Мэллори указал вверх, туда, где сквозь тьму проглядывала полоска бледного неба, наклонился к самому уху Андреа.

— Всего шесть метров осталось, Андреа, — сказал он прерывистым шепотом. — Последние шесть метров. Они не доставят нам особых трудностей. Расщелина выходит прямо на гребень. Можно считать, что мы достигли вершины.

Андреа задумчиво взглянул на расщелину, промолчал.

— Лучше бы тебе снять ботинки, — предложил Мэллори. — Меньше шума.

— В такую ночь, как эта, при таком ветре, дожде и кромешной тьме… н-да… — в голосе Андреа не было ни сомнения, ни вопроса. В нем скорее слышались нотки согласия. Они так долго были вместе, так научились с полуслова понимать друг друга, что пояснения были просто излишни.

Андреа закрепил веревку к вбитому крюку — связка кончилась. сто двадцать метров прочнейшей веревки уходили вниз к уступу, на котором находились остальные. Андреа снял ботинки, отцепил от пояса гирлянду костылей, прикрепил все это к веревке, вынул двусторонний металлический нож в кожаном футляре, глянул на Мэллори и понимающе кивнул.

После всех испытаний оставшиеся метры показались Мэллори прогулкой по парку. Противоположные стенки щели находились настолько близко к друг другу, что можно было упираться в них всеми четырьмя конечностями и плечами, протискиваясь все выше и выше. Через несколько минут руки Мэллори ухватились за край обрыва. Он, стараясь не шуметь, исследовал поверхность скалы слева, справа, перед собой; наконец прямо перед собой нащупал нужное ему углубление в камне, упершись в него ногой он рывком выбросил тело по пояс на вершину скалы. Последнее усилие его доконало. Он лег грудью на камни и застыл в изнеможении.

Как только глаза пообвыкли, Мэллори уставился невидящим взором в неведомую тревожную темноту. Все его существо, все сознание сконцентрировались в зрении и слухе. Впервые он почувствовал страх и осознал свою беззащитность. Он обругал себя за то, что отказался взять у Дасти Миллера бесшумный пистолет.

Сначала Мэллори не увидел ничего. Потом формы, очертания, выступы высот начали постепенно проявляться. Темнота как-то незаметно перестала для Мэллори быть темнотой. Все в точности соответствовало описаниям месье Влакоса. Узкая голая полоска земли тянулась вдоль обрывистого края. Беспорядочно разбросанные валуны окаймляли ее. За ними проглядывали неясные очертания крутых склонов гор.

«Какая удача, какое везение! Мы все же оказались здесь, в том единственном месте, где немцы никогда не выставляли охрану, потому что забраться сюда считалось невозможным!» — Мэллори чувствовал, как облегчение и душевный подъем волнами захлестывают его. Но тут он увидел, что один из валунов стал выше и задвигался. Сомневаться не приходилось. Высокие сапоги, длинная шинель с непромокаемой накидкой и каска — все слишком знакомо. И это всего лишь где-то в восьми метрах!

«Черт бы побрал Влакоса! Черт бы побрал Дженсена! Черт бы побрал этих всезнаек, которые сидят дома в безопасности! Этих ученых мужей из разведки, которые дают людям неверную информацию и посылают на верную смерть! — Тут же Мэллори ругнул и себя. — К такому нужно быть готовым всегда».

Солдат сделал четыре шага, держа карабин наготове, слегка повернул голову, вслушиваясь в высокий протяжный вой ветра, выискивая в нем звук, заставивший насторожиться.

Мэллори пришел в себя. Сознание лихорадочно заработало. Десять против одного, что часовой услышал, как он карабкался. Мэллори безоружен. Вряд ли он после такого восхождения  справится с вооруженным и полным сил человеком. Очень, очень медленно, затаив дыхание, плавно, контролируя каждое движение Мэллори сползал вниз. Силуэт немца уже маячил слева от Мэллори в каких-нибудь пяти метрах. Но часовой глядел в сторону, потому что в лицо бил ветер. Это спасло Мэллори.

Когда он сполз в расщелину и повис на кончиках пальцев, он оказался в тесных объятьях Андреа, им обоим едва хватило места в этой дыре.

