Вскоре новый линкор и крейсер встретились, но «Бреслау» настолько слился с фоном, прибрежной полосой Кавказа, что русские его не заметили.

 Дёниц описывает нам те мучительные минуты, когда корабли проходили мимо друг друга; в его мемуарах детально повествуется, как фон Кнорр приказал машинному отделению обеспечить отсутствие искр в дымовых трубах. Вскоре с русского линкора засигналили огнями. Дёниц ответил, просто передав обратно те же буквы, а фон Кнорр приказал машинному отделению выжать все, что можно, из обоих двигателей.  

 Русский линкор между тем продолжал сигналить, а Дёниц — отвечать, передавая обратно тот же набор букв; много позже, после войны, он узнал, что артиллерийский офицер русских хотел тогда открыть огонь, но адмирал не позволил ему, опасаясь, что это может быть один из своих, тех, с которыми они должны были встретиться утром. Так продолжалось до тех пор, пока они не разошлись на максимальную дальность выстрела, и тут русским надоела эта игра. Линкор развернулся бортом, и с «Бреслау» увидели вспышки главных орудий и стали считать секунды — десять, двадцать, тридцать, сорок... «Внимание! Взрыв!»

 Фон Кнорр маневрировал, стараясь уберечься от попаданий, но снаряды третьего залпа с немыслимого расстояния разорвались прямо перед ними; крейсер тяжело накренился на левый бок, носом нырнув в воду, как будто в море образовалась огромная яма, затем каскады воды пронеслись по полубаку и вниз, по средней палубе, так что стоящие там у орудий оказались «буквально по пояс в воде». По счастливой случайности крейсер оказался невредимым, и дикая охота продолжилась, русские буквально взбесились и все время поворачивались к ним бортом, вместо того чтобы стрелять одними носовыми орудиями. Через некоторое время, уже утром, они прекратили преследование.

 Ближе к концу мая Дёниц уехал в Берлин на собственную свадьбу — почему именно в Берлин, остается неясным. Возможно, Ингеборг уже больше не работала в константинопольском госпитале, может быть, она сделала эта именно для того, чтобы выйти замуж на родине и осесть там. Неизвестно, какие братья-офицеры присутствовали на свадьбе, поддерживая худощавого, загорелого обер-лейтенанта с очень прямой, военной осанкой, которая, казалось, прибавляла несколько лишних дюймов к его невысокому росту, равно как и Железный крест 1-го класса, сияющий на груди; его друг фон Ламезан находился в британском лагере военнопленных с тех пор, как его корабль был потоплен в сражении у Фольклендских островов в предыдущем году; его брат Фридрих был переведен в военно-морской флот и командовал подводной лодкой.

 Свадьба состоялась 27 мая; где проходил медовый месяц и сколько он длился, неизвестно, как и многие другие детали.

 Дёниц вернулся обратно на «Бреслау». Крейсер имел еще более жестокое столкновение с «Императрицей Марией». Встреча произошла, когда немцы закладывали мины у побережья Кавказа, и, когда они развернулись и направились обратно домой, русские погнались за ними, быстро приближаясь. «Бреслау» на этот раз был снабжен дымовыми ящиками, и, когда «Императрица Мария» подошла на расстояние выстрела, фон Кнорр приказал задымить и резко поменять курс под завесой. Когда же они вынырнули из дыма, то в ужасе обнаружили «Императрицу» еще ближе и к тому же разворачивающейся бортом, чтобы начать обстрел. Был подожжен другой ящик, и фон Кнорр снова поменял курс.

 Так продолжалось до полудня, дредноут неумолимо приближался и каждый раз открывал огонь, когда «Бреслау» выходил из-под завесы; один залп их накрыл, осколками снаряда, разорвавшегося всего в десяти метрах, серьезно ранило вахтенного офицера, сигнальщика и двух других матросов на мостике, а когда был подожжен еще один дымовой ящик, фон Кнорр повернулся к Дёницу и сказал, что он размышляет, не направить ли корабль на скалы и таким образом спасти экипаж. Дёниц ответил: «Я не знаю, что нам делать. Может быть, нам снова удастся ускользнуть». Фон Кнорр с ним согласился, и позже, ближе к вечеру, они увидели, к своему непередаваемому облегчению, что дредноут отклонился от курса.

 После этого сражения стало ясно, что скорость крейсера должна быть повышена за счет переоборудования топок под нефть.

 Перед этим Дёница отправили домой — учиться воевать на подводных лодках, на которые теперь высшее морское командование возлагало все свои надежды...

 Ютландская битва 31 мая, воспетая как победа, на самом деле окончательно продемонстрировала безнадежность попыток перехватить власть над Северным морем из рук несравненно более сильного британца; напротив, субмарины не только были единственными, преодолевшими британскую блокаду, но и сами установили свою собственную разрушительную блокаду торговых кораблей союзников. Была запущена программа строительства подлодок, и начался поиск подходящих кандидатов в офицеры; многие были добровольцами, разочарованными пассивной жизнью на военном флоте. Сомнительно, чтобы Дёниц был именно таким добровольцем, так как он никогда не жаловался на скуку и никогда не скрывал из скромности никаких выгодных для себя фактов. Тем не менее, как умный, амбициозный офицер, он должен был порадоваться возможности так рано получить командование и чин, который предлагали в подводном флоте, — в его новом статусе женатого человека повышение содержания было весьма привлекательным фактором!

 В середине сентября он уложил в тюки свои драгоценные ковры и со смешанными чувствами покинул товарищей по службе; крейсер был его домом на протяжении четырех насыщенных событиями лет; с другой стороны, он возвращался на родину, и ему предстояло некоторое время провести со своей женой.

 Фон Кнорр дал ему превосходную рекомендацию как офицеру «выше средних талантов, особенно в профессиональной области, с большой заинтересованностью в карьере и с большей разумностью, нежели этого можно ожидать от человека его возраста и опыта».

 В 1938 году Рольф Карле, уже адмирал и командующий флотом, однажды сказал ему: «Милый Дёниц, основой моего тактического опыта стали годы на “Бреслау”. Я не верю, что какой-либо другой крейсер в последнюю войну совершил столько плаваний и испытал столько различных тактических ситуаций, всегда играя в кошки-мышки в этом стаканчике для костей —  Черном море».

 Дёниц прибыл в училище подводного флота во Фленсбург-Мюрвике 1 октября 1916 года и на следующий день был отправлен на борт учебного торпедоносца «Вюртемберг», где и погрузился в работу со своей неизменной энергией и прилежанием. Оттуда 2 декабря он был переведен на «Вулкан», где прошел курсы вахтенных офицеров подлодок, и 3 января 1917 года закончил ее с еще одной блестящей характеристикой: «Он всегда относился к учению с большой заинтересованностью и продемонстрировал в нем весьма значительные успехи. На практических занятиях он был очень энергичен; обладает хорошими практическими способностями, в вождении подлодки он был очень хорош. Он также пользуется любовью у товарищей».

 К этому времени у него уже был свой дом рядом с гаванью Киля, по адресу Фельдштрассе, 57; там была спальная для хозяев, две детские и одна комната для прислуги, столовая и гостиная, где находилось большое пианино его жены, его турецкие ковры и, возможно, судя по его более поздним вкусам, несколько настенных гравюр со сценами из прусской истории. Приданое Ингеборг, должно быть, помогло в благоустройстве; вероятно, оно составило значительную часть их совместного капитала, проценты с которого позволили им жить, как и подобает семье дочери генерала.