— Вы видели его подробно, милорд? — перебила Мирабелла, не заметив, что обратилась к Алве по надорскому обычаю.
— Так же подробно, как вижу вас.
— Высокие, очень высокие своды, так что потолок теряется в темноте?
— Откуда вы это знаете? — насторожился Алва.
— Зал круглый и такой огромный, что противоположной стороны как будто и нет вовсе? Нигде ни окон, ни бойниц и ни одного факела по стенам или хотя бы кольца для него? — возбужденно продолжала Мирабелла с горящими глазами.
— Да. Но откуда…
— А камень стен? Темно-серый камень, не правда ли? И стены и пол сложены из квадратных блоков, пригнанных так плотно, что между ними ни единой щели? И никаких ниш, никаких колонн – вообще ничего, только абсолютная пустота кругом?
— Откуда вам это известно? — взволнованно спросил Алва, невольно наклоняясь к ней навстречу. — Вам тоже снилось это место?
— Нет, — кривя бескровные губы, ответила Мирабелла. — Мне – нет. Никогда. Оно снилось первому графу Горику после казни Алана Святого. И Ричарду… тоже… давно, когда он был еще ребенком… После того, как вы убили его отца.
Алва вздрогнул всем телом и выпрямился.
— Вы знаете, что это за место? — медленно спросил он.
— Да. Это башня, — сказала Мирабелла, горько кривя губы. — Усыпальница рода Надорэа в Гальтаре. Вход в Лабиринт для Повелителей Скал.
Пальцы Алвы сжались на подлокотниках его кресла. Такого ответа он не ожидал.
Несколько минут они оба молчали.
— Почему вы так уверены в этом, миледи? — в конце концов спросил Ворон.
Мирабелла сжала губы, как будто размышляя, стоит ли отвечать. Потом все же решилась.
— Когда оно приснилось Дикону, я стала искать… — сказала она полушепотом. — В Окделле есть вещи, связанные с Ушедшими: родовой медальон, изображения, пергаменты… Мне казалось, если я узнаю правду, я пойму что-то важное для моего сына. В конце концов я нашла, только не в Окделле – в Горике. Бумаги первого графа. Рисунок. Горик отыскал описание Северной башни и понял, что видел, как его отец уходит в Лабиринт. Я… Я уничтожила эти бумаги. Я не хотела, чтобы это повторилось.
Алва нахмурился, размышляя над ее рассказом.
— Как это возможно? — проговорил он, словно разговаривая сам с собою. — Это противоречит древней легенде. Повелитель Скал должен остаться на Изломе – один, но живой.
— Однако Алан Святой и Рамиро-предатель погибли именно на Изломе, — напомнила ему Мирабелла.
— У каждого было по сыну.
— Два сына, — машинально поправила Мирабелла. — У графа Горика имелся брат. Легенды не всегда точны, герцог. Или мы разучились их понимать. А может быть, Излом вовсе не то, что мы за него принимаем? Когда люди замышляют зло, они всегда рады спихнуть свою вину на происки демонов. Ваш предок предал анакса, которому не хотел служить. Первый Оллар рвался к власти и вырвал ее из рук слабого калеки. Разве вы с Дораком не делаете то же самое? И разве это вина Ушедших? Приближая конец мира своими преступлениями, так легко отговориться тем, что это не ваш замысел!
— Вы хотите сказать, что, готовясь к катастрофе, мы делаем ее неизбежной? — учтиво осведомился Алва, поднимая брови. — Парадоксальная мысль, миледи.
— Оставьте казуистику для вашего друга Дорака! — с горечью отмахнулась Мирабелла. — Мой сын умер по вашей вине! Вы можете ждать его сколько угодно лет, но он не вернется обратно! Кровь Повелителей Скал иссякла. Вы говорите, что Ричард предал вас? Он хотел остановить вас. Я знаю, он выбрал дурной способ, который претил его религии и чести, но другого вы ему не оставили, не правда ли?
Алва не ответил. Он сидел, погрузившись в себя, опустив подбородок на переплетенные пальцы. Мирабелла взглянула на него с брезгливой жалостью, и тяжело поднялась, собираясь уйти.
— Постойте, — остановил ее Алва, заметив это движение. — Я должен вернуть вам вещи Ричарда.
— Отправьте их в особняк Рокслеев, — равнодушно бросила Мирабелла не оборачиваясь.
— Я говорю о вещах, доставленных из Агариса. Их прислал кардинал Левий, друг вашего сына.
Мирабелла замерла, а потом медленно повернулась лицом к Ворону. Он тоже поднялся и позвонил.
