Я делаю глубокий вдох. — Он не великий. Мы не знаем, — говорит онколог, — Я отворачиваюсь и зажимаю рот рукой.

Не плачь.

Не плачь.

Дядя Кристиан обхватывает меня рукой за плечо и притягивает к себе. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, я оказываюсь в его руках, и его губы касаются моего виска.

— Привет, — мягко произносит он, и этот слог наполнен силой и утешением. — Ты же знаешь, что тебе не нужно ничего для меня приукрашивать. Скажи мне, что тебя беспокоит, и я разделю с тобой эту тяжесть.

— Я не слабая, — яростно шепчу я. Мои глаза широко открыты, когда он прячет меня под подбородок, и я решительно смотрю на серебряную цепочку на его шее, которая исчезает под его футболкой. Стволы скрещенных пистолетов на груди.

— Конечно, нет. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой, помнишь?

Мои глаза закрываются, и я сжимаю руку на его футболке. Он такой теплый и сильный. Такой солидный, когда в последнее время все как желе под ногами.

— Я думаю о той ночи каждый день, — шепчет он.

Наступает тишина, когда я вспоминаю зловоние крови и смерти.

— Я тоже, — наконец признаюсь я.

Я должна была догадаться, что прошлой ночью под этой маской был дядя Кристиан, потому что однажды я видела, как он убивает людей, когда мне было четырнадцать.

Я мало что помню о том, что произошло ранее в тот день. Думаю, это был обычный день. Я легла спать, должно быть, в девять или десять, а проснулся только после двух часов ночи в своей постели с балдахином, не понимая почему.

Кто-то кричал?

Слышал ли я тяжелые, незнакомые шаги в коридорах?

Когда я села, Чесса закричала, пронзительно, но быстро заглушив. Мои братья и сестры начали плакать, и все это было слышно разгневанными мужскими голосами.

Я хотел бежать к своей семье, но дядя Кристиан научил меня никогда не бросаться вслепую на опасность. Получить оружие или получить поддержку. Я схватила телефон с тумбочки и нырнула в шкаф. С тех пор, как в возрасте одиннадцати лет я узнала, что моя семья зарабатывает деньги нелегальными методами, во мне укоренилось, что мы не вызываем полицию. Полицейским нельзя доверять. Полицейские не на нашей стороне.

Так что я позвонил кому-то получше, чем копы.

Дядя Кристиан ответил после первого звонка сонным сонным голосом. — Зеня?

Я сложил ладонь вокруг телефона и прошептал: — В доме мужчины.

Дядя Кристиан не задавал вопросов. Он даже не ответил. Долю секунды спустя я слушал мертвый эфир, но он не наполнял меня безнадежностью или паникой. Дядя Кристиан не собирался тратить время на разговоры, когда ему нужно было добраться до меня как можно быстрее.

Мгновение спустя дверца шкафа распахнулась, и огромный мужчина протянул руку и вытащил меня наружу. Я закричала и забилась в его хватке. В моей спальне было темно, и я не могла разглядеть нападавшего, но от него пахло кислым пивом с толстым слоем дешевого спрея для тела. Он смеялся, бросая меня на кровать. Он играл со мной все время, отпуская меня только для того, чтобы снова схватить и бросить обратно. Я был в ужасе, но я становился все злее и злее. Я слышал, как Чесса кричала. Я мог слышать, как мужчины смеются дальше по коридору. Они причиняли боль моей семье, и им было весело. Я совсем не слышала папу, поэтому испугалась, что он умер.

Нападавший сорвал с меня шорты и расстегнул ремень. Я знал, что произойдет, настолько, насколько мог знать четырнадцатилетний ребенок, и я чуть не вывернулся наизнанку от ужаса.

Потом я кое-что вспомнила.

Нож в моей тумбочке.

Дядя Кристиан положил его туда на всякий случай полгода назад и велел мне не рассказывать об этом папе и Чессе. У папы были старомодные представления о девочках и оружии, и Чесса беспокоилась обо всем остром, за что ее дети могли случайно зацепиться.

Я вытянула руку, рывком открыла ящик и полезла за оружием среди дневника, запасного зарядного устройства для телефона и полупустых тюбиков блеска для губ. Мои пальцы сомкнулись на рукоятке, и я вскрикнула от облегчения. Одним движением я отдернул руку и направил ее прямо в нападавшего.

