Я был таким глупым.

Таким идиотом.

А что изменилось сейчас? Я все так же делаю необдуманные поступки, все так же спешу и не проверяю все до конца.

— Винтер? — Донесся до меня голос отца, только сейчас я открываю глаза и обнаруживаю, что снаружи стояла абсолютная темнота. Лишь звезды искрили и тусклый свет от уличных фонарей освещал местность.

— Что? — Обратился к нему я, но так и не мог посмотреть на него.

— Не хочешь поговорить?

— Хочу. Что она здесь делает? — Сразу начал я.

— Я же видел, как ты на нее смотришь. — По его тону я слышал, что он улыбался, когда говорил эти слова. — Я знаю этот взгляд, это из-за нее ты ушел в работу?

Я рассмеялся.

— Да ничерта ты не знаешь! — Закатил я глаза и издал отчаянный смешок, который эхом прошелся по моему телу.

Я снял наушники и развернулся к нему лицом, он стоял в дверном проеме и смотрел куда-то вдаль, его плечи тяжело поднимались и опускались, а в глазах царила пустота.

— Ну расскажи мне. — Спокойно произнес он, после чего сел на диван напротив меня.

Хорошо, я выскажу ему все.

— Прости пап, но я хочу быть таким, я хочу быть собой, совершать ошибки, веселиться и любить. Я не хочу быть рассудительным, холодным. Прости, что не соответствую твоим ожиданиям. — Горько усмехнулся я, а в сердце царила тревога от беспокойного вида отца.

— Я никогда не ожидал от тебя этого, я никогда не требовал от тебя, я всегда хотел, чтобы ты был таким, какой ты есть. Да может я был погружен в работу и не мог разделять семейное от рабочего, потому что…

— Что? Почему ты увлекся работой и забыл про меня? — Договорил за него я, меня раздражало то, с каким сожалеющим видом он сейчас сидит передо мной и извиняется. Будто никогда не говорил мне, что я не должен терять голову, что я должен все обдумать, прежде чем сделать.

Так вот, я все обдумал и сделал единственный вывод.

Ему просто стало наплевать на меня.

Глаза отца метались по моему лицу, его челюсть напряглась, а дыхание стало еще тяжелее. В его взгляде таилась тревога, досада, растерянность и… Тоска?

— Потому что мы развелись с твоей мамой. — Сказал он, скорее сам себе.

— Вы не любили друг друга даже.

— Ошибаешься. Твоя мама была для меня первой и самой настоящей любовью, но я не смог стать для нее таким, я рад, что она путешествует, но все еще тоскую и думаю о том, что я мог сделать для нее, чтобы стать тем самым. — Произнес отец, хоть улыбка на его лице была доброй, но глаза отражали обратное. — Да, всю жизнь мы были лучшими друзьями, но мы росли и я понимал, что всю жизнь любил только ее. Рона была словно лучик солнца, затем мы решили попробовать отношения и поняли, что лучше оставаться друзьями, ведь у нее чувств ко мне совершенно не было.

— Почему тогда вы поженились? Как прожили в браке семнадцать лет? — Ошеломленно спросил я. Мой тон был резковат, но я не мог скрыть эмоции, которые переполняли меня.

— Потому что Рона забеременела от меня. Мы поженились, думали, что справимся в браке. Я был счастлив, честно. Все проведенное время рядом с ней — равнялось раю. — По доброму усмехнулся отец. — Когда мы развелись, она начала жить заново, познавала разных мужчин и нет, я ее не виню, не осуждаю. Она все делает правильно. Только я так не смог, потому что… Все еще люблю ее. — Тяжело вздохнул отец.

Гнев внутри меня утихал и вместо него появлялось сочувствия и понимание, что я сам ни разу не пытался понять отца. Но я и не знал, что у них такая грустная история любви.

Отец знал этот взгляд, потому сам пережил это.

— Получается, ты перестал интересоваться мной, потому что я напоминаю о ней? — Нерешительно предположил я, ведь боялся, что отец подтвердит мои слова.

— Нет. Что ты. Я полностью ушел в работу, потому что постоянно думал о ней. Прости, я не должен был так делать, я поступил эгоистично. — Успокоил меня он.

— Прости меня. — Виновато сказал я.

