Манрик побагровел, подыскивая ответ похлестче. Сильвестр поспешил вмешаться, пока спор между сановниками не перешел в грызню двух псов из-за аппетитной кости:
— Любезный граф Ауэрберг, в вас говорит горячая преданность вашему делу… Но вынужден напомнить вам, что Надор обложен налогами по решению короля.
— Герцог Алва мог быть обманут, — задумчиво проговорил граф фок Вейсдорн, словно прикидывая возможности. — Не следует забывать, что они с герцогом Окделлом кровные враги. Первый маршал дал своему оруженосцу поручение. Оруженосец не выполнил его…
— Почему же не выполнил? — возразил епископ Риссанский. — Ваши шпионы, несомненно, доложили вам, сударь, что из Агариса герцог Окделл немедленно отправился в Граши. Но меня беспокоит поручение, с которым Первый маршал послал его туда. Не может быть, чтобы ваши доносчики не сообщили вам о нем.
— О, это связано с волнениями в Эпинэ, — вмешался кардинал, стремясь не дать обсуждению свернуть в другую сторону. — Герцог Алва рассчитывал выведать намерения изгнанников через молодого герцога Надорского, к которому они отнеслись бы с доверием… Разумеется, есть риск, что Окделл изменил присяге, так же, как и его отец. Но если предательство возможно, лучше узнать о нем раньше, чем позже. Бегство графа Штанцлера для всех нас служит серьезным уроком, — многозначительно добавил Сильвестр, глядя на герцога Придда.
— Здесь нет людей, которые оправдывали бы графа Штанцлера! — холодно отрезал супрем.
— А я слыхал, что вы поддерживаете с ним отношения через ваших людей в Эр-Эпинэ, — возразил граф фок Вейсдорн самым нежным голосом. — Разве не вы в прошлом году писали герцогу Анри-Гийому, прося у него место смотрителя Пти-Буа для одного из ваших слуг?
— Писал, — коротко признал Спрут. — Но в этом нет ничего противоправного. Мой секретарь ходатайствовал об этом месте.
— О, — оживился Сильвестр, усмехаясь про себя, — ваш секретарь? Это не тот, у которого такая забавная фамилия… Кунштю́к, кажется?
— Кунште́ль, — сухо поправил Придд. — Он просил за кузена вашего постельничего, государь, за господина Куанси.
Фердинанд поднял голову, будто услышал звон, но не понял, откуда он, и недоуменно покрутил ею, переводя вопросительный взгляд с кардинала на супрема и обратно.
— Господин Куанси – верный слуга вашего величества, — спокойно подтвердил кардинал и, снова обратившись к Придду, поинтересовался: — он, разумеется, вознаградил вас за хлопоты перед герцогом Анри-Гийомом, ваша светлость?
— Как водится, — по-прежнему сухо отозвался Придд. — Став смотрителем Пти-Буа, он изредка посылает к моему столу форель и оленину. Что до господина Кунштеля, то, насколько я знаю, он получил в качестве вознаграждения сто таллов.
— Но мы отклонились от дела! — произнес военный министр, решительно прерывая разговор.
— Отнюдь! — ласково возразил фок Вейсдорн. — Мы говорим о заговоре графа Штанцлера, в котором замешаны эсператисты, и герцог Окделл в их числе… Государь, — первый секретарь в свою очередь повернулся к королю и в первый раз за Совет заговорил в полную силу, — речь идет о жизни вашего величества! Господа Куанси и Кунштель – мои агенты, которые верой и правдой служат вашему величеству. В преданности первого вы удостоверились сами. А две недели тому назад господин Ре́нке Кунште́ль, который, как только что подтвердил господин супрем, является его доверенным секретарем, прислал мне копию одного из писем его светлости. Оно адресовано некому Лудже́ру Си́льве, ювелиру. Я прочту его вам.
И, вытащив письмо прямо перед носом у побелевшего герцога Придда, фок Вейсдорн прочитал:
«Любезнейший мастер, —
Его милости благоугодно приобресть у вас ваши гранаты, поскольку почтенный и достойный доверия друг убедил его, что ваши камни самые лучшие. Потребны круглые зерна без изъянов одинакового цвета и формы, чтобы можно было сделать красивую низку. Его милость заверили, что ваше искусство и сноровка в этом деле выше всяких похвал. Податель сего сообщит вам подробности относительно вкусов той особы, для которой предназначается подарок. Ему также поручено сговориться с вами о цене. Не сомневайтесь, что ваша скромность будет щедро оплачена».
