— Блядь, — рычу я, дрожа, чувствуя, как близко разряд. Но слишком рано. Я ни за что не позволю этому маленькому ангелу закончить так просто, поэтому отпускаю свой член и хватаю ее за затылок, загоняя свой толстый палец глубже в ее рот.

Приглушенные стоны вибрируют против моих костяшек, и она пытается схватить мое запястье.

— Нет, — прижимаю ее к окну сильнее. — Обе руки на киску, — командую я.

Она даже не колеблется, аромат ее возбуждения становится плотнее, сводя меня с ума. Она не успела принять душ после прошлой ночи, что делает все еще более чертовски возбуждающим.

Я обнажаю зубы, словно зверь, готовый вонзить в нее свой член, хотя решил дать ей передышку.

— А ты даже не представляешь, как сильно я собираюсь тебя унизить, маленький ангел, — шепчу я, голос полон обещаний.

Я убираю руку с ее затылка и опускаю ее ниже, между ее ягодицами, пока мой средний палец не начинает давить на ее узкое отверстие. Адалия сходит с ума от удовольствия. Она сильнее втягивает мой палец в рот, теперь уже крича против него, а мой кулак заглушает звук.

Она настолько мокрая, что влага стекает даже до ее задницы, что делает ее трах пальцем легче, чем я ожидал. Вскоре мой палец погружается внутрь до самых костяшек.

Чувства, которым я даже не могу подобрать названия, поднимаются во мне, как волны океана, пока я наблюдаю, как она разрывается, крича в мою руку. Но черт возьми, я не позволю этому стать ее последним оргазмом этим утром.

Она становится мягкой в моих руках, ее руки обвисают по бокам. Если бы не моя поддержка, она, вероятно, соскользнула бы вниз по стеклу, растекаясь в лужу собственного удовольствия. Но вместо этого я заменяю ее руки на свой член, вталкивая его между ее мокрыми, нежными стенками.

Я снова собираюсь трахнуть ее до беспамятства — слишком быстро, слишком жестко. Я не могу растянуть этот момент. Мое дыхание рваное, пока я заполняю ее своей спермой, одновременно чувствуя, как ее стенки сжимаются вокруг меня, выдавливая из меня все, что я могу отдать.

Раньше все, что женщины могли услышать от меня в знак удовольствия, — это короткие сдавленные рыки. Но с Адалией я стону, рычу, и где-то глубоко внутри хочется даже заскулить. Эта женщина опасна, она дотягивается до той самой сути во мне, что однажды отправила меня в тюрьму.

Ради нее я бы пошел на это снова. Но я не могу позволить себе так сильно привязываться к ней.

Я отстраняюсь от ее разгоряченного тела, позволяя ей осесть на пол, будто я только что использовал ее и бросил. Она никогда об этом не узнает, но это в наших общих интересах. Я могу подсесть на зрелище ее в таком состоянии: горячий беспорядок у моих ног, обнаженная, в синяках, с размазанной по лицу косметикой. Все это — от моей похоти и ее удовольствия.

Она наполнена моей спермой и соками своих оргазмов — вчерашнего и сегодняшнего. Этот запах — афродизиак для дьяволов. Если бы все было по-моему, я бы заставил ее не мыться несколько дней, добавляя новые струи спермы снова и снова. В контракте даже есть пункт на этот счет, и она это знает, возможно, поэтому и не возражает.

Интересно, что бы я сделал, если бы она все-таки сопротивлялась. Смог бы я остановиться, учитывая, как она меня заводит? Как она невольно будит во мне монстра, который убивал людей в октагоне¹, просто будучи такой, какая она есть, и глядя на меня своими ангельскими глазами так, как она это делает?

Наверное, остановился бы. Я думал, что похоронил этого зверя, но она достает слишком глубоко. Она касается той части меня, которая должна была остаться погребенной навсегда.

— Приведи себя в порядок, — холодно говорю я, застегивая штаны, словно то, что только что произошло между нами, не имеет никакого значения. — А потом давай позавтракаем.

Я поворачиваюсь к ней спиной и ухожу, изо всех сил стараясь подавить желание помочь ей подняться на ноги, хотя она едва держится. Без сомнений, это только укрепит ее мнение обо мне как о последнем ублюдке, которому наплевать на нежелательную беременность, пока он кончает в нее.

