— Несправедливо говорить так, друг мой, — с укором сказал грек. — Ты, кажется, забыл, что Браун не понимает ни слова по-немецки.

Миллер тихонько потер занывшую руку, мотая головой и проклиная себя.

— Все этот болтливый рот, — уныло сказал он. — «Миллер, который болтает некстати». Вот как меня надо звать. Вы уж простите меня и вообще… Ну, что там дальше на повестке, джентльмены?

— Капитан приказал идти прямо на север по правому склону этой горы. Гора Костос, так он ее назвал. — Браун ткнул пальцем в направлении темного хаоса скал, возвышавшихся над ними. — Он нас догонит минут через пятнадцать, — Браун устало ухмыльнулся Миллеру. — А мы ему должны оставить этот ящик и рюкзак. Он понесет их.

— Пощадите меня, — взмолился Миллер. — Мне и так кажется, что я несмышленыш, обидевший младшую сестренку. — Он глянул на Стивенса, неподвижно лежащего под матово блестящей мокрой плащ-палаткой, потом вверх, на Андреа. — Я боюсь, Андреа, тебе придется…

— Ну конечно, конечно, — грек быстро нагнулся, завернул в плащ-палатку парня и поднялся на ноги так легко, будто у него в руках ничего не было.

— Я пойду первым, — вызвался Миллер, — буду искать дорогу полегче, для тебя и Стивенса. — Он забросил за спину рюкзаки, взрывную машинку на плечо, и покачнулся под тяжестью груза. Он даже и не предполагал, что так ослаб. — Это пока, — поправился он. — Потом тебе придется тащить нас обоих.

Мэллори неудачно рассчитал время, нужное ему, чтобы догнать остальных. Прошло больше часа, а впереди никого не было видно. Видимо он дал себе поблажку и плетется еле-еле, правда эти тридцать килограмм за спиной…

Задержка была вызвана еще тем, что немцы, оправившись от  первого шока, обыскивали вершину, методически и очень медленно, все никак не могли решить, что же им делать. Мэллори напряженно ожидал, что кто-нибудь предложит спуститься в расщелину и тщательно там все осмотреть, но никому из немцев эта мысль не пришла в голову. Следы от крюков наверняка выдали бы присутствие группы. Но к счастью они решили, что раз часовой очевидно сорвался, то внизу делать нечего.

Кончилось все это тем, что, оставив нового часового, они ушли, унося с собой все спасательное снаряжение.

Мэллори шел и его все не покидала мысль, что он уже обогнал своих товарищей. Может они уже нашли более-менее сносное укрытие, а он не заметил и прошел мимо? Сквозь завесу дождя со снегом он в который раз оглядел все вокруг, нет вряд ли. На открытых, обдуваемых ветром склонах, не было ничего, даже отдаленно напоминавшего укрытие.

В конце концов Мэллори буквально наткнулся на своих людей. Только он перебрался через узкую длинную спину очередного валуна, как услышал неясный гул голосов и увидел слабое мерцание света за брезентом, свисающим с входа в крошечную пещеру.

Миллер резко дернулся и обернулся назад, почувствовав на своем плече чью-то руку. Он уже наполовину вытащил из кармана автоматический пистолет, когда разглядел, кто это.

— Ну, ну, полегче с оружием!! — Мэллори облегченно скинул с ноющих плеч тяжелую ношу и взглянул на беззвучно смеющегося Андреа. — Что здесь смешного?

— Я тут сказал одному приятелю, — снова ухмыльнулся Андреа, — что он услышит тебя только тогда, когда почувствует руку на своем плече. Он, кажется, мне не поверил.

— Вы, по крайней мере, могли бы кашлянуть, что ли, — оправдывался Миллер. — Все мои нервы, начальник, — добавил он. — Они совсем не те, что были сорок восемь часов назад.

Мэллори недоверчиво посмотрел на него, хотел что-то ответить, но раздумал, увидев бледное лицо Стивенса. Ниже белой повязки на лбу — открытые глаза, не сводящие с него взгляда. Мэллори шагнул вперед и опустился на колени.

— Ну вот ты и очнулся, — улыбнулся он Стивенсу. Тот улыбнулся в ответ. Губы — белее лица. Вид безрадостный. — Как чувствуешь себя, Энди?

— Неплохо, сэр. Действительно, неплохо. — Налитые кровью глаза его были темны и переполнены болью. Он опустил глаза к забинтованной ноге. Снова поднял их и неуверенно улыбнулся Мэллори. — Сожалею, что так получилось. Чертовски глупо вышло.

