Она ожидала ребенка через три месяца, и, без сомнения, не без смешанных чувств он получил назначение офицером на подлодку U-39, которая базировалась в адриатическом порту Пула.
Средиземное море обещало хорошую погоду и прекрасную охоту за противником — и, кроме того, капитан U-39, капитан-лейтенант Вальтер Форстман, был признанным асом подводной войны, — хотя это, вероятно, и сократило время пребывания с Инге.
Дёниц говорит о Вальтере Форстмане на удивление мало в своих мемуарах; один раз называет его «выдающимся», а в другом месте «одним из лучших командиров в Первой мировой войне». Это столь отличается отего многочисленных дифирамбов, например, фон Лёвенфельду и фон Кнорру, его детальных переживаний и даже вполне ординарных событий, произошедших с ним в годы обучения на «Бреслау» и позже, в подводном флоте, когда он сам был уже командиром, что возникает необходимость в объяснениях. Но их сложно отыскать. Судя по блестящей рекомендации, которую Форстман дал Дёницу в конце их совместной службы, и более поздней дружеской переписке, кажется, никакая ссора их отношений не омрачила.
На счастье, и рассказ самого Форстмана, и уцелевший журнал U-39 позволяют реконструировать этот примечательный период карьеры Дёница. Однако перед этим нужно обрисовать, какой стадии достигла кампания по поддержке подводного флота к январю 1917 года; ведь как и Вторая мировая война была продолжением Первой, так и собственная кампании Дёница по продвижению подводного флота, начавшаяся в 1939 году, явилась продолжением его ранней карьеры...
Однако с тех пор, как U-20 в мае 1915-го без предупреждения потопила пассажирский лайнер «Лузитания» компании «Канард», и особенно после того, как в августе того же года U-24 отправила на дно пассажирский лайнер «Арабик» компании «Уайт Стар», оба на линии Ливерпуль-Нью-Йорк, правительство в Берлине вынудило военно-морской флот отказаться от «неограниченной стратегии» и проинструктировать все подлодки не нападать на пассажирские корабли, а потом и переместить военные действия с Атлантики в Средиземное море. Это серьезно уменьшило шансы на успех подводной войны, так как именно подходы к Британским островам были главной зоной, где можно было блокировать Британию, а необходимость всплывать и предупреждать свои жертвы лишало подлодки их преимущества невидимости и неожиданности, точно так же, как и выставляло их самих под удар пушек «жертв» — особенно с тех пор, как внешне вполне безопасные торговые суда стали превращаться в замаскированных охотников на субмарины, или Q-корабли, на которых скрывались орудия, торпеды и военные экипажи.
ВМФ жестко сопротивлялся введению таких ограничений. И к началу 1916 года у него появился неожиданный союзник. Глава Полевого Генерального штаба, генерал пехоты Эрих фон Фалькенгайн признал, что главным врагом является Великобритания, опора более слабых членов Антанты, и она же — та самая сила, которую надлежит сокрушить прежде, чем союзники достигнут успехов на континенте; так как флот считал себя слишком слабым для вторжения через Ла-Манш, единственным выходом было перевести подлодки обратно на «неограниченную стратегию», чего и добивались военные моряки.
В марте 1916 года правительство сделало еще один шаг навстречу военным, позволив атаки без предупреждения на все британские суда внутри зоны блокады, то есть вокруг Британских островов — хотя по-прежнему не включая сюда пассажирские корабли.
Вскоре после этого U-29 торпедировала пароход «Сассекс», шедший через Ла-Манш и битком набитый пассажирами. Вероятно, это была скорее ошибка, чем пример «гуннской жестокости», изображенной в газетах союзников; например, командир британской подлодки Е-11 Нэсмит, действовавшей в Мраморном море в предыдущем году, атаковал судно, которое он принял за военный транспорт, и обнаружил, что на его борту женщины и дети-беженцы; по счастью, торпеда не взорвалась, и никакого вреда кораблю не было нанесено. В любом случае среди пассажиров «Сассекса» были американцы; там также были граждане нейтральной Испании, двое из которых погибли. В результате последовавшего международного скандала военному флоту были запрещены операции в Атлантике и все военные действия были перенесены в Средиземноморье.
