— Мама! — взвизгнул он и радостно замахал крылышками. — Мам-ма… и-и-и-к-к-к, — я так и застыла, гладя на безумную драконью морду. Он что у меня, говорящий?! — И-и-и-к-к-к… — подпрыгнул дракошка.

По аудитории поплыл запах… палёного. А потом мой рюкзак взмыл до потолка, из нутра сумки как из сопла разверзлась струйка пламени, словно от маленькой ракеты. И этот «космический корабль», сыпля на моих сокурсников искрами, пошел на сближение с люстрой.

— А-а-а! — студенты бросились врассыпную и в стороны от пожароопасного рюкзака.

Месье Ульрик перестал вещать и молча разевал рот, наблюдая необычное явление.

— А-а-а! Проклятие! Порча! — это взбесившийся рюкзак, кажется, всё-таки подпалил кому-то шевелюру.

— Что. Здесь. Происходит? — раздался грозный рык, который я не перепутаю ни с каким другим на свете.

— Мама! — взвизгнул рюкзак, обнаружив своего несостоявшегося убийцу.

А далее произошло совсем уж несусветное. Раздувая лямки и коптя потолок струёй пламени раза в полтора больше самого дракошки, моя сумка понеслась к окну. Врезалась в него на всем ходу и, под жалобный звон разбитого стекла, вылетела на улицу. Остро запахло горелой бумагой, и аудиторию накрыла гробовая тишина.

— Что. Здесь. Происходит? — вновь зарычал декан. Он водил бешеными омутами глаз с одного ошарашенного лица на другое. — Весь поток накажу, — процедил профессор Дюран. — И как куратор — добавлю.

Это было уже выше моих сил, да и Зубастика, куда бы он ни полетел, с моим рюкзаком надо было спасать. Не говоря уже о том, что сокурсники меня как пить дать прибьют. Сразу как отработают наказание.

— Понимаете… месье Дюран, — быстро начала я, запинаясь от разбежавшихся мыслей.

— Мадемуазель Орешкина! — сквозь зубы процедил декан. — Ах, ну мог бы и сразу догадаться. Пройдёмте, мадемуазель, со мной, пожалуйста.

***

— Месье Дюран! — преподаватель шёл по коридору так быстро, что я едва поспевала за широкими шагами мужчины. — Я должна его спасти!

— Лиза, ты его чем додумалась накормить? — остановился он на мгновение. — И какого демона Греха ты потащила на занятия дракона?!

— В общежитии его бросать нельзя, — пискнула я. — Б-беккен-ном! Простите, я должна Зубастика отыскать. А потом я всё…

Конечно, убегать от декана и куратора было верхом идиотизма, но Зубастик срочно нуждался в моей помощи! Я ринулась в ответвление коридора, ведущего к боковой лестнице, и тут же врезалась в невидимую преграду. Несильно, успела выставить ладони перед собой.

— Каким к демонам беккеном? — зарычали у меня над ухом.

— С к-капустой, — вздрогнула я, вжимаясь спиной в эту самую преграду. — Это п-пирожок такой. С капустой.

Декан подходил ближе и ближе и бешеный взгляд его не сулил ничего хорошего. Как назло, в коридоре никого не было. Снова страх быть избитой разбудил панику, с которой никак не могла справиться — но старалась как могла. Надо как-то уговорить месье Дюрана разрешить мне отыскать Зубастика. Мужчина тем временем, уперся обеими ладонями в преграду, заключив меня таким образом в своеобразные объятия.

— Что мне с вами сделать, мадемуазель Орешкина? — устало поинтересовался профессор.

— Помогите Зубастика найти! — взмолилась я. — Или просто меня отпустите. Я потом аудиторию приберу, и стекло компенсирую, — при этом я ощущала, как он осторожно, но неотвратно прижимает меня своим разгоряченным телом к невидимому стеклу. И от этого тело с чего-то становилось ватным, а ноги подгибались.

— Конечно, приберете мадемуазель Орешкина, куда вы денетесь. И штраф за нарушения спокойствия оплатите, — Дюран поднял руку, а я с трудом сдержала себя, чтобы не зажмуриться, но расслабить задеревеневшее в ожидании удара тело, не удавалось. — Штраф, Лиза, всего только штраф, — неожиданно мягко произнёс декан. Я вздрогнула, но его рука лишь потянулась к прядке, выбившейся у меня из причёски и заправила её мне за ухо. А потом он в это ухо, вкрадчиво так, до мурашек, прошептал: — А теперь в библиотеку! И пока не осилишь труды по драконоведению, не выпущу!

