Я хватаю ее за локоть, притягивая ближе.

— Он ясно дал понять, что я не должна вести себя, будто я его... — какое слово тут вообще уместно? — ...женщина, — решаю я, нахмурившись.

— Да уж, — фыркает Миа, покачивая бокал. — Он точно убедится, чтобы все думали, что ты просто та самая "игрушка для удовольствия", а не реальная королева в его жизни. Но, сестра, — она подмигивает мне, — мы обе знаем, кто тут реально рулит.

— Мне плевать. Эта сучка посмотрела на нас так, будто мы дно общества, когда мы вошли. Будто она больше заслуживает быть здесь, чем мы. А ты выглядишь просто потрясающе в этом платье — как чувственная богиня страсти, божественная роза в полном расцвете. Ее аж корежит от зависти, что ты превратилась в такую, и я хочу, чтобы она тоже знала, кто тебя обожает. И да, я не сказала его полное имя.

Я отмахиваюсь, решив оставить все как есть. Спорить с Мией сейчас бессмысленно, да и отрицать, что ее слова звучат как музыка для моих ушей, тоже глупо.

Я снова оглядываю себя в зеркале.

— Выгляжу как настоящая воплощенная похоть.

— Да, неотразимо похотливая, — подтверждает она, с удовольствием рассматривая меня.

После еще трех магазинов, примеряя блестящее серебряное колье у туалетного столика в ювелирном, я слышу, как Миа поднимает очередной бокал шампанского с кремового дивана позади меня. Уже далеко за полдень, но моя лучшая подруга обладает невероятной стойкостью к алкоголю, так что ее слова все еще звучат четко.

— Знаешь, кажется, я только что поняла, почему мне так нравится Джакс Вон. Несмотря на то, что он тот еще мудак, заставивший тебя стать его личной шлюхой, конечно.

Я оглядываюсь, убеждаясь, что охранники не слишком близко. Похоже, они все еще тусуются в фойе, а продавец здесь не такой навязчивый, как в Versace или Jimmy Choo, где мы взяли туфли, так что я решаю подыграть.

— Ну давай, рассказывай, что же ты там поняла? — спрашиваю, прикладывая колье к шее и разглядывая себя в зеркале.

Миа делает глоток и широко улыбается:

— Он знает, чего хочет, и получает это, черт возьми. И это, между прочим, включает тебя. Такой мужчина просто не может не будоражить.

—И почему же?

— До меня дошло, пока ты мерила то платье под осуждающим взглядом этой отвратительной, просто отвратительной бабы.

Я смеюсь, обожая, как она дважды выделяет это слово. Стоит только слегка ее подпоить, и Миа тут же превращается в аристократку из Лондона с корнуэльским акцентом и неуемной жаждой сплетен. Я люблю ее до чертиков за все, чем она является.

— Он видит твою настоящую суть и пытается тебя спасти.

Я кручу на пальцах подвеску на шее.

— Да он хочет меня, Миа. Жестко и без тормозов.

— И это тебя заводит до чертиков, мать его.

Ну конечно, это же Миа — ей всегда нужно добить до конца. Она ставит бокал с шампанским на маленький круглый столик у дивана и неспешно подходит ко мне, проводя пальцами по моим волосам.

— Скажи, что сейчас ты не чувствуешь себя королевой, — мягко провоцирует она. — Потому что выглядела ты ею: в том платье, в тех туфлях, а теперь еще с этими украшениями. Вот кем ты должна была быть всегда. Это то, что я чувствую всем сердцем, когда смотрю на тебя. Ты знаешь, что еще? Я уверена, что этот мир просто просрал шанс понять, какая ты на самом деле особенная.

Я закатываю глаза, но она продолжает, не давая мне вставить слово.

— Знаю, что ты терпеть не можешь, когда я так говорю, отмахиваешься, мол, это все лесть. Но черт, я танцевала в клетке рядом с твоей столько лет, и...

У меня внутри все переворачивается.

— Тссс! — Я отчаянно озираюсь. — Потише, блин!

— Ага, — она слегка сбавляет тон, но явно еще не закончила, склоняясь к моему уху. — Скажем так, я слишком долго знаю тебя и была достаточно близко, чтобы понять, из чего ты сделана. И дело не только в танцах.

