— О, да ты тоже рад меня видеть, — она издала короткий звук, что-то вроде небрежного фырканья.

Негромкий, опасный — черт возьми, понимающий! — смешок Клима отдался эхом от всех стен комнаты. Он лениво спускался вниз. Выражение его лица я мог описать только одним словом — отвратительное.

— Мой дорогой! — мама улыбнулась ему самой милой улыбкой, сделав пару встречных шагов в его сторону.

— Я так рассчитывал, что вы вернетесь раньше, — усмешка Клима была поистине дьявольской. Он вообще был большим мастером дьявольских усмешек. — А у нас тут пополнение… — глаза его заговорщически заблестели. — Знакомьтесь! Олеся наша новая уборщица… не поверите, как туалеты блестят.

Проклятье!

Брови отца резко приподнялись, потом чуть опустились.

— Заткнись, ублюдок! — рявкнул я на Клима. Было глупо опускать свой щит, но я не мог с собой ничего поделать.

— Самоуверенный осел!

— Мальчики! — вмешалась мама предостерегающим тоном. — Я думаю мы все устали. Надо отложить беседы до утра, — она выдавила из себя жизнерадостную улыбку.

— Нифига… поговорим сейчас. Пока все в сборе, — эти слова я буквально выплюнул — я этого не планировал, но мне сейчас было не до любезностей.

— Что такое? — длинные ресницы Ангелины как-то нервно качнулись.

— Да, почему бы нам не выслушать Тимура Александровича? — Клим постучал пальцем по пухлой губе.

Не врезать ему по физиономии было очень трудно, меня так и подмывало это сделать, но я сдержался.

Лисенок хлестнула меня взглядом. Ее прекрасные губы приоткрылись, глаза сверкнули, красивый розовый румянец превратился в темно-красный. Атмосфера в комнате сделалась невыносимой. Улыбка Клима стала зловещей.

“Скажешь сейчас хоть слово, я уйду. Клянусь тебе!” — она бросила на меня взгляд, в котором сквозил вызов.

Уверенность моя сдулась, как волынка, пробитая стрелой. Да и звук, вырвавшийся у меня, должно был под стать.

“Далеко не уйдешь. Я тоже клянусь тебе!” — мои мысли выдавала дрожь в горле.

Отец поправил воротничок, словно он внезапно стал слишком тесным. Его лицо приобрело слегка зеленоватый оттенок.

— Эмм… Ладно. Всем шустро спать! Ваша мама права. Завтра все обсудим, — произнес он, точнее было бы сказать “прорычал”. Или “рявкнул”. Во всяком случае, звук был какой-то дикий.

— Полностью поддерживаю, — к моему раздражению, Ангелина ослепительно улыбнулась и даже захлопала ресницами. — Идем, любимый…

ОЛЕСЯ

Приходилось ли вам когда-нибудь вставать в пять часов утра в жаркий летний день? Это волшебное время! Небо на востоке пылает розовыми и золотистыми оттенками, а трава и листья деревьев сверкают и переливаются капельками росы, словно драгоценные камни. Я проснулась ровно в пять, как и решила еще с вечера.

Я оделась, аккуратно, как воспитанная девочка, тщательно заправила свою кровать, чтобы не осталось ни одной складки. Обувь и сумку с вещами предусмотрительно взяла в руки, чтобы не шуметь, и на цыпочках, стараясь не издавать ни звука, вышла из комнаты.

Из кабинета напротив доносилось приглушенное бурчание. Кто-то, как и я, не спал. Я осторожно подкралась ближе, не совсем понимая, что рассчитываю услышать.

— Я не позволю ему приводить сюда кого попало! — мужской голос дрожал от ярости, словно вулкан, готовый извергнуться. — Под нос беременной жене…

Я замерла, перестала дышать, все еще надеясь, что мне показалось. Но…

— Откуда нам знать, беременна Ангелина или нет? — прозвучал другой голос, более спокойный, но с нотками сомнения. — У нее, возможно, была просто задержка из-за смены климата.

— В любом случае, я скажу нет! — первый голос снова взорвался. — Пусть “его наваждение” покинет мой дом немедленно!