— Часовой. Что-то услышал и насторожился, — шепнул Мэллори. Неожиданно  луч света, сильный и ослепительный для привыкших к темноте глаз, заметался, зашарил по краю. Немец с фонариком в вытянутой руке методически обследовал край пропасти. Было понятно, что немец двигался не ближе полуметра от края. Он не хотел рисковать. Идти по краю осыпающейся, предательской кромки было опасно. К тому же его могли схватить за ноги и сбросить вниз. А там все же сто двадцать метров и камни.

Луч приближался медленно, но неумолимо. Даже с такого расстояния немец их обнаружит. Мэллори стало ясно, что немец не просто подозрительный. Немец знает, что здесь кто-то есть. Он не прекратит поисков, пока не найдет их. Что же делать? Что делать? Вот луч уже в полуметре от них. Но тут сработала смекалка Андреа, он размахнулся, и бросил костыль в темноту. Секунда. Другая. Они тянулись слишком долго. Мэллори уже думал, что все пропало. Луч вот-вот их осветит. Но тут раздался резкий звук удара металла о камень. Луч на секунду замер. Резко метнулся в сторону. Бесцельно зашарил в темноте, видимо, пытаясь обнаружить источник звука.

Потом опять замер ненадолго. И вот уже луч методически обшаривает валуны слева от Мэллори и Андреа. Затем луч пропал, значит, не обнаружив ничего подозрительного, солдат побежал в ту сторону, откуда раздался звук.  Удаляющийся стук его сапог слышался отчетливо. Он не пробежал и десяти метров, как Андреа уже был наверху. Большая черная кошка бесшумно проползла в том же направлении, что и часовой,  — слилась с тенью валуна, притаилась.

Метрах в двадцати луч фонарика боязливо обшаривал валун за валуном. Андреа дважды ударил рукояткой ножа о камень. Часовой резко повернулся и снова неуклюже побежал назад. Полы шинели развевались. Фонарь болтался у пояса. В его свете Мэллори успел увидеть белое, напряженное от страха лицо с широко раскрытыми глазами.

Кто знает, какие панические мысли, невероятные и ужасные, проносились сейчас в голове немца. Подозрительный шум, звяканье металла о камень. Напряженное ночное бдение. Страх и чувство одиночества, несомненно, рождались в нем здесь, на враждебной земле.

Мэллори почувствовал какое-то сострадание к нему. Кто-то ведь любит его. Это чей-то муж, брат. Или сын. Его заставили выполнять грязную и неблагодарную работу завоевателя. Грязную и опасную. Приказали прийти в чужую страну, где приходится по ночам испытывать чувство одиночества и страха. Да, жаль конечно, но через минуту он будет мертв. Оценив время и расстояние, Мэллори крикнул:

— Помогите! Помогите! Я падаю!

Солдат остановился в полутора метрах от валуна, за которым притаился Андреа. Луч фонарика осветил голову Мэллори. Часовой на секунду опешил. Но тут же опомнился и взял карабин наизготовку. Его рука потянулась к затвору. Тут он хрюкнул. Сильный конвульсивный выдох и удар о ребра рукоятки ножа Андреа донеслись до слуха Мэллори.

Мэллори смотрел на мертвого часового, на бесстрастное лицо Андреа, вытиравшего лезвие о полу куртки. Грек вложил нож в ножны:

— Итак, мой Кейт, теперь понятно почему наш юный лейтенант сейчас внизу грызет ногти, — Андреа обращался к Мэллори по званию только в присутствии посторонних. — Видимо, Николаи все-таки отпустили.

— Да,  — согласился Мэллори. — Я предполагал нечто подобное. И ты тоже. Слишком много совпадений: немецкий катер, хлопоты с дозором сторожевой башни, а теперь вот это, — Мэллори выругался тихо, но выразительно. — Конец нашему другу капитану Бриггсу из Кастельроссо. В ближайший месяц его удалят оттуда. Дженсен позаботится. — Кто кроме Николаи мог знать, что мы высадимся именно здесь?! Мы довольно тщательно заметали следы.

Мэллори помолчал, подумал, взял Андреа за руку:

— Немцы народ дотошный, основательный. Хотя они и уверены, что невозможно высадиться в такую ночь и в таком месте, но с дюжину часовых они наверняка расставили по всему берегу, — Мэллори невольно понизил голос. — А одного часового они здесь бы поставили, только если обеспечили его…

— Связью, — закончил Андреа. — У него должен быть способ быстро оповестить других. Может световая сигнализация?