Дёниц между тем еще в предыдущий день встретил шефа люфтваффе на костылях и его верную подругу, и они передали ему, что он должен арестовать Гиммлера; теперь от него требовались безжалостные действия против Кейтеля и Верховного командования. Ситуация сложилась ужасная, и его возможная смерть в бою теперь, как вспоминал Людде-Нойрат, казалась единственным выходом. В довершение всех бед гауляйтер Гамбурга Карл Кауфман решил избежать дальнейшего кровопролития и разрушения города и сдать его британцам, а если понадобится, поднять своих людей против тех немцев, которые захотят ему помешать. Проблема Гамбурга обсуждалась на совещании этого дня с Гиммлером: на нем, по словам Людде-Нойрата, Дёниц разработал послание Кауфману. Интересно, что, несмотря ни на что, Дёниц сохранил голову на плечах и свое прекрасное ощущение приоритетов: в послании говорилось, что самой важной задачей военного руководства сейчас является спасение страны и населения от большевиков; для этого необходимо держать открытыми ворота на запад, за линию раздела, которая отделяла друг от друга оккупационные зоны, обозначенные союзниками еще в Ялте, и держать надо было линию Эльбы, то есть Гамбург. Разрушения здесь — это плата за тысячи немецких жизней на Востоке, и это является лучшим вкладом, который он, Кауфман, может принести своему народу.

 Тем временем в Берлине Гитлер, получив сведения, что русские танки находятся в нескольких кварталах от Рейхсканцелярии, и зная, что никакая армия на помощь не явится, потерял надежду окончательно. Вскоре после 3 ночи утра он и его жена попрощались с обитателями бункера и отправились в свое частное помещение, чтобы совершить совместное самоубийство. Они расположились на двух концах маленькой софы. Он раздавил зубами капсулу с ядом и более или менее одновременно с этим нажал на курок своего «вальтера» у правого виска, она раскусила свою капсулу в тот момент, когда грянул выстрел. Через несколько минут потрясенные адъютанты ворвались в их комнату, после чего оба тела вынесли в изрытый воронками сад при канцелярии и кремировали согласно данным инструкциям.

 Через два часа Борман послал Дёницу сообщение, обычно рассматриваемое как весьма двусмысленное, так как в нем ничего не говорилось о смерти Гитлера: «Гросс-адмирал Дёниц! Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас, герр гросс-адмирал, своим преемником. Письменные подтверждения вам высланы. Вам следует немедленно принять меры, которых требует сложившаяся ситуация. Борман».

 Это сообщение было получено в Плене в 18.35. Впервые Дёниц узнал о том, что Гитлер выбрал его в преемники. Он был потрясен. Шпеер, который прибыл к нему для обсуждения ряда вопросов, присутствовал при том, как Людде-Нойрат подал ему послание, и сам он тоже был потрясен; по словам Людде-Нойрата, прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя и начал поздравлять. Однако теперь вопрос был в том, как воспримет эту новость Гиммлер! Было ясно, что необходимо принять меры предосторожности. Людде-Нойрат нашел корветтен-капитана Петера Кремера, аса-подводника, который возглавлял отряд охраны штаб-квартиры флота, и объяснил ему ситуацию. Вместе они разместили людей между деревьями, чтобы не вызвать подозрений рейхсфюрера.

 Но они недооценили адское чутье рейхсфюрера СС. Он только что вернулся от Дёница, и путь занял много времени из-за постоянных атак дороги союзниками, а теперь его вызывали снова. Он приказал взять Махеру как можно больше людей.

 Махер, начальник его охраны, вояка и ветеран дивизии СС «Дас Рейх», взял с собой 36 человек, и они двинулись обратно в Плене колонной открытых «фольксвагенов» и броневиков. Они прибыли к штаб-квартире в темноте, при свете луны. Махер немедленно почувствовал, что что-то не так. Он увидел, что к ним идет офицер с Рыцарским крестом на шее, это был Кремер. Обернувшись, Махер заметил и его людей, спрятавшихся между деревьями.