Месье Дюран отстранился, резкими движениями, словно в руке был невидимый мел, начертал прямо в воздухе прямоугольник. Сразу же загорелся синий контур портала. Мгновенное перемещение было штукой очень дорогой, работало на небольшие расстояния и от стационарных накопителей исключительно в стенах главного университетского корпуса. Но Ладисласа Дюрана деньги, похоже, не волновали. Он ухватил меня запястье и вытолкнул через портал в библиотеку. Я видела, как внутри синего прямоугольника медленно таял выход, поедая размытое изображение коварного преподавателя. Кинулась было обратно, но налетела на ту же невидимую стену.

— Нет! Нельзя так! Он пропадет без меня! — остались видны лишь смеющиеся глаза декана. — Он… Он меня мамой называл! — всхлипнула в полном отчаянии.

Портал растаял. Я бросилась к массивным дверям, которые ожидаемо оказались заперты. Потом ринулась к витражам на окнах и попробовали их разбить — ни одно не поддалось. Ясно. Месье Дюран заблокировал меня тут, и сколько продержит, одни местные боги знают! Я осталась в одиночестве, впотьмах огромной старинной академической библиотеки. Судя по отсутствию студентов — какой-то специализированный преподавательский фонд? Хотя вряд ли меня туда пустили бы. Скорее всего, это одно из запасных отделений. Их открывали раз или два в семестр, на случай, когда нужно было провести какой-нибудь переучёт или срочный ремонт в основном зале — чтобы не нарушать учебного процесса, лишив студентов учебников. А этот зал, судя по устаревшему дизайну светильников и слою пыли, которая, несмотря на заклинания по уборке, всё равно накапливается, лет сто не посещали. Хотя сто — это я сгоряча, учебники на полке ближнего шкафа стояли вполне современные. Но люди сюда явно заходили крайне редко. Резервный зал для запасного зала?

Погоревав от несправедливости ещё немного, я начала размышлять. Зубастик вряд ли погибнет без меня, как-то же он до нашей встречи выживал? А вот его реакция его на обычную капусту оказалась очень странной. Возможно наш декан и бесчеловечный садист, но в чем-то он прав. И тем более я сама как раз и стремилась попасть в библиотеку. Оставалось разобраться, где именно в здешних завалах искать учебники по драконам? Разинув рот, оглядела огромные густо понатыканные книгами стеллажи, занимавшие пространство баскетбольного поля, а то и двух.

«Защитное Амулетоведение. Раздел универсальных защит от смерти» — бросилось в глаза название солидным золотым тиснением по чёрной коже. Я обернулась по сторонам: никого, кто мог бы обвинить меня в том, что читаю не по теме, не было. А про защиту от смерти в свете недавнего убийства, да и рисунка, так удачно уворованного со стола декана, стоит вооружиться знаниями, которые сами в руки так и просятся.

Подпрыгнула — тяжеленный фолиант чуть не выпал из рук и не огрел нерадивую студентку по макушке. Поймала я фолиант в последний момент. На всякий случай забилась в уголок потемнее и подальше. Мало ли, вдруг месье Дюран решит заглянуть с проверкой, а у меня вместо энциклопедии по драконам совсем иная книжка, хотя и не менее занятная. «Я только быстро пролистаю, а потом пойду искать по драконам», — успокоила я свою совесть вместе с чувством осторожности и погрузилась в старинные буквы с завитушками, рунические символы и зарисовки магических амулетов. Повезло ещё, что на Бретее язык и орфография менялись куда медленнее нашего. Попадись мне дома книжка трёхсотлетней давности, я бы и двух слов не разобрала, а тут хоть и читала медленно, но всё понимала.

Оторвалась, когда за витражами окон уже начало смеркаться, но осилила к этому моменту едва ли половину книжки. Занятная выходила картина. Если верить старинному источнику, то студентам нашей академии и в самом деле убийства и вообще смерти можно не опасаться. Разве что справедлива теория насчёт того, что иммунитет оборотней к внешним заклинаниям можно применить для разрушения внешних чар — но сразу же книга утверждала, дескать, проверить теорию невозможно. И оборотни вымерли еще несколько столетий назад во время Тёмных веков — аналог нашего Средневековья, и даже если бы оставались — превращать любых разумных в амулеты карается смертным приговором. Однако из любого правила есть исключения. Например, совершивший преступление и приговорённый к казни студент всё равно лишался жизни на ближайшей плахе — но для этого к амулету сначала прикладывался особый указ, заверенный личной имперской печатью правящего монарха.