Поднявшись на второй этаж, молодая ведьма мельком изучила помещения. Потом пошла выше. Здесь комнаты были меньше, зато обставлялись с куда большим тщанием. Сундуки, как и положено в сказках о зачарованных замках, были полны дорогих платьев, и в один из таких ларей Джинджер зарылась по пояс.

Это, если задуматься, походило на воровство, хотя владелицы пышных нарядов давно уже были мертвы. Джинджер приложила к себе одно из платьев. Так могла бы выглядеть мать Адмара. Если, конечно, у нее были истрепанные пегие волосы, куда короче, чем это прилично. Джинджер со вздохом отложила платье в сторону. Слишком роскошное. Найти бы что попроще.

Наконец она остановилась на скромном блио небесно-голубого оттенка. Под него нашлись две сорочки и шерстяные чулки. Сапоги у Джинджер были свои, и девушка поблагодарила мысленно столичных обувщиков. Подметки и набойки были, как новенькие.

Переодевшись, Джинджер подумала немного и обернула голову сине-голубым шарфом. Женщина, которую отразило огромное дорогое зеркало, даже могла бы сойти за даму. Джинджер расправила юбку.

О чем ты думаешь, сестра? Прекрати немедленно эти глупости!

Тем не менее, юная ведьма позволила себе маленькую слабость: выглядеть красивой знатной дамой. По крайней мере, в эту минуту. По крайней мере, для себя самой. Подобрав длинный подол блио, она пошла вниз. Была затаенная надежда сразить всех наповал.

Исключительно точные карты старого Мартина ничем не могли помочь. На них между Фрэйни и Круглым озером лежала большая непроходимая топь, и обойти ее было нельзя. Озеро, казалось, было взято в тиски, завернуто в кокон из болот, непроходимых топей, редких пометок «руины замка такого-то». Словно оно пряталось ото всех.

— Но можно же как-то попасть к озеру! — в сердцах воскликнул ГэльСиньяк.

— Ходили разговоры о тропах, — пожал плечами Фламэ. — Можно поискать в библиотеке местные карты. Впрочем, сомневаюсь, что они будут точнее, чем у Мартина. Он исходил все эти земли и уточнил многие старинные карты, и никак не наоборот.

Присев на край стола, он принялся бесцельно перебирать струны гитары. Рука еще немного болела, но в целом рана не доставляла больше никаких неудобств. Тихий звон отвлекал от неприятный мыслей, и несколько минут Фламэ просто слушал звук, отдаленно похожий на сильно замедленный рил. Запоздало он понял, что ГэльСиньяк уже не первый раз зовет его по имени.

— А?

— Я спрашивал, господин Адмар, — в голосе имперца звучал не особенно сдерживаемый смех, — где можно отыскать эти карты. И можно ли воспользоваться вашей кухней.

— Фламэ.

— Что? — теперь настал черед имперца удивленно вскидывать брови.

— Это мое имя. Я предпочитаю именно так называться, — Фламэ отложил гитару. — Больше шансов уцелеть. Библиотека на втором этаже. Вернее, библиотеки. Думаю, лучше всего поискать в Северной. А кухней вы, конечно же, можете воспользоваться. Не уверен, правда, что там что-то сохранилось.

ГэльСиньяк свернул карты, убрал их в сумку и оглядел внимательно зал. В разноцветных лучах света, льющихся через окна, плясала пыль. Все казалось безмятежным и погруженным в покой. Вечный.

ГэльСиньяк покачал головой, сокрушаясь каким-то своим невысказанным мыслям.

— Что вас так беспокоит, Фламэ?

Адмар сощурился.

— Пытаетесь быть мне другом?

— Я всем пытаюсь быть другом по мере сил. Госпожа моя считает, что это у меня слишком сильно развит комплекс вины. Да дело сейчас не в этом. Я пытаюсь понять, надо ли мне тревожиться.

— Нет, — Фламэ отмахнулся. — Это личное.

Хмыкнув, ГэльСиньяк направился к лестнице. Весь его вид говорил: «Ну, личное, так личное, мое дело предложить». Фламэ пересел на лавку ближе к огню, пытаясь отогреться. Да, он и сам бы хотел понять, отчего так тревожно. Это чувство не покидало его с той самой минуты, когда он увидел на коризонте белый донжон Фрейни. Что это было? Чувство вины? Невысказанный страх? Стыд и сожаление?