И он вонзился глубоко в его горло.

Его глаза расширились. Он поскреб рукоять. Затем он понял, что я с ним сделал, его лицо потемнело от ярости, и он схватил меня за горло.

Когда он начал душить меня, я вспомнил, что дядя Кристиан рассказывал мне о нанесении ножевых ранений.

Убедитесь, что вы вытащили нож, чтобы они кровоточили.

Я протянул руку и выдернул нож из его шеи, и кровь брызнула на кровать. Все за мной.

Через мгновение мужчина рухнул на меня.

Следующее, что я помню, я была под мужчиной, нанося удары ножом и крича от ярости. Раздался звук разбитого стекла, и кто-то вломился в окно моей спальни. Он попытался вырвать у меня нож.

— Зеня. Одуванчик . Он мертв.

Я наконец отпустил. Дядя Кристиан вырвал лезвие из моих пальцев, уставился на него с всплеском узнавания, а затем со вспышкой оправдания. Он отбросил нож в сторону, сбросил с меня тело и заключил меня в свои объятия.

— Ты в порядке. Я понял тебя. Я понял тебя.

Он крепко держал меня и раскачивал взад и вперед в своих руках. Я хотел кричать на весь дом. Я хотел продолжать колоть. Белый шум звенел у меня в ушах.

Я почувствовал, как дядя Кристиан посмотрел на дверь, и понял, что каждая секунда, которую он провел со мной, была секундой дольше, чем другие мужчины причиняли боль моей семье. Я вырвалась из его рук и прижалась к его груди. — Иди помоги им.

Дядя Кристиан взял мое лицо в руки и отчаянно посмотрел на меня. — Ты в порядке? Ты уверена? Он причинил тебе боль? — Поняв, что я полуголая, он натянул на меня одеяло с кровати.

Я быстро кивнула. Я больше не хотела кричать.

Я хотела отомстить.

На протяжении многих лет до меня доходили слухи о том, на что способен мой дядя, и теперь мне предстояло увидеть это своими глазами. — Могу я помочь тебе убить их?

Он удивленно уставился на меня. Затем медленная улыбка расползлась по его лицу. — Пожалуйста, одуванчик. Вы уже заявили об одном убийстве. Дай мне шанс наверстать упущенное.

Он поцеловал меня в нос и неторопливо направился к двери. Я снова натянула шорты, выглянула из-за дверного косяка и увидела, как он вошел в комнату, где кричала Чесса.

После этого звуки изменились. Вскоре это были мужчины, которые умоляли о своей жизни.

Я выбежал из своей комнаты и собрал всех своих братьев и сестер в самой дальней спальне, которая принадлежала сыновьям Чессы, Феликсу и Ною.

Лана уставилась на мою пропитанную кровью пижаму и расплакалась. — Она истекает кровью. Зеня умирает.

— Это не моя кровь. Я в порядке.

Я вернулся к двери и стал смотреть, что происходит. Одного за другим дядя Кристиан вытаскивал связанных нападавших из главной спальни и грубо спускал их вниз. Он увидел, что я смотрю, и подмигнул мне.

Когда дядя Кристиан закончил и сказал мне, что я могу войти, я пошел в главную спальню, чтобы найти Чессу, развязывающую папу. Она натянула халат. Ее волосы были спутаны, и она дрожала. Слезы и кровь заливали ее лицо.

Увидев меня, она начала плакать сильнее. — Малышка, тебя тоже обидели?

Я покачала головой и объяснила, что в моей комнате лежит мертвец, а все дети в безопасности в коридоре, в спальне Феликса и Ноя.

У отца было сильное кровотечение из пореза на руке, и я помог Чессе вымыть его и достал аптечку. Чесса была медсестрой и хотела наложить ему швы, но руки у нее так тряслись, что она не могла этого сделать. Каждый раз, когда снизу раздавался леденящий кровь крик, она подпрыгивала. В конце концов, она рассказала мне, как накладывать швы, и я зашил папе руку.

— Что делает дядя Кристиан? — спросил я, работая.

— Выясняю, кто эти люди, — сказал папа сквозь стиснутые зубы. У Чессы были иглы, но не было анестетика.

Я услышал безошибочный звук электродрели, а затем пронзительный мужской крик.

Папе наконец удалось горько улыбнуться. — Это не должно занять у него слишком много времени.