Она, не успев ответить, стянула его кофту и чуть опешила от вида забинтованного плеча с запёкшейся кровью. Он зашипел от боли, но продолжил аккуратно целовать её шею, ключицы. Анна ощущала, как дрожь бежит по телу. С каждой секундой нарастало желание отринуть страхи и просто отдаться этому моменту.

Осторожно, чтобы не задеть бинт, она провела пальцами по его груди. Он приник к её губам с новой силой, будто ища в них спасения. И она ответила, сбивая прерывистый ритм дыхания. Словно в тёмном море ужаса зажглась тёплая лампочка единственного счастья.

Они опустились на тахту. Анна помогла ему снять остатки верхней одежды. Он стянул с неё верх от спортивного костюма. Когда его ладони скользнули по оголённой талии, она выгнулась, сдерживая порыв, чтобы не застонать слишком громко. Внутри бушевало пламя, а снаружи она шёпотом выдавала бессвязные обрывки фраз. Илья завороженно смотрел на неё, целовал каждый дюйм кожи, который удавалось открыть. Это нежное уважение и страсть так отличались от самоуверенных и порой жёстких жестов Мити.

— Я… — хотела сказать Анна, но он прервал её поцелуем, глубоко и осторожно погрузившись языком в её рот. Потом отстранился на секунду и прошептал:

— Всё хорошо, да?

Она кивнула и притянула его назад. Её руки скользнули к поясу его брюк, а у самой от прикосновений к оголённой коже мурашки бежали по позвоночнику. Смесь адреналина и близости затмевала разум, и они целиком отдавались этому волшебству, разгоревшемуся в ночной тишине. Тахта, хоть и скрипела, но не проседала под ними, словно и она понимала, что им нужно хоть немного счастья среди такого опустошения.

Неудержимый порыв перешёл в сам акт, не громкий, а скорее проникновенно-тихий, полный обоюдного трепета: каждый ласковый жест Ильи, каждая реакция Анны — будто короткие лучи света посреди кошмара. Каждое касание говорило, что они ещё живы, ещё могут чувствовать. И в тот момент ни Митя с его устрашающими планами, ни коррумпированные боссы, ни боль утрат не существовали — всё отодвинулось, уступив место стихии близости, глубокой, искренней, такой, которая рождается лишь из взаимного доверия и сочувствия.

Когда, наконец, наступило короткое затишье, Анна тяжело дышала, лежа рядом с Ильёй на смятом покрывале. В углу комнаты, на полу, валялась наспех расшнурованная обувь, их одежда была разбросана. Анна уткнулась лицом в шею Ильи, закрывая глаза, и только тогда осознала, что она по-настоящему счастлива. Может, ненадолго, но это счастливое мгновение стало тем самым маяком в буре, который она так искала.

— Спасибо… — прошептала она, прижимаясь к нему. — Спасибо, что не даёшь мне сойти с ума.

Илья провёл пальцами по её волосам, дыша глубоко, ещё никак не отойдя от пережитого. Он легко усмехнулся:

— Я бы сказал, это был совместный вклад. — Он поцеловал её в висок. — Извини за эту тахту… Но это лучше, чем пол, правда?

Она тихо рассмеялась сквозь слёзы:

— Да… Мне кажется, Фёдор Иваныч не сильно бы возражал, зная, в какой мы… ситуации.

— Не возражал бы.

Они лежали, наслаждаясь послевкусием близости. Анна вспомнила, как жёстко порой Митя обращался с ней: властный, чуть давящий, нетерпеливый в своих желаниях. А тут — всё по-другому. И, черт побери, ей это понравилось гораздо больше. Никакой навязчивой грубости, никакого эгоцентризма. Илья будто каждую секунду прислушивался к ней, оберегая от боли.

— Знаешь, — заговорил он после короткого молчания, — я не думал, что у меня в жизни может кто-то появиться после… той истории с заложницей. Я считал себя про́клятым и неспособным на нормальные отношения. Но ты…

Анна прижалась к нему теснее:

— Я сама не думала, что смогу почувствовать в ком-то настоящую поддержку. Считала, что все мужчины думают лишь о себе. — Она криво улыбнулась. — Спасибо, что доказал обратное.