— Знаете, у вас там в кладовой стоят два мешка муки, сыр и солонина, — сообщила госпожа Фрида таким тоном, что становилось ясно: она не первую минуту пытается докричаться до мужчины. — Нетронутые. На обед будут лепешки в сыре и мясо.

— Конечно.

Ведьма осталась стоять.

— Вы тоже хотите мне посочувствовать? — хмуро поинтересовался Фламэ.

Фрида неожиданно расхохоталась, запрокинув голову и тряхнув густыми черными волосами.

— Ох! Нет, не думаю, что вы в этом нуждаетесь, мастер Фламэ. А если и нуждаетесь, то едва ли признаетесь. Но я заинтригована, знаете.

— Чем?

— О, это слишком долго объяснять, — ведьма улыбнулась. — Вы совершенно не похожи на того Адмара-Палача, обросшего жуткими легендами. Или вот, скажем, наш общий друг Бенжамин. Он, честно говоря, мало подходит на роль благородного лорда, которую надеется сыграть, да и рыцарь без страха и упрека из него странноватый. Ну а госпожа Элиза…

— Что с госпожой Элизой? — слишком поспешно спросил Фламэ и обругал себя за это.

Ведьма улыбнулась еще шире.

— Найдите дорогу. Мы с сестрицей сходим к озеру, там все и выясним.

— Вы?! Исключено!

— Так надо, мастер Фламэ, так надо, — покачала головой женщина. — Я буду на кухне.

Адмар остался один. Огромный зал, пустота, тишина, и только портреты укоризненно взирают со стен. Предки, благородные лорды и леди, населвашие поколение за поколением этот замок, были отчего-то недовольны своим единственным потомком. Фламэ перебрался в кресло у очага. В детстве он помещался в нем с ногами.

Правду говорят: возвращаться — плохая примета. Не стоило приходить во Фрэйни. Если бы не топь вокруг Круглого озера…

На лестнице послышались шаги. Подкованные каблучки Джинджер бодро цокали по камням. Унылое эхо пустого замка подхватывало и повторяло этот звук. Фламэ обернулся.

На юной ведьме было небесно-голубое платье, вышитое — это было почти неразличимо с такого расстояния, но Фламэ помнил — серебром и мелким речным жемчугом. Мать Адмара любила его больше красно-охристых мипарти, которые носила в торжественных случаях, и даже больше собственного угольно-черного ведьминского блио. Ей, холодноватой блондинке, голубой цвет очень шел. Куда больше, наверное, чем стоящей в дверях девушке. У выбившихся из-под шарфа волос был цвет мякоти свежего имбирного корня. Как всякая ведьма, в платье Джинджер чувствовала себя увереннее.

Поняв, что уже пару минут неотрывно смотрит на нее, Фламэ отвернулся к огню.

— Я взяла это платье…. Вы против? — тихо, почти робко спросила девушка.

Фламэ пожал плечами.

— Такой непривычный покрой…

Фламэ хмыкнул.

— Ему, наверное, лет двадцать. С тех пор Мирабель успела пристраститься показывать свою грудь всем подряд. И дамы следом за ней.

— У вас дурное настроение, — вздохнула Джинджер.

— Отнюдь. У меня обычное настроение, — Фламэ вытянул ноги к огню. — Я просто не люблю этот замок.

— Жаль. Он очень красивый.

— Пф-ф! — высказал Фламэ свое отношение разом ко всему.

Молодая ведьма посмотрела на него, видимо, махнула мысленно рукой и пошла вдоль стен, изучая портреты. Фламэ вновь поймал себя на том, что наблюдает за ней. Мимо каких-то картин девушка проходила, не задерживаясь, едва бросив взгляд. Иные же привлекали ее внимание надолго. У одного из портретов ведьма замерла, запрокинув голову. Заинтригованный, Фламэ поднялся и подошел ближе.

— А-а. Валентин II. Живописная копия с юлианского гобелена, — Фламэ скользнул взглядом по картине. — Сам гобелен из Империи вывезти не удалось. Его уже, небось, мыши съели. На противоположной стене висит парный ему портрет Ангелики Бриарты. Прекрасный был гобелен, если верить рассказам: два портрета в обрамлении геральдических растений — чертополоха и роз, а в медальонах всевозможные аллегории реформ и прочее.

Джинджер неопределенно хмыкнула. Она рассматривала портрет с совершенно необъяснимым интересом, после чего спросила:

— И какое отношение древний император имеет к Адмарам? А-а! Канцлер — ваш предок?