Она даже не подозревает, что я взломал ее медицинские файлы и прекрасно знаю, что она уже пять лет принимает противозачаточные из-за гормонального дисбаланса и адских болей во время месячных. Но если я задержусь возле нее хоть на несколько секунд дольше, моя маска треснет, и она увидит ту сторону меня, о которой она никогда не должна узнать.

Адди

Завтрак с Джаксом Воном оказался не таким неловким, как я ожидала, но назвать это легкой ситуацией тоже сложно.

Я сижу в белом банном халате на другой стороне стола, как будто невинная птичка, хотя буквально полчаса назад он взял меня во все возможные места. Глядя на свое отражение в окне — полотенце скручено в тюрбан на голове, лицо чистое, если не считать синяков на губах, — можно подумать, что я и правда тот самый «маленький ангел», о котором он постоянно твердит.

Джакс выглядит идеально собранным, свежим и готовым покорять мир. На нем дорогой черный костюм, подчеркивающий его широкие плечи и плавно облегающий талию, на запястье поблескивает Rolex. Его густые каштановые волосы еще влажные, но уложены в стильный беспорядок. Время от времени он ловит мой взгляд своими глазами, продолжая спокойно есть.

Я избегаю его взгляда, насколько это возможно, ковыряясь вилкой в омлете и салате на своей тарелке. Но тут Джакс кладет приборы и промакивает свой чувственный рот салфеткой.

— Говори.

Я медленно поднимаю глаза, готовясь встретиться с его взглядом, и отвечаю:

— Я понимаю, что в контракте говорится только «секс, секс, секс», но боюсь, так не получится. Физически. То есть… — У меня настолько болит внутри, что даже сидеть на этом стуле — настоящее испытание. Судя по тому, как его изумрудные глаза скользят к моим побитым губам, он все понимает. — Для меня это слишком, мне нужно больше времени, чтобы восстановиться.

Он откидывается на спинку стула, глубоко вдыхая, а его рубашка натягивается на идеально мускулистой груди. На той самой груди, которую я жадно исследовала руками. Мой взгляд падает на татуировку, обвивающую его шею, словно поводок, который он сам выбрал, чтобы сдерживать ту разрушительную силу, что скрывается внутри.

Когда наши взгляды наконец встречаются, я знаю — я не ошибаюсь.

— На что ты готова это обменять? — спрашивает он.

— Прости?

Он делает глоток кофе, а затем ставит чашку на блюдце с элегантностью наемного убийцы.

— Ты подписала контракт, где сказано, что я получаю столько секса, сколько захочу. Если будет меньше, придется пересмотреть этот пункт, и тебе придется компенсировать чем-то другим.

— Серьезно? — Мои глаза вспыхивают, но он остается невозмутимым. Просто смотрит на меня, не мигая, а его изумрудные глаза сверкают тревожным блеском. Этот взгляд завораживает. Он непреодолим.

— Все, что ты захочешь. В сексуальном плане, — говорю я. — Любой каприз. Все, что не убьет меня. Или тебя, — быстро добавляю. Я знаю этого ублюдка уже достаточно хорошо, чтобы ожидать от него фантазий на тему самоповреждения. Его глаза кричат о том, что он псих. Тот самый псих, которого боятся мужчины и от которого сходят с ума женщины.

Мой псих.

Внезапное чувство собственничества сдавливает мое сердце, и я понимаю: либо я выберусь из этого, либо заплачу сердцем. Джакс Вон никогда не будет моим. Это не роман.

— Есть вещи, которые я хочу от тебя, кроме секса. Я хочу твои секреты. — Он опирается локтями на стол, складывает пальцы перед ртом, усиливая эффект своих острых, пронзительных глаз. Они будто проникают в самую суть. Непоколебимые. Заинтересованные. Никогда раньше я не чувствовала себя настолько замеченной, настолько объектом внимания. С одной стороны, это пугает, а с другой — чертовски льстит.

— Я видел, как ты делала наличные платежи в банк по долгам твоей матери, — произносит он, разрывая магию момента. У меня по спине пробегает холодный пот.