– Вот неделя и набирается, – хмыкнул командир.

Группа притихла. Что задание не выполнено, тут и козе понятно.

– Может, сдвиг во времени из-за двух отправок произошёл? – предположил Воднев. – Нас отправили, да «другороссы» свой груз заслали. Во времени мы и ихний груз друг на друга наложились, вот и тогось…

– А может, и диверсия, – глубокомысленно изрёк Павленко.

– Всё может быть, – кивнул командир. – Нам сейчас не о том надо думать. Главная наша задача – оставить Василия Шуйского на престоле. Так? Отсюда до Москвы километров двести будет? Если сейчас выдвинемся, когда в Москве окажемся?

Воднев слегка задумался, прикинул, сопоставил что-то с чем-то и объявил результат:

– Наша телега выдаёт двадцать кэмэ в час, если без груза. С грузом – не больше десяти. Ежели ехать непрерывно, будем часов через двадцать. Ну, накинем какие-нибудь незадачи вроде колдобины, встречи с польским отрядом – то сутки.

– А Василия Шуйского когда свергать станут? – спросил командир. – Я читал, что вроде девятнадцатого, но это не точно. Успеем?

– Девятнадцатого июля его в монахи постригли, а свергли его за два дня раньше, семнадцатого, – уточнил историк. – Завтра Лжедмитрий на Москву пойдёт, захватит Серпухов с Кашиным, сядет в Коломенском. Скорее всего, Москва к нашему приезду уже будет окружена. Придётся с боем прорываться.

– Так, – принялся рассуждать командир. – У нас шесть дней. Кладём два – по максимуму – на дорогу в Москву, а что потом?

– В Кремль нас царская охрана не пустит, – предположил Морошкин. – Кто мы такие, чтобы нас к царю допускать? Ладно, когда Скопина спасать хотели, там нам хоть время на адаптацию давали, а теперь?

– Товарищи офицеры, а зачем нам вообще Василия Шуйского спасать? – спросил Денис. – Нам же такую задачу не ставили. Мы должны были русское войско предупредить. То, что не получилось, это не наша вина. Может – того, домой, в смысле?

– А самое главное – на хрен Шуйского вообще спасать? – поддержал Дениса историк. – Царь он был слабый, а как человек – негодяй порядочный. Представим – ну, спасли мы Шуйского. А дальше? Кроме «Тушинского вора». против него сейчас Рязань ополчилась. Одно дело, если бы мы под Клушино победили. Тут бы и осаду со Смоленска сняли, и авторитет царя укрепили. Глядишь, Смута бы закончилась. А с Василием получим ещё одну гражданскую войну. Оно нам надо?

– И какое предложение? – деловито спросил Дёмин. – Какие наши дальнейшие действия?

– А действия такие. Мы с вами о чём подумали – что нам предложат Смоленск спасать, верно? Вот мы и пойдём спасать.

Но тут их внимание привлёк на удивление робкий вид топчущегося поодаль пожилого стрельца, с которым они недавно вели переговоры. Судя по тому, как быстро он обернулся, много времени на похороны Фимки не понадобилось.

– Чего тебе? – пристально уставился на него Дёмин.

– Общество меня послало, – заговорил тот. – Разговор есть к тебе, воевода.

– Коли так – говори, – проявил милость подполковник. – Слушаю.

– Воевода, тут эта… может, нас в свой отряд ополчите? До Москвы оно далёко, а гуртом завсегда батьку бить сподручнее. Бери нас под свою руку.

Дёмин задумчиво почесал в затылке. Резон в словах стрельца имелся. Та самая ситуация, когда лишний штык точно бы не помешал. Тем более не один, а полтора десятка. Правда, смущало одно, причём самое главное. Не больно-то надёжными оказались эти бойцы.

– Чтобы вы нас в случае какой опасности бросили, как недавно на поле боя? – не без ехидства поинтересовался Дёмин, пристально всматриваясь в стрельца. Уж больно подполковника интересовала реакция того на сказанное. Зацепит аль нет?

Зацепило.

– Крест поцелую: до конца биться станем! Самим аж до слёз обидно! – в сердцах воскликнул собеседник. – Пока ляхам не отомстим – покоя не будет!

– И другие так думают? – прищурил правый глаз подполковник.

– Головой ручаюсь. Не подведём, боярин!

Дёмин поманил к себе Морошкина.

