У меня по спине бегут мурашки.

— Откуда ты знаешь дату моего рождения?

Он отвечает не сразу, и в моей голове научают крутиться все возможные варианты, пока он, наконец, не говорит:

— Просто следил за тобой.

Получив доступ к ноутбуку моего отца, Люк продолжает поиски, которые поглощают все его внимание. А я запихиваю в рот яйца и бекон, пытаясь подавить безумные мысли, кружащиеся у меня в голове.

Что, если Люк — это Десятый? Он знает о дате моего рождения; он знает, что мой отец годами присылал мне открытки и звонил только в мой день рождения. Они оба занимаются хоккеем, у них одинаковые специальности, и оба потеряли своих отцов. Наши родители встречались много лет назад, и он казался странно заинтересованным Десятым, но не ревнивым. Он подарил мне десять дюжин цветов, которые я хотела получить от Десятого, и одноразовый фотоаппарат, когда мы встретились, через несколько дней после того, как я сказала Десятому, что хочу его, и то, как он целовал мои синяки в ту первую ночь… Как будто я уже была ему небезразлична. Как будто он уже знал меня.

Я отгоняю эту мысль. Ему было бы легко узнать мой день рождения, и многие хоккеисты планируют стать кинезиологами или физиотерапевтами. Многие люди теряют родителей в детстве, и мой отец рассказал ему об открытках и телефонных звонках на день рождения. Он подарил мне цветы и целовал мои синяки, потому что, несмотря на свою склонность к собственничеству, он еще и удивительно милый. А одноразовый фотоаппарат был не более чем совпадением — милым винтажным свадебным подарком для гостей на приеме у наших родителей.

Десятый живет в Калифорнии. Черт возьми, его номер телефона с кодом Калифорнии. Кроме того, Люк сказал бы мне, что он Десятый, когда мы наконец встретились. Вероятность того, что они — один и тот же человек, смехотворно мала. Я воображаю, что это так, только потому, что скучаю по своему другу. И не более чем выдаю желаемое за действительное.

Мой телефон жужжит, но на этот раз это не Джульет. Это не мама и не папа, и, конечно, не Десятый.

Это Маркус.

На этот раз он приложил к своему сообщению фотографию. У меня сводит живот.

Темное изображение, на котором изображен ряд ножей и веревок.

Неизвестный

У меня есть планы на тебя.

— Сиенна? Что случилось? — Спрашивает Люк.

Сердце бешено колотится, но я заставляю себя улыбнуться, и засовываю телефон в карман шорт. В карман шорт Люка.

— Ничего. Я в порядке. — Я встаю, запихиваю в рот ломтик бекона, хотя у меня пропал аппетит, и выхожу из комнаты. — Я заберу свои вещи, чтобы ты мог отвезти меня обратно в кампус. Джульет нужна помощь в учебе.

— Сиенна!

Но я не останавливаюсь. Я не могу позволить ему увидеть мои слезы. Я не могу позволить никому увидеть, как Маркус сломал меня. Только не снова.

Вайолет работает за стойкой администратора в библиотеке, а я сижу за столом напротив Джульет. Она работает над профилем серийного убийцы для одного из своих курсов психологии, и я никогда не видела, чтобы она над чем-то так усердно работала.

Я люблю свою лучшую подругу, но она беспокоит меня.

Я фотографирую ее своим одноразовым фотоаппаратом. Она прищуривается, глядя на камеру.

— Где, черт возьми, ты его взяла?

— Люк подарил мне его во время приема. — Я засовываю его обратно в сумку, внезапно почувствовав себя неловко. У меня есть камера, встроенная в телефон. Нет никаких причин носить с собой дешевый фотоаппарат и делать с его помощью зернистые, дерьмовые снимки.

— Кстати, как прошли выходные со сводным братом?

Слава богу, Джульет снова опускает взгляд на экран ноутбука и не видит, как я краснею.

— Все было прекрасно.

Когда она возвращается к набору заметок на компьютере, я достаю телефон. Пишу и стираю пять разных сообщений для Десятого. Не знаю, что ему сказать. Такого раньше никогда не случалось.

— Кому ты пишешь? — Спрашивает Джульет.

