костер. Однако, алхимия способна на многое. По крайней мере, делатели в это верят.

— Зачем нам Философский камень? — перебил Фламэ.

— Да дослушай же ты! — ГэльСиньяк выдернул из-под стопки книг увесистый том. — Фрида, почему мне достался в компаньоны такой торопыга?! Он меня не слушает! Взгляните, это расписанный по стадиям процесс изготовления камня.

Фламэ окинул страницу безразличным взглядом. На развороте была отменного качества литография — их стали вставлять в книги вместо привычных миниатюр примерно лет сто назад. На страницах изображались четыре стилизованных пробирки, содержащие странные, загадочные символы. Под каждой из «колб» шла подпись мелким, игривым почерком: «Льва должно дважды подвергнуть нападению волка».

— Начало процесса. Очищение аурума, проще говоря — золота, — пояснил имперец. — Всего на гравюрах приводится семьдесят семь стадий. В рассказе Ольхи можно выделить всего восемнадцать. И название элементов…. Если удастся понять, что такое «Красный Бык» и «Лазоревый лев», мы восстановим процесс.

Фламэ отошел к полкам и провел пальцами по корешкам. Где-то здесь стоял составленный его прапрадедом алхимический словарь. Старый лорд Адмар, отказавшись от владений в пользу старшего сына, занялся поисками пресловутого Философского камня, однако до бессмертия так и не дожил. Отыскав среди прадедовых книг его записи, Фламэ вернулся к столу, подбирая на ходу разлетающиеся листки.

— Алхимия — неподходящий интерес для церковного служителя, — заметил он мимоходом. — Любопытно было, удастся ли на этот раз разозлить невозмутимого имперца.

Тот только усмехнулся.

— Я гностик, мастер Фламиан. И последовательный упрямец. Слышали когда-нибудь о генерале Паоле Марре?