— Примерно то же самое сказал и Джакс, — тихо отвечаю я. Не прямыми словами, конечно, но он сказал, что в Джуллиард конкретно охренели, раз не взяли меня.

Воспоминание об их отказе пронзает меня, словно нож. Эти слова — что я двигаюсь, как стриптизерша, а не балерина. Как будто мой внутренний порыв — это не талант, а каприз подростка, несмотря на все мои чертовы усилия.

Джакс и Миа? Они заставляют меня чувствовать себя так, будто я все еще могу мечтать. Они напоминают, кем я была до того, как этот отказ размазал меня по асфальту. Каждый по-своему, но оба способны залечить те раны, которые я думала, уже никогда не затянутся.

ГЛАВА V - Наслаждение и боль

Адди

Машина останавливается на Аллеи миллиардеров, швейцар открывает для меня дверь, и я выхожу в совершенно другой мир. Боже, я чувствую себя Золушкой. Ночные ароматы, шум города, магия, ощущаемая где-то на грани сознания, — все это превращает меня в принцессу на грани эйфории.

Я стою в тонком черном пальто, под которым красное платье, волосы свободно падают на спину мягкими волнами — Миа изрядно повозилась с плойкой, чтобы сделать их такими. Каблуки у меня такие высокие, что икры выглядят как выточенные из мрамора, но, кстати, они совсем не доставляют дискомфорта.

Или я просто слишком нервничаю, чтобы почувствовать что-либо кроме возбуждения, пробегающего током по всему телу.

На этой части Аллеи, насколько я знаю, нет никаких баров или ресторанов, но в принципе, заведения, которые действительно имеют значение для людей уровня Джакса Вона, не светятся на каждом углу. Так что я особо не удивляюсь, когда хостес ведет нас — меня и телохранителей — к лифту в глубине холла. Лобби, кстати, почти пустое, если не считать пары расслабленных, гуляющих туда-сюда людей.

Хостес молчит как рыба, пока лифт щелкает этажами, поднимаясь все выше. Мое сердце колотится быстрее с каждой секундой, заставляя меня переступать с ноги на ногу, едва сдерживая накатывающее волнение. Она не делает своего оценивающего взгляда слишком очевидным, но я прекрасно замечаю, как ее взгляд пробегает по мне, а выражение лица слегка меняется.

К тому моменту, как я выхожу из лифта, дыхание у меня сбивается. Мы на такой высоте, что, кажется, весь горизонт у наших ног. Но как только шпильки моих туфель утопают в мягком, словно масло, ковре, меня тут же окутывает теплая, почти расслабляющая атмосфера.

Вокруг полно людей, они разговаривают, держат бокалы, их спокойствие больше напоминает мне оперный театр, чем современный бар на крыше. Хостес ведет меня к дальнему углу, подальше от всех этих сверкающих люстр и подносов с разноцветными коктейлями. Из бокалов поднимается пар, как будто это не напитки, а ледяные горы, обдуваемые ветром.

Это место просто из другого мира, все в нем кричит о высшем классе. Женщины здесь старше, чем те, которых я обычно вижу в барах Манхэттена, и, что самое поразительное, они совсем не пластиковые. Даже если кто-то из них и делал пластику, то это был высший пилотаж — они выглядят естественно, как будто природа сама выбрала лучших и собрала всех здесь.

Их одежда дорогая, но не кричащая — в отличие от моего наряда. Черт, я здесь единственная, кто выглядит так, будто старалась слишком сильно. Макияж вроде бы минимальный — только тушь, без всяких тональных, но эта ярко-красная помада — прям как чертов маяк в шторме.

Когда хостес раздвигает бархатные шторы, ведущие в отдельную кабинку в самом конце зала, становится окончательно ясно, насколько эксклюзивно это место. Настолько, что сюда приходят люди, которые хотят оставаться инкогнито даже для кинозвезд. Те, кто не смешивается с обычными смертными, даже с лучшими из Уолл-стрит. Люди уровня Джакса Вона.

Я захожу за шторы — и замираю. Огромные окна от пола до потолка открывают захватывающий вид на горизонт, самые знаменитые небоскребы Нью-Йорка мерцают где-то совсем рядом, словно можно протянуть руку и дотронуться. Но это не панорама заставляет мои колени подогнуться. Причина в мужчине, который стоит напротив меня, вставая со стула у единственного стола в этой кабинке.