– Войник Андрей, слушай мой наказ: «профильтруй» каждого из новобранцев. Отсев производить жёсткий – мне потенциальные проблемы за спиной не нужны.

Морошкин щёлкнул каблуками, вызывая поступком лёгкую оторопь у стрельца.

– Есть. Разрешите выполнять, воевода?

– Разрешаю.

Взор Дёмина снова упал на стрельца.

– Тебя как зовут?

– Тимофей, сын Иванов.

– Вот что, Тимофей: назначаю тебя покамест старшим среди своих. Если возникнут какие-то вопросы – обращайся ко мне или другим войникам. И своих предупреди: мои приказы и приказы моих людей выполнять беспрекословно.

Подполковник помедлил:

– Да, Тимофей… Вот тебе первый мой приказ: свинью таки выкупить. И насчёт лошадок подсуетись: негоже ни вам, ни моим войникам тягловым скотом работать. Понадобятся деньги – обращайся к войнику Андрею, ты его видел.

То, что у скуповатого Морошкина не так просто выбить и лишнюю копейку, Дёмин уточнять не стал. Его воеводское дело – приказать. Выполняют пусть подчинённые.

С лошадьми была просто беда! Сколько ни бились, ни уговаривали крестьян, продавать коней мужики не желали ни за какие деньги. Морошкин предлагал им по пять, а потом и по шесть ефимков за голову. Да за такие деньги можно купить двух кобыл с приплодом!

Ответ был один: ефимки хуть и дюже им ндравятся, но серебро жрать не станешь, а на дворе июль, скоро жатва. А там уж и осень на носу, надобно поля под озимые пахать. И нонча коней всё одно нигде не купить. И хотя в деревне к «сербам» относились неплохо, но коняшек своих селяне свели в лес и упрятали от греха подальше. А куда свели, так татарин с ляхом не отыщут.

Дёмин не знал, что теперь и делать. Впору на большую дорогу выходить с кистенём, но до дороги ещё добраться нужно. Эксплуатировать «телегу» при увеличивающемся количестве бойцов уже не рационально. Кровь из носу нужно раздобыть хотя бы трёх лошадей! Одна надежда, что подвернётся случай, который уже неоднократно выручал команду. И он, разумеется, не замедлил представиться.

С утра крестьяне заволновались. Вместо того, чтобы идти слушать заутреню, мужики и бабы сбились в кучу, что-то горячо обсуждая. В руках у некоторых было дреколье, а кое-кто держал и топоры.

Павленко, бывший нынче за дежурного по части, доложил:

– В двух верстах от деревни цыгане табором встали. Вон, наши пейзане их собираются идти бить. Подмоги дождутся, и пойдут.

Можно много говорить о толерантности, но цыган в России, скажем так, не особо жаловали. Толстые неопрятные тётки в крикливых нарядах, окружающие вас, вопрошая – как пройти в аптеку, или назойливо просящие денежку! И тут же, за углом – вычурные особняки цыганских «баронов», заработавших себе денег на сомнительных махинациях!

А в прошлом? Для русского крестьянина слово «цыган» – синоним слова «конокрад», а конокрадов всегда били смертным боем, не доводя дело до полиции и суда.

В двадцать первом веке кочующие цыгане – нечто экзотическое, театральное. Дёмин, бывший постарше остальных, видел в глубоком детстве табор – три телеги, где сидели оборванные люди.

Дед, у которого гостил будущий спецназовец, похохатывая сказал, что цыгане воруют маленьких мальчишек, а чтобы никто не догадался, что это русские, заливают им в задний проход дёготь!

Ох, как же он испугался тогда! И, даже с полчаса просидел под кроватью, пока не пришла бабка, отругала деда, а потом долго успокаивала любимого внука.

А он, хотя и побаивался, крадучись прошёл на бережок, где остановились цыгане, засел в кустах и часа два рассматривал непонятный народ, отчего был глубоко разочарован – женщины варили суп на переносной газовой плите, мужчины курили, а множество разномастных ребятишек просто бегали и орали.

Никаких тебе цыганских песен и плясок, которые показывали по телику. Ещё запомнилось, как цыганка всучила деду трехлитровую банку мёда, оказавшуюся сиропом…

– Если есть цыгане, могут быть и кони, – глубокомысленно изрёк Павленко, посмотрев на старшего товарища. – Может, пока наши пейзане ромалов не перебили, сходим да прикупим кобылок?