— Ты не должен извиняться. В тот вечер, я увидел твои глаза, увидел ее глаза и все понял. Вы все еще любите друг друга. Я навел справки и созвонился с ее мамой, мы с Кларой все обсудили и вот, что вышло.

— Но зачем?

— Знаешь, я хоть и не давал тебе много нужных советов, но я могу сказать одно. — Мягко произнес отец и поддался вперед, оперевшись локтями о колени. — Если ты знаешь, что она та самая, то сделай все возможное, чтобы быть с ней. Чтобы показать и доказать ей то, что ты для нее тот, кого она заслуживает, тот, кого она любит сильнее всего на свете.

— Мы ждем.

— Чего ждете? Пока она не поймет, что ей и без тебя хорошо? Пока ты будешь медлить, может кто-то другой докажет ей это? Мужчина определяется поступками, а не умением ждать. Поверь, я тоже ждал Рону. — Говорил отец, а его слова проникали в недра моего разума.

— Спасибо. — Прошептал ему я.

Я не знаю, как описать то, что испытываю сейчас. Я словно снова семнадцатилетний парень, которого выслушивает отец. Который не просто отмахивается от разговоров, говоря о том, что устал на работе. Который не просто в формальном стиле расспрашивает о цепочке мыслей, которую выстроил мой мозг. Затем повторял одно и тоже, после чего скрывалась за дверью либо в кабинет, либо в спальню.

Я ощущал себя комфортно выслушивая то, что сейчас у него на душе, хоть это и не оправдывает полностью его действия, но я хотя бы понимаю его.

Отец всегда был холодным и молчаливым, когда дело касалось мамы, но его глаза всегда горели, когда я случайно упоминал ее в разговоре. Интересно, каково ему знать, что она ищет любовь всей своей жизнь, пока он считает, что она его любовь. Надо же как бывает, судьба провела их по одной дороге, но они не смогли быть вместе, потому что просто ждали чуда.

Черт.

Я повторяю его ошибки.

Корнелия уже говорила, что я должен не повторять за ними, а сам решать свою судьбу действиями.

Я и вправду идиот, если решил скинуть все на обстоятельства или подарки судьбы. Я сделал одно действие, обжегся и перестал, уверял себя, что я не сдаюсь, что я жду ее, что я готов ждать до самой смерти. Но что если я умру, так и не дождавшись ее. Но я больше не предпринял ничего, я словно отступил и стал наблюдателем в ее жизни, тем, кто иногда интересуется ею.

Я идиот.

— Папа… — Нерешительно обратился к нему я. — Ты лучший. — Сказал я и его глаза засверкали ярче звезд, а из груды вырвался смешок удивления и неверия, а губы еле заметно изогнулись.

Видать надо говорить такое чаще.

Оставив отца одного на веранде.

Я могу долго говорить о том, что я готов ждать Корни, но в действительности…

Все рушится без нее, на работе мне приходится несколько раз выслушивать вопросы подчиненных, так и не поняв, что они пытаются мне донести, просто посылаю к остальным, потому что в голове только она. Я могу просто сидеть и смотреть в выключенный монитор часами и не понимать, что я сделал не так, как я мог поступить, чтобы избежать страданий. Один раз я написал ей письмо прямо в документе, где мне необходимо было утвердить изменения в коллективе, до сих пор помню, как секретарша отца беспомощно вылупила глаза, когда обнаружила вместо подписи и печати — большое письмо о моих страданиях.

Без нее я абсолютно потерян и я не хочу, чтобы это продолжалось всю жизнь.

Поэтому я стремительно забегаю в дом, стараясь не терять времени, поднимаюсь на второй этаж, пропуская несколько ступенек за раз, благо рост позволяет. Проходя мимо главной комнаты отдыха на втором этаже, я замечаю грустную, кажется немного заплаканную маму Корни.

Миссис Клейтон сидела на кресле качалке, хоть на ее лице и сияла улыбка, точно такая же как у ее дочери, в глазах таилось гнусное опустошение. Она приложила свою ладонь к щеке и отрицательно качала головой, словно не веря во что-то.

Хоть я и спешил к комнату к любви всей своей жизни, но не мог пройти мимо этой картинки, в груди что-то щемило, кажется это было сочувствие.

Медленным шагом, каким я привык подходить к Колли, я направился в ее сторону, боясь спугнуть.