— Я… я просто не понимаю! — брови брюнета были настолько нахмурены, что казалось, будто они вот-вот срастутся в одну линию.

— Мы тоже, знаешь ли, не понимаем, как ты умудрился заделать ей ребенка? Твоя жена, вряд ли будет в восторге.

Втянув шею в плечи мать Клима бросила на меня извиняющийся взгляд, злобно шикая на мужа.

Жена?… Внутренности скручивались с каждым произнесенным словом. Получалось, я разлучница?! Грудину сдавливало словно металлическим обручем. Все туже и туже…

— Какая мне разница, что скажет Ангелина? — будущий папаша повысил голос, словно пытаясь перекричать собственные сомнения. — Я от своего ребенка отказываться не стану. Я, конечно, не планировал, но… так получилось и точка.

— Ты же даже не знаешь, как правильно подгузники надевать! — наконец раздался голос Клима.

— Давай, отъебись, — огрызается на автомате кандидат в отцы.

Отлично, — подумала я, — вот теперь точно все ясно. Если он так реагирует на подгузники, то что будет, когда дело дойдет до бессонных ночей и коликов?

Сглотнула подступивший к горлу ком и с горечью ощутила навернувшиеся на глаза жгучие слезы.

— Ну и как ты себе это представляешь, мм? — густой и очень взрослый голос их отца разносился по палате. — Ты-часть семьи. Семьи с очень традиционными взглядами на жизнь и навязчивой склонностью к тоталитаризму, если уж быть до конца честными. И тут ты, заявляешься к законной жене и говоришь, что у тебя имеется беременная любовница… Как так вышло? Отъебись, дорогая?!!! На ее месте я бы тебя кастрировал.

Тишина. Секунду-другую… И вдруг… Начинается женский плач. Горький и искренний. И слава Богу, не мой! Судорожно всхлипывая, их мать вздрагивала всем своим изящным телом. Закрывая руками лицо и безуспешно пытаясь остановиться.

Ее хрупкие плечи поднимались и опускались в ритме рыданий, будто волны, накатывающие на берег. Слезы катились по ее щекам, оставляя мокрые дорожки, которые она пыталась стереть, но они появлялись вновь и вновь. В палате повисла тяжелая атмосфера, наполненная ее болью и отчаянием. Казалось, что весь мир сжался до размеров этой маленькой комнаты, где ее страдания были единственным звуком, разрывающим тишину.

Я оставалась в стороне, не зная, как помочь. Каждое ее всхлипывание отзывалось эхом в моем сердце, вызывая чувство беспомощности.

Мужчины моментально забыли, о чем вообще говорили. Не понимая, что делать, как себя вести и каким образом это прекратить.

— Мам, ты чего? Мам??? — Клим испуганно хрипел.

— Лара, прекращай истерику! — муж продолжал увещевать ее строгим голосом. — Я ничего такого не сказал!

— Мамуль, может что-нибудь хочешь, а? Воды? На воздух? — в ожидании ответа ”мой бойфренд” обнимал ее за подрагивающие плечи.

Пожалуй, в этом он оказался молодец…

Эти люди из-за тебя страдают, — пронеслось в голове.

— Поче… почему мы не можем жить как нормальная се… семья… лю… любить друг друга… да… что с нами не так… что?

Не жизнь, а дешевый сериал по четвертому каналу. Только там все заканчивается хорошо само собой. Если есть силы — досмотреть до последней серии.

Воспользовавшись возможностью, я на цыпочках выскользнула из палаты. Прозрачно-белый коридор резко переходил в просторную круговую лестницу, совершенно выбивающуюся из нудного больничного интерьера. Две медсестры поднимались мне навстречу, смачно хохоча над каким-то анекдотом или забавной ситуацией. Прошли мимо и скрылись за первым поворотом.

В мозгах стучало…

Около открытого окна, в курилке, стояло двое мужчин. Первый, облокотившись на подоконник, задумчиво пускал густые сизые клубы дыма. Второй, по совместительству мой лечащий врач, сидел на подоконнике, играл с зажигалкой. Подкидывал ее вверх, ловил, опять подкидывал и снова ловил.

— Ну так как? — спросил первый. — В пятницу ты с нами? Попаримся… девочки… кальян…

— До пятницы еще дожить надо, — без интереса ответил доктор, выдыхая очередную порцию серого дыма.