Минуты текли медленно, вкрадчиво. Они нашли старое покрывало, наскоро накинули на себя и оделись, чтобы не замёрзнуть. В уголке комнаты блёкло мерцал светильник, питающийся от аварийного аккумулятора, но его тусклого сияния хватало, чтобы видеть лица друг друга. Анна поймала себя на мысли, что за все последние дни такого спокойного момента не было. Даже в особняке Мити, при всей внешней роскоши, она ощущала себя игрушкой, а тут, в разгромленном доме, она впервые чувствовала свободу.

— Давай попробуем поспать, — предложил Илья. — Хоть пару часов.

Анна кивнула. Он устроился удобнее, бережно укладывая её к себе под бок, а она прижалась к его груди, слушая, как стучит его сердце.

— Ты… Только не исчезай, — проговорила она полушутливо, полусерьёзно. — Я столько раз уже теряла дорогих мне людей.

— Я здесь, — ответил он, убирая прядь волос с её щеки. — Держусь за тебя, а ты за меня, ладно?

Она улыбнулась, закрывая глаза. За окном всё ещё царила темень, но едва заметные серые полосы на горизонте говорили о скором рассвете. Анна взглянула на узорчатый потолок, расписанный трещинами, и подумала: «Федор Иванович, держитесь, где бы вы ни были. Мы найдём вас и Кравцова. Клянусь». Это было её внутреннее обещание. А рядом Илья, который не выпускал её из объятий, дремал или просто слушал, как она дышит.

Когда веки Анны стали наливаться приятной тяжестью, она успела ощутить, как Илья легонько целует её в висок, будто прощаясь с ней до утра. И она почувствовала, как много для неё значит это простое, короткое прикосновение.

Утро застало Анну, дремавшую с Ильёй в обнимку. Первые бледные полосы рассвета скользнули по стенам разгромленного дома Фёдора Иваныча. Всё вокруг ещё дышало следами бури — не природной, а человеческой, которая прошлась по комнатам, ломая мебель и оставляя за собой один лишь хаос. Впрочем, для Анны это был единственный момент передышки за все эти жуткие дни. И пусть тахта едва выдерживала их двоих, а воздух пропах какой-то вонью, к которой они уже притерпелись, в эти пару часов она наконец ощутила покой.

Но теперь пришлось открыть глаза и ощутить, как на неё вновь обрушивается реальность. Тело задубело, мышцы ныли от усталости, в голове метались тревожные мысли. Разбитое стекло, перевёрнутые стулья — всё вокруг напоминало о налёте преступников.

Рядом шевельнулся Илья: он приоткрыл глаза, мгновение безмолвно глядел на неё, потом тяжело вздохнул. Похоже, состояние у него было примерно таким же — смесь усталости, остаточной радости от их близости и вновь нарастающей тревоги. Анна порадовалась, что он рядом, без него она совсем бы замёрзла.

— Привет, — негромко проговорила Анна, ощущая сухость в горле.

— Привет, — отозвался он, пытаясь потянуться. При этом шевельнулся бинт на его раненом плече, и Илья поморщился. — Как спала?

Анна только пожала плечами — ответ был очевиден. В десяти словах и не расскажешь о кошмарах, что её преследовали эти пару часов. Да и старая тахта Фёдора Иваныча придавала позвоночнику мало радости. Зато душа… в душе поселилось какое-то крохотное тепло. То самое, что подарил Илья, когда они вместе пытались забыться.

— Надо собраться, — сказал Стрельцов, аккуратно поднимаясь и разминаясь. — Ух, ну и холодища! Согреемся и глянем ещё раз в доме при свете дня, может, найдем какие-то следы. И я думаю, нам стоит хоть что-то перекусить, если отыщем.

Анна села и провела пальцами по волосам, стараясь привести их в порядок. Оглянувшись, заметила, что рассветный луч уже высвечивает следы крови на полу. Надо держать себя в руках, но где-то внутри бушевала паника: «Кравцов… Фёдор Иванович… живы ли вы вообще?» Усилием воли она прогнала панические мысли. Нужно действовать.

На кухне царил тот же беспорядок: разбитый и выпотрошенный холодильник, выдвинутые ящики кухонного гарнитура, осколки тарелок, на столе смещённая в сторону кастрюля. Запах старого чая и хлеба, оставшегося в коробке, подсказывал, что хоть какая-то еда тут была. Анна нашла пакет с печеньем, а Илья добыл забытый термос. К сожалению, вода внутри термоса была несвежей, да и нагреть её было нечем — газовый баллон казался испорченным. Но хоть что-то.