Я сглатываю комок в горле. Я хочу, чтобы он заполнил меня, чтобы он растягивал и входил в меня снова и снова, удерживая вибратор на моем клиторе, пока я не кончу от его члена внутри меня.
Но я не могу уступить ему. Не могу. Может, и готова отдать ему свое тело, но не сердце.
Он цокает на мое молчание, на отсутствие слов, которые он жаждет услышать, но я не могу сказать их ему.
— Тогда нам придется дать испытать тебе еще один оргазм. И еще. И еще.
Предвкушение смешивается с паникой. Сколько оргазмов Люк собирается вытянуть из меня, прежде чем позволит мне покинуть эту комнату? Сколько их сможет выдержать мое тело, прежде чем сердце взорвется? Такое ощущение, что я только что проплыла десять кругов.
С тихим щелчком он переводит вибратор на самую максимальную скорость.
Из моего горла вырывается крик, и спина выгибается дугой, когда мой все еще чувствительный клитор оказывается под воздействием вибратора. Никакие попытки вырваться из моих оков не помогают. Люк стягивает с моего лица джерси, прежде чем прижать мое бедро к матрасу, тем самым широко расставив мои ноги, и приставляет вибратор к моему пульсирующий клитору.
Я всхлипываю, слезы текут по моему лицу, когда второй оргазм проносится через меня, выжимая каждую оставшуюся унцию энергии из моих конечностей.
На этот раз Люк ослабляет давление вибратора, когда оргазм покидает меня. Облегчение разливается по моим костям. Может быть, эта сладкая пытка закончилась.
— Ты такая чертовски красивая, когда кончаешь. — Он опускает силикон, прижимая его к моему входу. Играя со мной.
Я стараюсь не поддаваться на похвалы.
Он располагает вибратор так, чтобы он упирался в меня, а затем отпускает и отходит. Паника сковывает каждую мышцу.
— Куда ты идешь?
Не отвечая, он снова роется в ящике. На этот раз он достает маску и закрывает лицо. Мое сердце замирает.
Затем он находит зажигалку, щелкает большим пальцем, и пламя вспыхивает. В темноте тени играют на его маске. Он зажигает свечи по комнате.
— Очень романтично. — Я пытаюсь вложить сарказм в свои слова, хотя в груди у меня все сжимается.
Когда он заканчивает, комната наполняется сладким ароматом жасмина, и по моей обнаженной коже бегут мурашки. Ароматом, который, как я говорила Десятому, был моим любимым.
Люк роется в моей одежде на полу, пока не находит то, что ищет. Одноразовый фотоаппарат, который он мне дал.
— Что ты делаешь?
Он поднимает камеру надо мной и делает снимок.
— Люк! — Я борюсь со своими оковами. — Удали его!
Мне не нужно видеть его рот под маской, чтобы понять, что он ухмыляется.
— Расслабься. Никто, кроме меня, снимок не увидит.
Он бросает фотоаппарат на прикроватную тумбочку и снова берет вибратор, погружая его в беспорядок между моих ног. Я всхлипываю.
— Пожалуйста.
Но я уже не знаю, о чем прошу. Чтобы он остановился и отпустил меня, или чтобы он продолжал и дал мне снова кончить.
— Так ты представляла себе это с Десятым? Что он будет в маске, когда вы наконец встретитесь, и заставит тебя кончать снова и снова?
— Н-нет. — Каждый дюйм моего тела напрягается. Я не знаю, какой ответ он хочет услышать — правду или ложь.
Он шлепает вибратором по моему клитору, и я вскрикиваю, сильно дергаясь. Мои мышцы уже болят.
— Не лги, Сиенна.
— Да, — выдыхаю я. — Именно так я все и представляла.
Что, если мои сомнения были ошибочными? Что, если Люк действительно Десятый? Это объясняет его постоянный пристальный взгляд на меня, его настойчивость в том, что мы созданы друг для друга, хотя мы едва знакомы. Потому что, возможно, мы действительно знаем друг друга лучше, чем кто-либо другой.
Но почему он не сказал мне? Почему он позволил мне думать, что Десятый забил на меня? Если он на самом деле Десятый, то он мудак, потому что не сказал мне раньше, потому что позволил мне думать, что мой друг бросил меня.