 Но резни не было; Гиммлера проводили в комнату Дёница, и они стали беседовать там, пока Людде-Нойрат и Кремер развлекали Махера и двух адъютантов Гиммлера в столовой по соседству. О том, что произошло между Дёницем и Гиммлером, мы знаем лишь из краткого рассказа Дёница, который звучит слишком мелодраматично. По его словам, он положил на стол под бумаги свой пистолет со снятым предохранителем. Когда вошел Гиммлер, он вручил ему послание из Берлина и попросил прочитать, следя за его выражением лица. Сначала на лице показалось удивление, потом недоверие, а потом оно побледнело. Затем Гиммлер встал, поклонился и сказал: «Позвольте мне быть вторым человеком в вашем государстве». Дёниц сказал ему, что об этом и речи не может быть: у него просто нет для него работы, после чего Гиммлер ушел. Был один час ночи.

 Неизвестно, действительно ли все было так. Мог ли Гиммлер так быстро оценить ситуацию? В конце концов, он был не слишком умным человеком и вся его карьера зиждилась на абсолютной власти фюрера. Как только эта основа исчезла, он ощутил, что должен предложить свои услуги человеку, которого фюрер выбрал себе на замену. Но вряд ли Дёниц отвечал ему так откровенно. Он тесно сотрудничал с Гиммлером и знал, что, несмотря на все свои мысли и чувства, он не может позволить себе отказаться от него и его полицейских сил и безжалостных бойцов; будь он сам в сильном положении, как намекает этот рассказ, он бы арестовал и казнил его еще в предыдущий день, когда прилетел фон Грейм с приказом об этом самого Гитлера.

 Как бы то ни было, теперь Дёницу пришлось отказаться от своей идеи искать смерти в бою. Близкие коллеги, как Годт, заметили в нем перемену. Теперь у него была какая-никакая, но высшая власть. Как он записал позже: «С моего сердца спал груз».

 Он написал Гитлеру благодарственное письмо, уверяя его в своей преданности и в том, что он будет продолжать войну за германский народ. Борман ответил ему подтверждением завещания. И только в 3 часа ночи пришло последнее подтверждающее письмо из бункера канцелярии.

 «Гросс-адмирал Дёниц. Фюрер умер вчера в 15.30. Завещание от 29.04 передает Вам должность рейхспрезидента, доктору Геббельсу должность рейхсканцлера, рейхсляйтеру Борману — должность партийного министра, рейхсминистру Зейсс-Инкварту — должность министра иностранных дел. По приказу фюрера завещание было отослано из Берлина Вам и фельдмаршалу Шёрнеру и для будущей публикации. Рейхсляйтер Борман собирается прибыть к Вам сегодня для прояснения положения. Форма и время объявления войскам и общественности оставляются на Ваше усмотрение.

 Подтвердите получение, Геббельс, Борман».

 Дёниц был продуктом, равно как и последним лидером Третьего рейха. Поэтому неизбежно, что свою карьеру фюрера он начал со лжи. Ложь касалась смерти Гитлера. Ему было известно, что Гитлер покончил с собой. Если даже не учитывать, что он знал о его планах застрелиться, об этом говорило слово, которое употребили Геббельс и Борман: «Фюрер умер» (verschieden), а не «пал» (gefallen) как герой. Но в речи Дёница, которую передало немецкое радио на всю страну и которую прерывали фрагменты из Вагнера и 7-й симфонии Брукнера, он сказал — «пал за Германию», сражаясь до последнего с большевизмом: «Его миссия, битва против натиска большевизма, важна для Европы и для всего цивилизованного мира. Фюрер назначил меня своим преемником. Осознавая всю ответственность, я беру на себя руководство немецким народом в этот тяжелый час...»

 В той же речи говорилось, что надо соблюдать порядок и дисциплину: «Только так мы сможем смягчить то страдание, которое грядущие дни принесут всем нам, и предотвратить распад. Если мы сделаем то, что в наших силах, Бог не покинет нас...»

 Упоминание Бога было ошеломительным отходом от всей нацистской философии. Остается только гадать, откуда оно здесь взялось.

 После обращения к народу Дёниц обратился к вермахту, повторив свою весть и добавив: «Клятва верности, которую вы приносили фюреру, теперь относится и ко мне как преемнику фюрера, которого он сам назначил...»