— Эй, музыкант, зови своего пацана. Пускай за второй серебряный одну бабу сыщет.

Ворона, сорвавшись с водосточного желоба, улетела прочь, обдав напоследок Джинджер мелкими льдинками. Совершенно машинально ведьма отметила: дурной знак. Надо бы пересчитать льдинки, изучить их форму, расплавить их в ладонях, чтобы узнать подробности… Ничего этого Джинджер делать не стала. Пустая трата времени. Прижимая к груди мешочки с деньгами, ведьма толкнула дверь в лавку. Следует поскорее купить себе плащ и сапожки и уехать из города. Когда колдун обещает неприятности, они, как правило, не заставляют себя ждать. Игнорируя неприязненный, немного недоверчивый взгляд хозяина лавки, Джинджер принялась ощупывать плащи. Мех у всех был паршивый, что называется — рыбий. То ли от времени они потерлись, то ли зверь на них пошел такой паршивый, но ни один не годился.

— Эй, хозяин, чего получше нет?

Торговец окинул Джинджер оценивающим взглядом. Пришлось распахивать свой грязный истрепанный плащ, демонстрируя черное, как деготь, платье, а к нему еще — перстень на пальце. Слегка побледнев, мужчина кинулся в подсобку. Качая головой, девушка опустилась на высокий табурет и облокотилась на прилавок. Ну, что за жизнь? Пока наряд ведьмовский не покажешь, тебя никто в медяк не ставит. И ведь сколько лет страной королева правит, и тоже, между прочим, женщина. И говорят — красивая. Впрочем, Джинджер вынуждена была признать: по плащу и сапогам, стоптанным, почти порвавшимся, ее можно было принять только за попрошайку, да и платье, пусть и черное, подходило скорее служанке, чем почтенной ведьме.

— Поторопись, хозяин! — крикнула она. — Я спешу.

— Уже нет, — обманчиво ласковым голосом произнес лорд Бенжамин и стиснул ее плечо.

Джинджер испугано пискнула. Ей приходилось, и не раз попадаться на горячем. Но, то были ведьмы, красть у которых — большое искусство. И речь шла о великих ценностях и золоте, а не о кошеле с паршивыми серебряными монетами. Джинджер обернулась. Один из «дружинничков» стоял у входа, второй перегородил дверь в подсобку, отрезая последний путь к отступлению. С улицы тянуло холодом. Музыкант, побери его Лукавый, задумчиво изучал сложенные на полках ткани.

— Вот деньги ваши, господин, — выдавила Джинджер. — Бес попутал. Лукавый за руку дернул. Боженька глаза зажмурил.

В детстве подобное объяснение срабатывало. Да вот только в детстве Джинджер была ученицей ведьмы, хорошенькой девочкой с кудрявящимися на концах косичками и в опрятном голубом платьице. С тех пор и волосы выгорели до цвета мякоти имбирного корня, и платье сделалось черным. Бенжамин вырвал у нее из рук свой кошель, после чего отвесил дружеский, надо полагать, подзатыльник. Вышло даже не очень больно, только в голове что-то загудело.

— Не лебези. Дело для тебя есть, ворюга.

Джинджер выдохнула. Ну, если разговаривает, значит, к стражникам королевским не потащит. В Каэлэде, говорят, свято чтят древние традиции и руки ворам рубят. Не хотелось бы.

— Дело? — спросила Джинджер. К ней вернулось утраченное, было, самообладание, и в голосе появилась истинная ведьмовская вкрадчивость. — Я на дело босая и голая не хожу. Дай, дорогуша, плащ с сапогами куплю, и поговорим.

Бенжамин посмотрел на ее ноги и вздохнул, после чего коротко кивнул своему молочному брату.

— Альбер, сбегай бабе за сапогами.

— Чтоб подкованные были, — сладким голосом добавила Джинджер, улыбаясь. Что бы это ни было за дело, Бенжаминчик на него денег не жалел.

Завернувшись в подбитый лисьим мехом плащ и натянув новые сапоги, увы, черные, а не красные, ведьма нехотя рассталась с семью золотыми монетами. Хотя, грешно жаловаться, за сапоги-то заплатил Бенжамин. Стоило подняться с лавки, лорд-наемник схватил ее за локоть и потащил к дверям.

— Да объясни ты толком, что за дело! — разозлилась Джинджер, когда в третий раз чуть не рухнула в сугроб. — Вот куда ты тащишь честную ведьму? Честную ведьму обижают, люди добрые!