Тем летом положение Германии стало еще хуже после того, как в войну против нее вступила Румыния, и блокада союзников вызвала недостаток продовольствия и боеприпасов; вследствие этого хрупкое равновесие сил изменилось; новый глава Полевого Генерального штаба генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург и его 1-й обер-квартирмейстер генерал Эрих Людендорф начали представать в общественном сознании сильными руководителями, необходимыми для сплочения нации; гражданское правительство стало еще более бюрократическим, чем раньше, а в силу того, что Вильгельм отстранился от ведения дел, эти два военных лидера, хранители прусской традиции, оказались действительными правителями рейха.
После того как военные фактически встали во главе страны, «спуск с поводка» подводного флота оказался только вопросом времени. Этот момент настал 1 февраля 1917 года — в то самое время, когда Карл Дёниц готовился присоединиться к экипажу U-39. Ожидалось, что вокруг Британских островов каждая база подводных лодок будут топить корабли общим тоннажем по крайней мере 4000 тонны в день. Учитывая, что боевых баз было четыре, ожидалось 480 000 тонн в месяц. Еще на 125 000 тонн ежемесячно предполагалось топить в Средиземном море — именно таков был средний показатель «потопления» после переноса центра тяжести подводной войны во второй половине 1915 года. Таким образом, суммарный показатель потопленного тоннажа должен был достигать 605 000 тонн каждый месяц — интересно, что почти такой же точно цифры собирался достичь сам Дёниц во Второй мировой войне.
Штабные вычисления 1916 года показывали, что Великобритания располагает флотом суммарным водоизмещением 10,66 миллиона тонн. Следовательно, «...основываясь на наших расчетах о... 600 000 тонн, потопляемых при неограниченных действиях подлодок, и учитывая, что по крайней мере две пятых транспортного сообщения нейтральных стран будут напуганы до того, что прекратят посылать свои суда к берегам Англии, мы можем заключить, что через пять месяцев передвижения из Англии и в Англию сократятся на 39%. Англия этого не выдержит...».
Для подкрепления этой гипотезы штаб доказывал, что производство подлодок превышает их потери и что враг пока не развил эффективных контрмер; за последние шесть месяцев всего пятнадцать субмарин было потоплено, многие по случайности. Таким образом, глава Адмирал-штаба Хенниг фон Хольцендорф убедил себя, что эта кампания окажет решающее воздействие, и так быстро, что вступление в войну Соединенных Штатов ничего уже не изменит, все закончится до того, как они подвезут свои войска на расстояние выстрела. «Я не колеблясь утверждаю, что... мы можем вынудить Англию заключить мир через пять месяцев неограниченными действиями субмарин».
Его заключение было недвусмысленным: «Несмотря на опасность разрыва с Америкой, неограниченные действия подлодок, если их начать скоро, являются правильной мерой, чтобы привести войну к победному концу. В действительности это единственное средство к достижению победы».
Убедив себя, Хольцендорф затратил немного усилий, чтобы убедить и Гинденбурга, особенно притом, что страна испытывала той зимой самый жестокий продуктовый кризис.
31 января 1917 года совершенно внезапно, в прусском стиле, было объявлено о снятии ограничений на действия подлодок начиная с утра следующего дня. На тот момент у Германии было 120 подлодок на плаву, или «фронтбооте», и примерно треть из них находилась на круглосуточном боевом дежурстве; 24 рыскали в Средиземном море, от Пулы до Каттаро. И одной из них была U-39...
Капитан-лейтенант Вальтер Форстман служил в подводных войсках с самого начала войны. Это был человек-легенда, кавалер ордена Pour le Merite — высшей награды за храбрость; на его счету было потопленных кораблей общим тоннажем 300 000 тонн. У него было квадратное лицо, темные волосы зачесаны прямо на лоб, пристальный взгляд темных глаз и решительный рот. Его разум был холоден и быстр; он наслаждался опасностью; ибо «она укрепляет нервы и усиливает веру в себя». Он верил в свой рецепт успеха: подводник должен «сочетать холодную отвагу с некоторым безразличием», но он помнил о тонкой грани, отделяющей отвагу от безрассудства.