— Десятому.

Она приподнимает бровь с пирсингом.

— Мне казалось, ты говорила, что он от тебя отрёкся.

— Так и есть.

— И ты все еще пишешь ему? — Она выхватывает телефон у меня из рук и просматривает целую ленту сообщений от меня, ни на одно из которых нет ответа. — Я люблю тебя, но это официально жалкое зрелище. Мне нужно устроить для тебя интервенцию? (Прим.: Интервенция-это типичное событие для американцев, где родственники и/или друзья человека устраивают встречу, на которой доносят этому человеку, в чем он (по их мнению) ошибается или ведет себя некорректно)

Я выхватываю свой телефон обратно, запихивая его в сумку.

— Я уже знаю, насколько жалко из-за этого выгляжу. И чувствую себя. Но я не могу позволить ему думать, что я разочаровалась в нем. Я не могу позволить ему думать, что мне все равно.

— Почему бы и нет? Очевидно, что ты ему безразлична.

Я вздрагиваю, но, если есть что-то, на что я могу рассчитывать в отношении Джульет, так это на честность. Даже если ее прямота может ужалить.

— Почему для тебя так важно, что он чувствует, когда ему явно все равно, что ты чувствуешь из-за него? Сделай себе одолжение: перестань писать ему смс. Ты заслуживаешь друзей получше. Вот почему у тебя есть я.

Может быть, она права. И Десятый не отвечает просто потому, что больше не хочет со мной разговаривать. Возможно, он ждет, когда я наконец пойму намек — то же самое, чего я ждала от своего отца, когда месяцами игнорировала его сообщения.

Если бы он хотел поговорить со мной, он бы это сделал. Точно так же, как сделал мой отец, когда захотел наладить наши отношения.

У меня есть другие друзья. У меня есть моя семья. Так почему же я все еще так зациклена на Десятом, когда он явно не хочет больше иметь со мной ничего общего?

Джульет ухмыляется и складывает руки под подбородком.

— И так как я твоя лучшая подруга, ты должна сказать мне: ты трахалась со своим сводным братом прошлой ночью?

У меня отвисает челюсть, и я протягиваю руку через стол, чтобы шлепнуть ее по плечу.

— Джульет!

— Что? — Она закатывает глаза. — Скажи еще, что ты не думала о том, чтобы трахнуть его.

Если бы она только знала правду. Слава богу, что не знает.

— Если ты считаешь, что он так хорош для траха, почему бы тебе не сделать это?

Джульет пожимает плечами, возвращаясь к своему ноутбуку.

— Замолви за меня словечко, и я это сделаю.

Неожиданный укол разочарования закрадывается в мою грудь. Что, если я их сведу, и Люк действительно примет ее предложение? Я должна была бы радоваться, что его внимание переключится на кого-то другого, на кого-то, кто не является его родственником, но я и близко не испытываю такого облегчения от этой идеи, какое должна была бы испытывать.

— Будет сделано. Я собираюсь вернуться в общежитие.

Джульет кивает.

— Я останусь и продолжу работать над этим. Позвони в службу безопасности, если я не вернусь в общежитие к двум часам. Или пошли своего сводного брата, чтобы он меня спас.

Я не могу выбросить Люка из головы.

Не могу избавиться от воспоминаний о его пылающих глазах, когда он утащил меня от Нокса и из бара. Как его обнаженная грудь и плечи блестели под лунным светом, пока он ждал меня в джакузи. Как эти серые тренировочные штаны свисали на его бедрах, пока он готовил мне завтрак. Я не переставала фантазировать о том, как он пробирается в мою комнату, чтобы заняться со мной сексом.

Когда я сворачиваюсь калачиком в постели перед сном, мои бедра сжимаются вместе, пытаясь унять постоянную тупую боль между ними.

Он мой сводный брат. Даже если мы не росли вместе, я не должна хотеть его. Наши родители женаты. Мы будем посещать одни и те же семейные встречи и праздничные вечеринки. Нет будущего, в котором мы с Люком можем быть друзьями с привилегиями, пока наши родители женаты. Особенно, когда мое пребывание в Университете “Даймонд” зависит от того, позволят ли мне здесь жить мой отец и мачеха.