Прижимаю ладонь к еще плоскому животу, чувствуя легкую пульсацию. Понимаю, что это моя кровь бежит по венам, что ощущаю именно ее, но казалось, будто это мой малыш общается со мной. Как будто хочет мне что-то сказать. И я даже знаю, что именно. Нежно поглаживаю его, успокаивая. Он там, размером с горошинку, но уже все чувствует и слышит. В этот момент я дала себе слово, что никогда и ни в чем мой ребенок не будет нуждаться. Я пообещала, что заменю ему и отца, и мать, и сделаю все возможное, чтобы он рос в любви и заботе.

Подрагивающими руками достала телефон, чтобы быстро проверить расписание. Прекрасно. В километре отсюда есть автобусная остановка. В десять минут седьмого отправляется автобус в Москву. Если все пойдет по плану, я буду там к обеду.

Я на цыпочках спустилась вниз по ступенькам, стараясь вспомнить, какая из них самая скрипучая, чтобы не выдать себя. Желудок свело от резкой боли. Я судорожно глотаю и останавливаюсь, надеясь, что это отвратительное ощущение пройдет. На мгновение мне становится легче, и я делаю еще три шага вперед. Но внезапно спазмы возвращаются с новой силой. Тошнота подступает к горлу, ноги подкашиваются, и я чувствую во рту мерзкий вкус желчи, который заставляет меня содрогнуться. И все вокруг меня пошло ходуном. Я не знаю, сколько времени прошло — секунды или минуты, — но в тот момент я потеряла способность видеть и ощущала лишь темноту и слабость.

Ну когда же это закончится?! Едва успела добежать до унитаза, чтобы вырвать. Меня рвало не только физически, но и морально — от гадства этой жизни, от предательства, от коварства, от одиночества, которое обрушилось на меня с невыносимой силой.

Какого…это происходит именно со мной?! Я что, так сильно согрешила в прошлой жизни?!

Содрогаясь всем телом, я извергала из себя несчастные остатки ужина, в отчаянии отбросив телефон в сторону. Перед глазами колебалось серое марево, из которого то и дело выныривали детали окружающего мира: полотенце на сушителе, золотая плитка на полу, белая раковина. Из желудка поднялась очередная липкая волна, и я вновь склонилась над унитазом, одной рукой придерживая волосы, а другой опираясь на стульчак.

Захотелось пить. Выкинув из стаканчика зубные щетки, я налила из-под крана воды и залпом выпила. Тут же закашлялась, и вода фонтаном вылилась назад, оставляя во рту горький привкус.

— И давно это у тебя? — сбоку неожиданно возникла Ангелина в спортивном костюме радостного желтого цвета. Ее длинные черные волосы были аккуратно собраны в хвост, а белая повязка прикрывала лоб и уши.

Захотелось провалиться сквозь землю! Я почувствовала, как щеки заливает краска.

— Что именно? — бормочу, прекрасно понимая, что она имеет в виду, но надеясь, что, возможно, ошибаюсь.

— Недомогание твое, — произнесла она, не отводя глаз.

Впрочем, у меня дейсствительно вид был соответствующий — краше в гроб кладут.

Она смотрела не только на мое лицо, но и оценивала меня всю, словно сканируя каждую деталь. От ее изучающего взгляда меня пробрало до мурашек.

— Видимо, съела что-то не то… — пробормотала я, стараясь скрыть смущение.

Желание сбежать достигло критической точки. Но я не шевельнулась, ожидая, пока справлюсь с эмоциями. Я не позволю им взять верх, потому что ни за что не покажу своей слабости перед ней. Сжала кулаки, стараясь удержать внутренний шторм, и глубоко вздохнула, чтобы вернуть себе контроль.

— Я только что вернулась с пробежки и хотела принять душ, пока Тим не проснулся.

— Проходи, мне больше не надо, — проговорила я и пошла вперед, находясь где-то глубоко в своих мыслях.

— Уходишь?

— Да, — ответила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

— Может, Камиль тебя подвезет? — предложила она, с ноткой заботы в голосе.

— Нет, не стоит, — ответила я, пытаясь улыбнуться.

— Уверена? До остановки прилично идти.

— Ничего, прогуляюсь, — сказала я, стараясь звучать уверенно.

— Как знаешь. Не заблудись. Лес тут большой. Мы однажды с Тимом заблудились, — произнесла она, с легкой улыбкой вспоминая тот день.

Я вытерла вспотевшие ладони о джинсы и тихо подошла к двери. Повисшая тишина напряженно давила на уши, создавая ощущение, что воздух стал плотнее.