— Они памятники сносят, — неожиданно выдал в ответ.

— В смысле⁈

— В прямом. Сносят памятники всем русским. Называют это декоммунизацией.

Коста никак не мог справиться с волнением. Так и смотрел ошарашенный.

— Пушкину… — пожал плечами Вася.

— Пушкину⁈ Александра Сергеевича в коммунисты записали? — Коста чуть ли не заорал. — Да, ё… твою мать!

Коста несколько раз глубоко вздохнул, успокоился.

— Вот скажи мне, Вася: что это за люди, которые способны снести памятник Пушкину, а? И можно ли говорить о том, что с ними нужно церемониться?

Вася молчал.

— Нет. Нет. На хер закрывать проект! На хер! И все ж война… Между своими… В голове не укладывается.

— Там же, в этом государстве 404, больше русских, чем так называемых укров. Эх, это Гражданская война. Все, как после 17-го года, — печально признался Вася.

Помолчали.

— Ладно! Всегда психую, как о таком услышу. Ну их! Ты расскажи еще что-нибудь.

— Даже не знаю. Ты спрашивай. — предложил Вася.

Дальше почти час Вася отвечал на вопросы Косты. Не на все мог дать полные ответы, конечно. Но старался. Даже напрягся, стараясь вспоминать, когда Коста пошел расспрашивать про кино, новые фильмы. Но и Коста понял, что в одной из его любимейших областей Вася совсем не знаток. Быстро отстал. По правде, Вася и без кино изрядно взмок. Даже не смог припомнить, когда в своей жизни он столько говорил. Коста и это понял. Взяли передышку. Заговорили о насущном и важном.

— Ты в своем теле сюда попал? — спросил Коста.

— Конечно! — удивился Вася. — Что за вопрос? А ты что, не в своем?

— Нет, — улыбнулся Коста. — В 2003, в том мире я был Спиридоном Позовым. А Коста Варвакис — мой прапрадед.

— Ни хрена себе!

— Да, да!

— Так ты, значит, знаешь…?

— Когда умру?

— Да.

— Знаю, — Коста ответил буднично. — Точнее, погибну. В 53-м. В октябре.

— Через тринадцать лет получается.

— Ну, да.

— И что же… — Вася замялся.

— Нет, Вася, думаю это так не работает. Если ты о том, что я могу всех посылать и с голыми руками на толпу врагов идти.

— Да, об этом.

— Нет. Сам же знаешь: на Бога надейся…

— И на Тамаре Георгиевне не побоялись жениться?

— А ты бы, встретив такую, как Тамара…

— Без раздумий!

— Ну, вот! — Коста улыбнулся. — И все нас поймут. Пусть тринадцать лет нам осталось, зато все наши! Тома — такая зараза, что никто бы не устоял. Забавно.

— Что?

— Ты не первый, кто меня спросил о женитьбе.

— Кто первый?

— Лермонтов. Михаил Юрьевич.

— Ты ему открылся⁈

— Да. Подумал, что ему можно.

— И как?

— Все нормально. У него своя Вселенная. Он понял. Немного был напуган, конечно. Но — справился.

— Чудны дела твои, Господи! — вздохнул Вася. — Подумать только: Лермонтов…

— И не говори.

— Коста.

— Что?

— Ты думал, почему мы здесь? Для чего нас сюда забросило?

— Каждый день, Вася. Каждый день думаю об этом.

— И как?

— Так и не понял до конца. Пытаюсь порой повернуть историю, но не выходит ни черта! — пожал плечами Коста. — А ты?

— А я считал, а сейчас так просто уверен, что свою миссию выполнил.

Коста был поражен.

— Ничего себе!

— Пояснить? — улыбнулся Вася.

— Пожалуйста.

— Только тут нужно, наверное, с самого начала.

— Давай. Мы не спешим.

Вася выложил свою историю. Свою настоящую фамилию. Как был в рабстве. Как бежал. Как стал Девяткиным.

— Я, если честно, все время боролся за жизнь. Ты говоришь, что каждый день думал о том, для чего тебе это испытание. А у меня порой времени ни на что не было, кроме как на то, чтобы обмануть смерть. Выжить. И себя не потерять. Не скурвиться, не струсить.

— Тебе это удалось! Два Георгия!

— Да, слава Богу! — тут усмехнулся. — Слава Богу! Я хоть и крещеный, а в церковь там и не заходил совсем. Даже не размышлял, верю в Бога, не верю.

— А тут начал.

— Да. Каждый день вспоминаю и благодарю за то, что жив и не опозорился.

— Это нормально. И это хорошо.

— Предков своих стал понимать. Людей. Что наших, что черкесов. Я же не только о Боге. Я мало над чем там задумывался. А тут… Голова порой кругом.