Наемничек зажал ей рот, огляделся и свернул в первую попавшуюся подворотню. Прижатая к стене, Джинджер смогла издать только тот же испуганный, жалкий писк. Бежать было некуда. Улизнуть от троицы наемников, которые хоть и выглядели как деревенские увальни, таковыми не были, не представлялось возможным.

— Толком объясни, — выдавила ведьма и кое-как избавилась от стальной хватки Бенжамина.

Лорд-наемник устало привалился к стене.

— В королевский замок пробраться надо, — сказал он.

Джинджер раскрыла рот, да так и позабыла его закрыть. А алмазы салегов из короны королевы Мирабель украсть не требуется? Или там, куритского принца из жениной опочивальни?

— Проведешь нас в замок, и я забуду о твоем проступке, — важно сказал Бенжамин.

Джинджер хрюкнула самым неприличным образом, а потом расхохоталась в голос, размазывая по лицу слезы.

— Ва-вас? Что, всех?

— В противном случае, — процедил лорд-наемник, — окажешься у городской стражи.

— А невелика разница, — отмахнулась ведьма, — за что я там окажусь. За кражу ли кошелька, или за попытку пролезть в опочивальню королевы.

Филипп, гневно сверкнув глазами, отстранил своего господина и приставил к горлу Джинджер остро заточенный клинок.

— А если так?

— Нервные все какие-то, — пробормотала девушка. Филипп надавил чуть сильнее.

Секретарь стоял так близко, что Джинджер чувствовала биение его сердца, и сулило оно только дурное. И ей, и самому «секретарю», и всем остальным. Где-то над крышами послышался кошачий рев, шипение, сверху посыпались перья и клочья шерсти. Рыжей. Капля крови скользнула за шиворот.

— Хорошо, — сказала Джинджер. — Я проведу вас. Есть одна дорога.

— Тогда идем сейчас же, — распорядился Бенжамин. — Ты тоже, музыкант.

Возможно, это были только шутки неверного освещения, но Джинджер показалось, что музыкант смертельно побледнел. Славно. Не одна она страдает в этой ситуации. В этом было нечто, отдающее справедливостью. У справедливости, насколько могла судить молодая ведьма, всегда был такой неприятный душок. Отклонив острие кинжала, она поправила сползший с плеча плащ и указала налево.

— Нам туда.

Вход в королевские подземелья располагался возле моста, и со стороны выглядел как обычный колодец, каких в городе хватало. Он был необычайно глубок, сух, и самый нижний венец украшала причудливая резьба. Ведьма, весьма ловко спустившаяся по металлическим скобам, надавила какой-то неотличимый от соседних камень и шмыгнула в темноту открывшегося дверного проема. Бенжамин шел сразу за ней, стискивая рукоять меча. Третьим шел Фламэ, и Филипп дышал ему в спину. Фламэ почти физически ощущал, как дрожит нож в руке секретаря. Замыкал шествие невозмутимый Альбер.

Бенжамин рассчитывал, что ведьма-воровка сможет пробраться в замок, и получил явно больше, чем ожидал. Фламэ не представлял, откуда девчонка узнала об этом месте, но вперед она шла вполне уверенно: то ли знала дорогу, то ли полагалась на колдовское чутье. Света было немного, но ей он словно и не требовался. Ведьма спокойно прошла мимо нескольких проемов, полных чернотой, а потом свернула в левый коридор. «Нам вперед», едва не сказал Фламэ, но вовремя прикусил язык. Он и так был в руках у лорда и его горе-дружинников, бедная гитара-заложница осталась в гостинице, вместе со всеми скудными пожитками музыканта. Лучше было лишний раз промолчать.

— И что вы собираетесь делать в замке, милорд? Обшаривать комнаты, вознеся над головой меч? — спросила ведьма.

Похоже, именно этим Бенжамин и планировал заняться. Он замялся.

— Скорее всего, Беатриса среди фрейлин, — решил он.

— Почему не среди слуг? — поинтересовался Фламэ. — Только из-за дорогого платья?

Лорд-наемник обернулся через плечо и окинул музыканта холодным взглядом. Эх, хороший бы из юнца вышел правитель Шеллоу-тона, да не сложилось.

— Ведьма разыщет Беатрису и приведет к нам, — решил Бенжамин.