— Это не глупо, — Мэллори тяжело ронял каждое слово. — Это преступная оплошность. — Он знал, что все наблюдают за ним, но глаза его видели только Стивенса. — Моя преступная, непростительная оплошность, — повторил он спокойно. — Я предполагал, что ты потерял много крови, но не заметил, что у тебя еще и две глубокие раны на лбу. Я-то должен был их заметить. — Он криво улыбнулся. — Ты бы услышал, что сказали мне эти два типа, когда мы поднялись на вершину. А ведь они были правы. Тебе нельзя было подниматься последним, особенно в таком состоянии, в котором ты был. Это было безумием. — Он снова улыбнулся. — Тебя надо было тащить наверх, как мешок с углем, что вполне могла сделать великолепная альпинистская команда Мэллори — Браун. Одному Богу известно, как тебе удалось подняться. Ты просто молодец. — Он наклонился вперед и дотронулся до здорового колена Стивенса. — Прости меня, Энди, честно говоря, я не подозревал, как сильно ты измотан.

Стивенс неловко пошевелился, мертвенно-бледный пергамент его щек окрасился слабым румянцем от удивления и удовольствия, вызванного словами Мэллори.

— Пожалуйста, сэр, — умоляюще сказал он. — Не заслуживаю я похвалы. — Он умолк, глаза закатились, воздух со свистом вырывался сквозь стиснутые зубы, волна боли прокатилась по телу от раненой ноги. Потом он снова посмотрел на Мэллори. — Я плохо помню, как все происходило. Единственно, что я помню хорошо… — он запнулся.

Мэллори молча смотрел на него, брови вопросительно взлетели вверх.

— Это то, что я смертельно боялся каждого метра подъема, — продолжил Стивенс. Он даже не почувствовал удивления оттого, что говорит вещи, которые раньше ни за что не сказал бы, скорее умер бы. — Никогда в жизни я так не боялся.

Мэллори медленно покачал головой, машинально водя ладонью по подбородку. Он был по-настоящему удивлен. Потом взглянул на Стивенса с насмешливой улыбкой.

— Ну что тебе сказать, Энди, — он опять улыбнулся. Молод ты еще. — Наверное, думаешь, что я смеялся и пел, когда лез на этот чертову скалу. Ты думаешь, я не боялся? — Он зажег сигарету и глянул на Стивенса сквозь облако дыма. — Знаешь боялся — не то слово. Я был просто в ужасе. Да и Андреа тоже. Мы слишком хорошо знаем жизнь, чтобы не бояться.

— Андреа! — Стивенс засмеялся и сразу застонал от боли, вызванной движением тела. Мэллори показалось, что Энди потерял сознание, но тот почти сразу заговорил хриплым от боли голосом.

— Андреа! — прошептал он. — Он боялся? Не верю я этому. Не верю…

— Андреа боялся, — голос громадного грека был ласков. — Андреа боялся. Андреа всегда боится. Потому я и жив до сих пор. — Он уставился на свои громадные руки. — Отчего многие погибли? Они не боялись так, как боялся я. Они не боялись всего, чего человек должен бояться. Всегда было что-нибудь такое, чего они забывали остерегаться. Но Андреа боялся всего. Он ни о чем не забывал. Так-то вот. — Он глянул на Стивенса и улыбнулся.

Стивенс ничего не ответил. Голова его упала на грудь. Редко он чувствовал себя таким счастливым и спокойным. Теперь он знал, что ничего не нужно скрывать от Андреа и Мэллори. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но не мог придумать, что именно, к тому же он смертельно устал. В глубине души он понимал, что Андреа говорит правду, но не всю правду; но он слишком устал, чтобы пытаться разобраться во всем этом.

Миллер громко прокашлялся.

— Хватит болтать, лейтенант, — твердо произнес он. — Вы должны поспать хоть немного.

Стивенс посмотрел на него, перевел вопросительный взгляд на Мэллори.

— Ты уж лучше делай то, что он тебе говорит, Энди, — улыбнулся Мэллори. — Это хирург и медицинское светило советник говорит. Это он вправил тебе ногу.

— О, вот не знал. Спасибо, Дасти. Это было… трудно?

Миллер небрежно махнул рукой.

— С моим-то опытом? Простой перелом, — соврал он. — Впрочем, я уже закончил. Поможешь ему устроиться получше, Андреа? Пойдем, начальник, покурим.