— Так ты рад, что сюда попал?

— Поначалу нет, конечно. Клял все на свете. Понятно, наверное, почему. Попробуй, посиди месяцами в цепях. Столько смертей повидал. Столько крови. Я и там был солдатом. Но все равно. Не сравнить. Рад ли я? Наверное, все-таки, нет. Не рад. Но я принял это. И только, когда принял, успокоился, что ли. А потом спас двух пацанов: Дадо и Ваську. Потом спас тебя, даже не зная, что ты муж Тамары Георгиевны. А когда узнал…

— То решил, что это и была твоя миссия?

— А разве не так? Сам посуди. Какова вероятность, что два попаданца окажутся в одно время в одном и том же месте? Какова была вероятность, что я сначала узнаю твою жену и Бахадура? А узнав их, я как раз и смирился, и принял это время окончательно. Я, чего уж там, полюбил твою жену. Но ты понимаешь, как я полюбил её.

— Без грязных мыслей.

— Да. Да. Я завидовал тебе, я завидовал Бахадуру, которого Тамара любит. А он так и вовсе её боготворит, жизнь отдаст не раздумывая. Я захотел всего этого. Я изменился. В Чиркее, когда пошел за тобой в аул, не то чтобы не старался… Но… — Вася искал слова. — Но, может, случись что, отступил бы. Когда бы понял, что невозможно, что и сам пропаду и людей погублю, а тебя не вытащу. А в Черкесию пошел за тобой, понимая, что не отступлю, чтобы не случилось. Спасу обязательно. Чтобы Тамара и Бахадур не горевали, потеряв тебя. Странно звучит?

— Нет. Нормально.

— Помнишь, как ты уезжал в Тифлис?

— Конечно! Мы тогда узнали, что заочно знакомы через Тамару и Бахадура.

— Вот тогда я и понял, что все не зря. А сейчас уверен в этом. Ты прав: на Бога надейся, сам не плошай. Тебе нужно пройти весь путь до 53-года. Так Господь замыслил. Для чего? Не знаю. Это твой путь. А меня он сюда послал, чтобы я помог тебе дойти до конца. Наверное, там ты и найдешь ответ на вопрос: для чего все это.

Коста с улыбкой смотрел на Васю и сейчас восхищался им: «Простой парень, а как сказал!»

Вася оценил взгляд Косты, засмущался.

— Наговорил, да? — усмехнулся, краснея.

— Нет. Очень хорошо сказал.

— Что думаешь?

— Что ты прав, конечно. Тут не поспоришь: чтобы двое из будущего в одно время и в одном месте… А только, кажется мне, прав ты не до конца.

— Почему?

— Потому что ты жив. Причем, благодаря мне. Я тебя вытащил. Стоп-стоп! — Коста поднял руку, чтобы Вася не лез со словами благодарности. — Для чего-то ведь это было нужно… Значит, и твой путь еще не пройден. Значит, Господь от тебя еще чего-то ждет. Надеется на тебя.

— И чего он хочет?

— Я бы не ломал голову, Вася, — улыбнулся Коста.

— Это почему?

— Что тебе сейчас предстоит?

— Вернусь в отряд охотников.

— Ну, вот, — Коста продолжал улыбаться.

— Что: вот⁈ — Вася занервничал.

— А то, что скоро в этот отряд прибудет Михаил Юрьевич!

— Лермонтов⁈

— Он самый, Вася. Не правда ли, круг замкнулся?

Вася неожиданно рассмеялся.

— Ты чего?

— Получается, что я накаркал! — с детской улыбкой сказал Вася.

— Каким образом?

— Как-то пожалел, что Пушкин уже погиб, что не доведется с ним увидеться. А потом подумал, что есть зато шанс увидеть Лермонтова. Ну, вот! Накаркал!

— Ну, или просто таков путь, заложенный в твою голову.

— Может быть.

Помолчали.

— Коста?

— Что?

— А ты не думал все это бросить? Уехать. Снять мундир.

— Ох, Вася! — Коста вздохнул. — Если бы ты знал, сколько раз я об этом думал. Как я хочу к Тамаре под бочок! Все время быть рядом с ней, не отпускать ни на минуту, ни на шаг от себя. Любить её каждый день. Нарожать детей. Сколько раз!

— И что?

— Мы с тобой, Вася, люди подневольные. Как бы это нескромно и пафосно ни звучало — Богом избранные. А если по-простому, считай, что с нами заключили контракт. Путь, Вася. Путь. И его нужно пройти. Нельзя отвертеться. Не получится. Уверен, если задумаем обмануть Его, дадим слабину, и наш с тобой проект тут же закроют. Ты же знаешь, что делают с неудачными проектами или невыполненными контрактами?