— Не вижу в этом ничего особенного, — после небольшой паузы осторожно произнес епископ Риссанский. — Его светлость герцог Придд, вероятно, намеревался сделать подарок своей герцогине.
— Увы, ваше преосвященство. Ваше предположение могло быть истинным, если бы не одно обстоятельство: никакого ювелира Луджеру Сильва не существует. Под этим именем в Эпинэ прячется известный алхимик и отравитель Эузе́био Э́кзили. Он весьма преуспел в изготовлении «эликсиров наследства», как их называют. Драгоценные камни после пребывания в его руках становятся опасными, как укус змеи.
Луи-Поль вздрогнул: он слышал имя Экзили, и кто его не слышал? Первый секретарь фок Вейсдорн продолжал, снова обернувшись к королю:
— Государь, несколько дней тому назад маркиза Фукиано, преданность которой известна вашему величеству, сообщила, что статс-дама королевы, герцогиня Придд, передала через баронессу Дрюс-Карлион записку, предлагающую ее величеству встретиться с неким гайифским купцом. Тот хотел предложить ее величеству превосходные гранаты, в том числе и снизанные в четки. Маркиза выразила удивление: королева находится в трауре по братьям, и ей не до камней. Однако ее величество изволили пояснить, что намерены сделать подарок августейшему супругу на день его именин, и упомянутые четки, вероятно, придутся королю по вкусу …
Фердинанд издал сдавленный стон и вскочил на ноги, тяжело дыша. Члены Тайного Совета поднялись следом за ним. Дрожа всем крупным телом, король уже поднял руку, намереваясь ткнуть пальцем в сторону герцога Придда.
Епископ Риссанский остановил его.
— Сын мой! — произнес он своим глубоким голосом проповедника. Король замер, словно услышал дудочку крысолова, и медленно перевел взгляд на Феншо-Тримейна.
Кардинал Сильвестр едва не заскрежетал зубами от досады. Двадцатидвухлетний юнец сказал сорокалетнему мужчине «сын мой» и тот послушался безропотно, как ребенок!
— Сын мой! — повторил епископ. — Вспомните, что наихудший грех – осудить безвинного! Разве выбор королевы не может быть простым совпадением? И разве герцог Окделл встречался с этим алхимиком в Эпинэ, а не с курией кардиналов в Агарисе? Обвинение графа фок Вейсдорна серьезно, но оно строится на показаниях только одного человека, который уже предал своего господина. Предавший однажды может предать и вторично. В царствование вашего блаженной памяти отца был издан указ, по которому для обвинения в государственной измене требуются показания как минимум двух свидетелей. Вспомните об этом, ваше величество, и судите по справедливости!
Фердинанд затоптался на месте, не зная, что предпринять. Сильвестр бросил взгляд на супрема: тот стоял навытяжку с таким выражением лица, словно ему явился призрак. Герцог Колиньяр, заметив это, весь подобрался как для удара. Он начал говорить одновременно с Генеральным атторнеем Флермоном:
— Ваше величество, такой указ есть… — Флермон.
— Ваше величество, если герцог невиновен, пусть объяснится! — Колиньяр.
— Действительно, объяснитесь, герцог! — поддержал вице-кансильера военный министр. — Если ваша совесть чиста, вам нечего скрывать.
Спрут выдохнул так, будто воздух сам покинул его легкие. Он мазнул ненавидящим взглядом по Сильвестру и… промолчал. Не требовалось много ума, чтобы понять: пресловутые гранатовые четки действительно существовали, но предназначались не королю, а кардиналу. Интересно, каким образом неудачливый заговорщик намеревался всучить их Сильвестру?
К счастью, Фердинанд умом не отличался. Он не понял смысла тяжелого молчания, повисшего в Овальном кабинете. Для него интрига, раскрытая первым секретарем, так и осталась покушением на его драгоценную особу.
— В Багерлее, — слабо выговорил он, указав безвольным пальцем на Придда, и рухнул обратно в кресло.