— Хуан, — распорядился он, едва домоправитель появился в дверях, — принеси из моего кабинета шкатулку, которую я привез от… привез сегодня. Она на столе, в черной коже.
Хуан удалился.
— О каких вещах вы говорите? — спросила Мирабелла с плохо скрытой тревогой.
— О тех, которые были при Ричарде, когда на него напали в Гальтаре. Во время землетрясения один из разбойников сбежал и прихватил мешок со всей добычей шайки. Воровские инстинкты оказались сильнее страха смерти. Но поскольку бедняга раскаивается в своем прошлом, он отнес мешок настоятелю монастыря святого Гермия – того, где Ричард гостил, пока жил в Граши. Аббат узнал вещи Ричарда и переправил их кардиналу Левию, а тот – сюда, в Олларию. Я хочу возвратить их вам.
Мирабелла, тяжело дыша, сосредоточенно обдумывала услышанное. Хуан появился через минуту и, вручив шкатулку соберано, удалился. Алва хотел учтиво передать ее Мирабелле, но та отступила и решительно замотала головой в знак отрицания.
— Откройте, — велела она сдавленным голосом. Несколько последующих секунд она безмолвно разглядывала фамильный перстень Повелителей Скал и родовой кинжал, а потом осторожно выдохнула и легким жестом показала, что можно закрывать крышку.
— Я прикажу отнести ее в вашу карету, — произнес Алва, запирая шкатулку на ключ.
— Нет. Не трудитесь. Не нужно. — Мирабелла говорила коротко и с усилием, как будто она начала слегка задыхаться. — Оставьте себе. Это ваш трофей.
— Простите? — переспросил донельзя удивленный Алва.
— Это ваш трофей, — произнесла Мирабелла более внятно. — Он принадлежит победителю. Род Окделлов прервался, герцог, как того хотели вы и Дорак. Мне больше некому передать эти вещи. Вы убили и Эгмонта, и Ричарда – и отца, и сына. Или вы боитесь, что на их вещах лежит проклятие мертвецов? Думаете, из-за него вас предают те, кому вы доверились? Пустое! Знаете, что на самом деле хуже предательства?.. Самому стать предателем! Вам, Алва, этого не понять, к вашему великому счастью, — презрительно бросила она, горько усмехаясь. — Вы считаетесь только с самим собою, как и весь ваш род. Другие для вас лишь средство. Это вовсе не Ричард предал вас, нет! Это вы предали его, так же, как королеву Катарину и всех остальных, кого вы с Дораком сочли препятствием на своем пути. Вы победили, господин Первый маршал! Окделлов больше не существует. Эти реликвии утратили своих прежних хозяев навсегда. Теперь они ваши по праву.
Эпилог
1 день Летних Молний, 399 год Круга Скал. Сакаци
Выгоревшие желто-коричневые листья там и сям устилали парковую аллею: шел последний месяц лета, но зелень уже выцветала, и пышные кроны деревьев начинали осыпаться. Робер вздохнул: показалось ли ему или действительно в этом году осень наступала раньше положенного? Впрочем, в Агарисе в любое время пейзаж был одинаков: бесконечные церкви вперемешку с тавернами для приезжих, роскошные кварталы знати и тесные дворы бедноты, пышные палаццо и обмазанные глиной шаткие лачуги; куда ни глянь – море разномастных крыш, то чванливых, то жалких. Даже весной в этом городе чахлая зелень едва пробивалась по обочинам мощеных дорог. Провинциальный Сакаци был совсем другим: старый, но уютный дворец в центре такого же старого, но уютного парка – и охотничьи угодья на много хорн кругом.
Не Рассветные сады, конечно, но нормальный человек был бы здесь счастлив. Вон Матильда словно помолодела, вернувшись в Сакаци как в свою юность. Робер опять вздохнул. Та тяжесть, которая лежала у него на сердце, не желала пропадать при виде идиллических картин. После долгих странствий он так и не вернулся домой. Вернулась одна лишь Матильда. Может быть, оттого он никак не может найти себе места и блуждает по окрестностям как неспокойный дух? Здесь, в Сакаци, он особенно остро почувствовал, как Эпинэ зовет его – тихо, но настойчиво. Он бродил по парковым аллеям и рассеянно думал о том, как в одиночестве угасает его дед, старик Анри-Гийом, и о том, как холодно, должно быть, в старом замке бедной Жозине. Проклятый Агарис послал ему вдогонку отравленную стрелу. Письмо кардинала Левия с невыполнимыми предложениями – Робер отлично знал, насколько они пусты! – словно оставило ожог в его душе.