— Как обычно, — фыркнул первый. — Так бы и сказал — забил хрен на все. Вторую неделю собираемся отпраздновать твою днюху.

— Это не от меня зависит, — вздохнул доктор. — Пациентка у меня не простая. За ней серьезные люди стоят. Чем быстрее на ноги ее поставлю, тем лучше.

— Да пошли ты их подальше! Ты не волшебник. Чудес не творишь. Она мож на всю жизнь теперь пришибленная.

Спокойно и максимально медленно наполнила легкие порцией кислорода, взялась за ручку и дернула.

— Андрей Борисович, — с волнением в голосе произнесла я. — Мне нужно с вами поговорить. Медсестра сказала у вас перерыв.

— Зайцева? Одну минуточку. Степ, давай позже обсудим планы на пятницу?

— Угу. Да, да, — собеседник затушил бычок о деревяшку и ловким щелчком отправил его в урну.

Вышел за дверь.

— Ну, так о чем вы хотели со мной поговорить? Я слушаю.

— Андрей Борисович, можно будет сделать искусственное прерывание беременности?

— Вы хотите сделать аборт, Зайцева?!

— Да, совершенно верно…

Нужно ли мне говорить, что я провела ужасную ночь? На самом деле, я сидела и вообще не ложилась спать.

Утром больничный душ был под строгим контролем санитарки, которая внимательно следила за тем, чтобы вода не попала на швы и не вызвала осложнений. Мне давно следовало помыться, но из-за предосторожностей, связанных со свежей раной на голове, которой требовалось как следует зажить, я не могла этого сделать.

После того как я завершила купание, меня сопроводили обратно в палату. Я отказалась от дальнейшей помощи, предпочитая справляться сама. Пожилая женщина, чтобы не смущать меня лишний раз, на время удалилась, пообещав вернуться примерно через полчаса, чтобы сопроводить меня в процедурную. Поблагодарив, я подождала, пока за ней закроется входная дверь, и только после этого смогла немного расслабиться.

В голове крутились слова доктора. "От 10 до 15 % абортов дают различные осложнения, 7–8 % женщин после них становятся бесплодными…"

Хотелось проснуться в иной реальности и чтобы все это оказалось страшным сном. Но чувство давящей бетонной плиты давало мне четкое осознание, что это не сон. И из этого ужаса надо было как-то выбираться. Между мной и моей прошлой жизнью теперь пропасть. Между мной и моими воспоминаниями огромная непреодолимая чернота размером со Вселенную.

Так я и простояла какое-то время рядом с кроватью, сжимая в руках плотную ткань полотенца, в которое обмоталась. Мучительно обдумывая будущее, которое становилось все более расплывчатым и непонятным. Ощущение мягкой ткани немного успокаивало. Чистого халата мне не выдали, да и не так уж он был и нужен, ведь я собиралась переодеться в свои вещи.

В палате был постоянно включен телевизор, где без перерыва крутили комедийные шоу. Хи-хи, да ха-ха… от этих звуков меня тошнило, но еще больше я боялась тишины. Мне очень нужно было хоть что-то, что отвлекало бы меня.

В конце концов, избавившись от ткани, прячущей за собой мое нагое, покрытое гусиной кожей, тело, повесила полотенце на изножье кровати. И уж было потянулась рукой к сумке, когда услышала тяжелый звук шагов. Сгребла обратно влажное полотенце и снова стала в него закутываться. Но, как по закону подлости, руки плохо слушались, из-за чего получалось у меня плохо. А тем временем тот, кто так сильно меня напугал, ворвался в палату.

Раздалось мое слабое перепуганное “Ой!”

Опять ОН?… Только этого мне еще и не хватало! Что же теперь делать?

Одной рукой судорожно поправила волосы, напоминающие наверняка стог сена.

— Чего тебе надо? — без какого-либо намека на дружелюбие, выдыхаю, прижимая руку к своей груди, где в бешеном ритме колотилось сердце.

А без дорогой одежды, растрепанный, с примятым после сна лицом отец моего нежеланного ребенка даже был похож на человека…

— Очешуела что ли?! — прошипел он, и от холода, сквозившего в его голосе, меня передернуло.

Я молча смотрела на него, не сводя настороженного взгляда. Вся моя решимость испарилась куда-то без следа.