И все же часть меня все еще надеется, что это так. Что парень в маске, который был моим другом на протяжении многих лет, является и хоккейным вратарем, который не может насытиться мной.
Люк медленно проводит вибратором по моей киске, и я готовлюсь к шлепку по своему набухшему, чрезмерно чувствительному клитору.
— Забудь о Десятом. Забудь о каждом мужчине до того, как встретила меня. Потому что я единственный, кто когда-либо сделает это с тобой. Единственный мужчина, который заставит тебя почувствовать это.
Забудь о Десятом. Может быть, они все же не один и тот же человек. Потому что Десятый никогда бы не захотел, чтобы я забыла нашу дружбу. Он бы знал, что я никогда не смогу забыть его, и даже если нашей дружбе придет конец, я бы никогда этого не захотела.
Когда я покинула Уэйкфилд и переехала сюда, я совсем не ожидала, что все обернется именно так. Я не смела надеяться, что моя новая приемная семья захочет иметь со мной что-то общее, не говоря уже об… этом.
Об этом чертовом, извращенном, запретном романе между мной и моим сводным братом.
Мои веки тяжелеют, готовые вот-вот сомкнуться, когда вибратор наконец достигает моего клитора, и каждый мускул в моем теле напрягается от удовольствия.
— Готова к еще одному, милая?
Глава 16
Люк
Смотреть, как кончает Сиенна, все равно, что наблюдать, как солнце встает и освещает тебя. Ее дыхание становится все более поверхностным, она прикусывает нижнюю губу, как будто у нее есть хоть какой-то шанс сдержаться, и ее грудь краснеет. Когда оргазм, наконец, захлестывает ее, она выгибает спину и вскрикивает — музыка для моих ушей.
К пятому оргазму она превращается во влажный, содрогающийся беспорядок. Бедра сильно трясутся, ноги и руки затекли, на щеках размазана косметика, глаза покраснели. Такая чертовски красивая.
Она более стойкая, чем я ожидал. Даже после двух часов ночи она не сдается.
Ее молчание сокрушает меня. Она предпочла бы терпеть это часами, чем быть моей. Неважно, насколько мы идеально подходим друг другу, я ей не нужен.
Сдалась бы она уже, если бы знала, кто я на самом деле? Но я уже точно знаю, как пройдет это признание — она оставит меня и никогда не оглянется назад.
Наконец, я разрешаю ей пописать. Она еле идет в ванную, одновременно бледная и раскрасневшаяся, веки опущены от усталости, а волосы спутаны. Эта моя любимая ее версия. Она не накрашена, как кукла, а оттрахана, как моя личная игрушка.
Но это лишь верхушка айсберга. Та ночь в гостиничном номере была только началом. Но она никогда не узнает, насколько все может быть еще лучше между нами, если откажется дать нам шанс.
Когда она возвращается с затуманенными глазами, то медленно наклоняется, чтобы схватить свои джинсы.
— Даже не пытайся. — Я подхватываю ее на руки и бросаю на матрас между мной и стеной, обнимая ее рукой. — Ты никуда не пойдешь. Я забрал тебя на все выходные.
Она напрягается.
— Люк, — хнычет она. — Я больше не могу.
Я улыбаюсь и переворачиваю ее на бок, а затем притягиваю к себе и укутываю нас одеялом.
— Знаю, милая. Я дам тебе немного поспать. — На мгновение она расслабляется, пока я не добавляю: — Продолжим утром.
Она слишком истощена, чтобы протестовать, и, хотя мои яйца жаждут кончить после того, как я часами наблюдал, как она извивается и кричит в экстазе, мы оба засыпаем через несколько минут.
Когда я просыпаюсь, она все еще крепко спит рядом со мной. Широкая улыбка расплывается на моем лице. Я спал как чертов младенец, и она тоже. Я хочу, чтобы она была в моих объятиях каждую ночь. Моя идеальная девочка.
Я бесшумно поднимаюсь с кровати. На всякий случай бросаю ее одежду в шкаф, где она ее не найдет, и направляюсь на кухню. Ей нужно будет подкрепиться.
К тому времени, как яичница уже жарится, а бекон почти готов, дверь со скрипом открывается, и Нокс шаркающей походкой выходит из своей комнаты, протирая глаза. Он издает слабый смешок, когда замечает меня.